Младенцы с прищепками на пуповинах. Как врач Ирина Дагаева спасала людей во время осады Мариуполя

Оказывала помощь раненым, спасала младенцев, доставленных из разбомбленного россиянами роддома, искала лекарства, найти которые в тех условиях казалось невозможным.

Сейчас Ирина Дагаева работает во Львове в центре "Я — Мариуполь", созданном специально для переселенцев из полностью уничтоженного р*шистами города. О пережитых ужасах врач рассказала в интервью "Телеграфу".

"Мой дом был цел, но не было ни воды, ни тепла, ни электричества"

– Не хотела бросать своих пациентов. Ведь знала, что я им нужна, – говорит Ирина Дагаева. – Я люблю свою больницу, в которой проработала 45 лет. Я сама из Донецка, в Мариуполь попала по распределению сразу после окончания мединститута. Вся моя жизнь была в Мариуполе. Когда началась полномасштабная война, я оставалась в городе и, несмотря на постоянные обстрелы, продолжала ходить на работу.

После того, как в многоэтажку, где жила моя дочь, попал снаряд, она с двумя своими четырехлетними дочерями переехала ко мне. Мой дом был цел, но не было ни воды, ни тепла, ни электричества. А когда воронки от снарядов начали появляться у моего дома, стало ясно, что и здесь оставаться с детьми больше нельзя. Мы решили ехать, но я даже не собирала свои вещи – была уверена, что отвезу семью и сразу вернусь.

Приехав в печально известный драмтеатр, увидели огромное количество автомобилей, но коридора не было. Начались обстрелы. Люди побежали в здание. Мы сначала тоже забежали в драмтеатр, но там даже негде было сесть – так много было людей. Постояв пол часа с детьми на руках, рискнули проехать немного дальше, в городскую филармонию. Там людей в тот момент еще было меньше. Мы думали, что просто пересидим обстрел. Но вышло, что остались там на две недели.

"Пока несли по городу лекарства, несколько раз попадали под обстрел"

По словам Ирины, люди прибывали настолько быстро, что вскоре в здании филармонии собралось более тысячи человек.

— Я была там единственным врачом, – рассказывает Дагаева. — Чтобы оказывать помощь людям, мне нужны были медикаменты, которых не было. Филармония — это совсем не то место, где может быть какое-то лекарство. А людей прибывало все больше. Кто с осколком и кровотечением, кто с высокой температурой, кому срочно нужен инсулин... Поэтому мы ходили искать лекарства. Мы – это двое отчаянных мужчин и я. Они брали меня с собой, потому что не знали, какие нужны медикаменты.

Находили необходимое в разбомбленных аптеках. Мы заходили через разбитые витрины и брали все, что видели. Складывали все это в одеяло, которое использовали в качестве мешка. Во время второго такого рейда нам, можно сказать, повезло – мы наткнулись на разбитый медицинский центр, и я смогла взять там шприцы, хирургические инструменты, шовный материал. Это было очень вовремя, потому что раненых приходило все больше. Пока шли по городу с этим одеялом с лекарствами, несколько раз приходилось падать на землю – попадали под обстрел. Но, к счастью, не пострадали.

Еду и воду находили примерно так же, как лекарства – каждый приносил то, что мог. Хлеба со 2 марта мы не видели. Были только пышки – лепешки из муки с водой, жареные на решетке. Но этих пышек было мало, и раздавали мы их только детям. Воды, которую удавалось найти, конечно, тоже не хватало. В день у каждого было 200 миллилитров – это один маленький стакан.

Труднее всего стало, когда стали поступать дети из разбомбленного роддома. Однодневные младенцы с прищепками на пуповинах. И их мамы с послеродовыми кровотечениями, без молока. Это понятно – откуда взяться молоку, если женщина не ест, не пьет, а на роддом сбросили авиабомбу? А сколько может прожить новорожденный без еды? Таких детей у меня было трое.

Молоко я меняла у местного населения. Когда из близлежащих домов приходили люди за каким-то лекарством, говорила: "А что вы мне можете дать вместо этого?" Они спрашивали, что нужно. Я отвечала, что нужно все. Кто принес банку засахаренного меда, кто печенье. А одна бабушка нашла в разбитом доме детскую молочную смесь. Ею из пипетки я кормила младенцев. Обрабатывала им пуповины. Йод мы так и не нашли, поэтому использовали карандаш-зеленку, завалявшийся у дочери в рюкзаке.

"От нервных срывов меня спасала работа"

По словам Ирины, у многих жителей Мариуполя, сидевших в бомбоубежищах и подвалах неделями, случались нервные срывы, были даже попытки суицида. Ее же спасала работа.

— Люди действительно были в разном эмоциональном состоянии, — признается врач. — С кем-то надо было просто поговорить, кому дать таблетку "от стресса". Никакого терапевтического эффекта у этой таблетки не было. Но я убеждала: "Выпейте, и все будет хорошо". И это работало – эффект плацебо никто не отменял. Иногда советовала от стресса коньяк и черный шоколад. Но поскольку не было ни того, ни другого, давала гематоген.

Мне помогала работа. У меня не было времени на то, чтобы бояться или страдать – людей приходило все больше (по городу пошли слухи, что в филармонии есть врач и какая-то еда). Наверное, сказались 40 лет, которые проработала в операционной, – у меня не было отчаяния, я была собрана и знала, что нужно делать.

Ирина с семьей покинула Мариуполь 19 марта. В тот день уехало много людей, которые прятались в филармонии.

– После того, как в дом напротив филармонии попал снаряд, мы поняли, что следующими будем мы, – говорит Ирина. – А мы даже не в подвале – это просто здание, да еще с большими витражными окнами. Поэтому люди просто прыгали в машины и ехали – без всяких гуманитарных коридоров, на свой страх и риск. Я уехала ради своих маленьких внучек.

В настоящее время во Львове постоянно встречаю своих пациентов. Люди приходят на прием, как это было раньше. Я рада, что могу быть полезной. Но постоянно думаю о тех, кто остался… Люди ни в чем не виноваты. Все мы пострадали только потому, что думаем не так, как хотелось бы оккупантам. Многие из нас говорят на понятном им языке, но думают совсем иначе – и этого нам не могут простить. Полагаю, именно поэтому россияне с такой звериной ненавистью уничтожают наше гражданское население.