Разделы
Материалы

Несостоявшийся диалог. Переселенцы с Донбасса — о мирной инициативе Сергея Сивохо

Татьяна Катриченко
Фото: novosti.dn.ua

Сегодня, 12 марта, со скандалом закончилась, так толком и не начавшись, презентация Национальной платформы примирения и единства, которую разрабатывал советник  главы СНБО Сергей Сивохо. Активисты Национального корпуса и ветераны полка "Азов" назвали его предателем, сломали баннер и бросили Сергея Сивохо на землю, после чего часть националистов задержал полицейский спецназ. О том, как видят прекращение войны вынужденные переселенцы с Донбасса, рассказывает Фокус.

Эта история началась еще 15 февраля, когда во время Мюнхенской конференции по безопасности Владимир Зеленский заявил, что готов обсуждать условия мира на Донбассе с жителями ОРДЛО. Но подчеркнул, что речь идет не о боевиках, а исключительно о мирном населении и переселенцах. В свою очередь советник секретаря СНБО и инициатор создания платформы примирения и единства с Донбассом Сергей Сивохо объяснил, как он видит выполнение задач, поставленных главой государства: "Любой мирный процесс начинается с диалога. Мы должны помочь людям по обе стороны линии соприкосновения научиться слушать и слышать. Наша задача — навести мосты". Однако, пока не получается. Почему?

Корреспондент Фокуса поговорил об инициативе Сивохо и Зеленского с занимающимися гуманитарной деятельностью уроженцами Донбасса. Все они выехали из региона после начала войны.

Все должны узнать правду

Алексей Бида, координатор Центра документирования Украинского Хельсинкского союза по правам человека (Луганск), о том, почему важно честно говорить не только о преступлениях боевиков, но и ошибках ВСУ

Украина должна перекрыть границу с РФ и взять ее под контроль. Ни о каком совместном патрулировании силами наших пограничников, представителей ОБСЕ и местных жителей, пусть и не бравших в руки оружия, речи быть не может. На мой взгляд, это полный абсурд. В Украине не внутренний конфликт, а международный. Люди в Луганске не взяли бы в руки оружие без поддержки России. Поэтому, как только влияние РФ купируется, ситуация изменится. Вернуть контроль над государственной границей может только третья сила, например, полицейская миссия ООН.

Разоружив боевиков, придется проводить масштабную амнистию по обе стороны линии разграничения. Но на помилование однозначно не могут рассчитывать люди, совершившие военные преступления — убийства и пытки воен­нопленных или гражданских. Поэтому так важно принять соответствующий закон об имплементации норм международного гуманитарного права. Военные преступления не имеют срока давности. Человек, совершивший их, будет задержан в любой точке мира даже спустя десятки лет.

Под амнистию могут попасть лишь боевики, у которых, как говорят, нет невинной крови на руках. Они публично должны будут покаяться, объяснить, почему взяли в руки оружие, дать свидетельские показания.

Некоторых ждут административные ограничения. Конфликт на Донбассе гибридный, а значит, не только военные воюют за территории, а и гражданские, например журналисты или учителя, сражаются за умы людей. Им можно запретить работать в местных советах.

Но главное — понять, что вообще происходило в Украине с 2013 года, надо создавать так называемую комиссию правды. Ее цель — установить истину: кто стрелял на Майдане, почему в 2013 году люди из Луганской области проходили военную подготовку в Ростове, когда произошло вторжение регулярных войск РФ, какие ошибки ВСУ привели к обстрелам гражданских объектов, а какие были провокациями боевиков. Результаты работы должны быть публичны, а последующие судебные процессы — прозрачны. До тех пор, пока мы не будем знать правды, пока не покажем всю подноготную, пусть и горькую для Украины, ни о каком примирении речи идти не может.

Чего я жду от президента и власти? Четкости в высказываниях. Пока они не могут нарисовать ясную картину будущего. Такое впечатление, что то и дело прощупывается почва — закидываются контроверсионные месседжи, а элиты наблюдают за реакцией общества.

Возможно, потому, что от Украины мало что зависит. Россия и ее армия в разы сильнее нашей. Мы не способны осуществить хорватский сценарий — за несколько дней освободить территории. Но и не согласны на боснийский — создание российского анклава. Стоит признать: Путин вряд ли согласится уйти и потерять регион. Поэтому так важно не запускать в массы информацию о совместном патрулировании, а вести переговоры о вводе миротворческой миссии. Это позволит уравновесить силы сторон. Удастся ли это? Полицейская миссия ООН — дорогостоящая операция. Тем временем заметно, как внешняя политика Украины меняется, санкции по отношению к России ослабевают. На мой взгляд, все идет к тому, что на оккупированной территории Украины будет своя Абхазия или Приднестровье — буферная зона нестабильности и потенциальной опасности. Тогда Украине придется развиваться без этого региона.

Вернуть своих

Дарья Касьянова, национальный директор по развитию программ "СОС Дитячі містечка Украина" (Донецк), о том, почему реинтеграцию Донбасса необходимо начинать с подконтрольных территорий

Когда власти говорят о возвращении Донбасса, сложно понять, что важнее для государства — территории или люди. Как по мне, все-таки люди. Возвращать Донбасс можно начать на подконтрольных Украине территориях. Например, демонстрировать на блокпостах человеческое отношение и равные для всех условия.

А при общении государства с переселенцами не создавать для них дискриминационные условия — хотя бы не унижать при оформлении документов и выплат. Если что-то положено по закону, упростить процедуру, дать возможность, а не чинить препятствия. Часто можно слышать: "Конфликт затягивается — выезжайте". А куда? Никто этих людей тут не ждет: где жить, искать работу, как попасть к врачу? Я знаю много семей с проукраинской позицией, которые в 2014-м выехали, год покочевали с маленькими детьми по всей Украине и вынуждены были вернуться назад.

Отдельный разговор о языке. Нас иногда упрекают, что, дескать, переселенцы не говорят на украинском. Но, например, я в детстве занималась балетом и была освобождена от физкультуры, музыки и украинского. Это не мой выбор и даже не выбор моих родителей. Теперь в Киеве я плачу за уроки, чтобы говорить на украинском. Бесплатные курсы были бы полезны и востребованы не только для переселенцев.

"Украина не способна осуществить хорватский сценарий — за несколько дней освободить территории. Но и не согласна на боснийский — создание российского анклава"

Алексей Бида, правозащитник

Кроме того, государство не обращает внимания, что у людей в результате конф­ликта возникли психологические травмы. Дети с Донбасса едут в летний лагерь, начинается гроза, они падают под кровати — все смеются над ними. Никто не понимает, что дети — жертвы нашей реаль­ности.

И вот за всеми проблемами переселенцев наблюдают люди в Донецке и думают: "Ничего в Украине не меняется, зачем уезжать, если и тут и там — неопределенность". Но в Донецке они у себя дома — когда кошки скребут на душе, могут задернуть шторы и сидеть на своем диване.

С 2014 года наша страна находится в состоянии турбулентности. Но проблема в том, что, когда летишь в самолете, ты знаешь: скоро он приземлится и турбулентность закончится. А тут непонятно: мы летим, плывем, ползем? Нет никаких сигналов, что когда-то будет по-другому. Если сейчас, не дай бог, начнется эскалация на Донбассе и Россия решится расширять территории, не уверена, что у Украины есть план действий.

Отгородиться забором от оккупированных территорий — точно не вариант. Дело в том, что за эти годы мы уже успели построить другую стену — ментальную. Там люди уже привыкли к войне. Они знают, когда прятаться в подвал, а когда безопасно и можно идти на работу. В Донецке за это время выросли дети, которые не знают, как это — жить без войны. И искать путь к примирению придется не только нашему поколению, но и их.

Украина — не первая страна, переживающая вооруженный конфликт. На Балканах справиться с ситуацией помогали международные организации, подготовленные медиаторы. Они показывали, что такое примирение и прощение. И мы тоже самостоятельно вряд ли справимся. К тому же во время войны такие вопросы урегулировать сложно. А сколько вой­на продлится? Десять или двадцать лет? Мы готовы ждать? По-моему, лучше уже сейчас начинать с помощи переселенцам, интегрируя их в общество. Но пока прогресса в этом вопросе нет, а значит, и говорить о возвращении Донбасса рано.

Две руки Господа

Игорь Козловский, ученый-религиовед, участник инициативной группы "Першого грудня" (Донецк), о том, почему справедливость и милосердие всегда должны идти в паре

У президента и народа должно быть четкое представление: мы хотим жить в унитарной, независимой Украине. Поэтому "украинскость" должна присутствовать во всех измерениях. Нельзя экономить на культуре и языке. Мы должны показать Донбассу другую, единую Украину, а не пытаться подстроиться под один конкретный регион, который хочет какого-то особого статуса. Неправильно и даже опасно фокусироваться на обслуживании его потребностей. Аппетиты могут оказаться несоразмерными. Если мы собираемся строить европейское государство на общечеловеческих ценностях, то должны давать не блага, а возможности для развития.

Не буду оригинальным, но первая задача — вернуть границу под контроль Украины, чтобы в своем государстве мы разбирались сами. Если этого не произойдет, все усилия напрасны. О выборах речи не может идти несколько лет. Представьте, кого там выберут! Сначала надо решить вопрос справедливости, то есть амнистии. Говорят, у Господа две руки — справедливость и милосердие, и обе должны работать в паре. Если будет перекос в сторону справедливости, то есть жесткости, система станет тоталитарной. Если в сторону милосердия — аморфной. Важно найти баланс.

Параллельно необходимо ретранслировать посылы на ту сторону. Мы понимаем, что даже на линии разграничения — от Счастья до Мариуполя — много людей, которые поддерживают "донецкие настроения". На самом деле человеку никто не мешает иметь другую точку зрения. Да, во время войны это опасно. Но мы не можем преследовать за мнение, как это делают боевики. Правовое государство предполагает плюрализм. А вот у самого государства должна быть позиция. Война требует определиться, кто враг, а кто друг.

При этом государство даже на словах не может торговать своими территориями. Как только оно что-то отпускает, все рушится. Должна быть четкая государственная позиция: Донбасс — наша территория. И неважно, хотят или нет люди на той стороне закрытия границы с РФ. Это не их граница, а государственная. Если мы будем реагировать на то, что нравится отдельным людям, то не сможем двигаться вперед. Еще до войны мы поручили государству охранять эту границу. В какой-то момент оно не справилось. Военные, которые были на тех территориях, не пошли защищать нас — не локализировали конфликты, не погасили их, хотя могли. Простые граждане протестовали, а государство осталось в стороне.

Кроме того, кого там сейчас слушать? Весной 2014 года мы, проукраински настроенные граждане, тоже просили нас услышать. И что? Этого не произошло. Так почему мы должны слушать маргиналов. Я, когда сидел в донецком подвале два года, встречал их: 80% — наркоманы, люди, получившие возможность пережить свой звездный час, взяв в руки оружие.

Сейчас непонятно, что происходит в стране. Почему мы отводим войска? Почему мы должны оставлять территории Украины, чтобы в серую зону входили сепаратисты? Мы же знаем, что с той стороны никто войска не отводит. Мы видим, что коэффициент полезного действия не нулевой, а отрицательный. Гибнут наши граждане, в чем логика?

Россия хочет повторить абхазский или приднестровский сценарий. У нее других вариантов нет, а эти уже отработаны. Но Путин не ожидал, что ему придется так сложно с Украиной, что она будет сопротивляться и ему никак не удастся ее поглотить. Сейчас Россия ищет способы, как выйти с Донбасса, сохранив там присутствие и не потеряв лица. Часто наши политики толерантно относятся к такой позиции. Но не наша задача сохранять лицо России. Наша задача — национальные интересы. Поэтому мы должны быть прагматичны. Для начала не стесняться называть вещи своими именами: это граница Украины, это страна-агрессор, а это — военный преступник.