Если Россия начнет новую войну в Европе: как будут действовать морпехи

В начале XX века, после битвы при Галлиполи, в которой окопавшиеся турецкие войска нанесли значительные потери более мощной армии и флоту союзников, многие мыслители и практики ставили под сомнение будущее амфибийной войны. Вскоре после победы США на Иводзиме тогдашний министр военно-морского флота Джеймс Форрестол провозгласил торжество "морской пехоты на ближайшие 500 лет". Такой поворот в немалой степени был обусловлен реформаторами, которые признали, что для сохранения применимости амфибийных сил в плане тактической и стратегической мобильности необходимо менять базовые концепции их применения, а также тактику, технику и процедуры. В основе этих преобразований лежали усилия по определению роли амфибийных сил как способности, способствующей развитию флота, а не просто дополнения к остальным силам.

Фокус перевел статью Сидхарта Каушала о будущем оперативном пространстве Европы.

Сейчас амфибийные силы Европы находятся на аналогичном переломном этапе, когда им предстоит определить свою роль в будущей оперативной обстановке. Перед этими силами, которые традиционно представляли собой механизм быстрого реагирования как на морских флангах Европы, так и на подступах к ней, встанут две задачи.

• На море вызов, связанный с закрытием/отрицанием доступа, будет подвергать риску судоходство, поддерживающее амфибийные силы.
• На суше способность таких формирований, как британская 3-я бригада "Коммандос" и голландский "Корпус Мариньеров", концентрироваться для достижения тактического эффекта будет оспариваться вооруженными силами противника, организованными для нанесения большого вала огневых ударов с помощью беспилотных летательных аппаратов.

Как легкие силы, не имеющие собственных систем ПВО ближнего радиуса действия (помимо ПЗРК), европейские морские пехотинцы столкнутся с серьезными проблемами в этом контексте.

Однако это не должно служить основанием для отказа от тактических и оперативных возможностей, которые амфибийные силы предоставляют объединенным силам. Во многих отношениях вклад сил, способных использовать всю литораль в качестве пространства для маневра, будет иметь все большее значение, лишая противников типа России возможности действовать предпочтительным для них образом на узких линейных фронтах на таких театрах, как Балтика и северный фланг НАТО.

Чтобы обеспечить постоянную тактическую и оперативную полезность, такие силы, как Королевская морская пехота, должны решить основные проблемы. Чтобы выжить, им, помимо прочего, придется стать все более рассредоточенными. Однако рассредоточение влечет за собой проблемы, связанные как с поддержанием сил, так и с достижением значимых результатов на поле боя. Конечно, эта динамика характерна не только для амфибийных сил, поскольку рассредоточение становится все более важным во всех сферах. Вопрос заключается в том, как рассредоточенные и легкие по своей сути силы могут оставаться эффективными.

В своем недавнем отчете я и мой соавтор утверждаем, что европейские морские силы (включая Королевскую морскую пехоту) могут принести значительную пользу, привнеся свои концепции операций в традиционные морские функции нанесения ударов и обеспечения контроля над морем. Мы исходим из того, что существует основа для более тесного взаимодействия между морскими формированиями и флотами (в частности, между флотами, традиционно оптимизированными для защиты от морских судов в прибрежных пространствах), а также между развивающимися концепциями операций в рамках морских формирований по обе стороны Атлантики. Признание этого факта может помочь решить "дилемму рассредоточения" и, более того, позволит морским пехотинцам справиться с проблемой растущего разделения между флотами, действующими в зоне досягаемости, и объединенными силами.

Как флоты, ориентированные на литораль, так и развивающиеся амфибийные силы, такие как Корпус морской пехоты США, способны обеспечить ударные возможности — это одинаково актуально как для дезорганизации в глубине литорали, так и для таких задач, как отказ доступа в Индо-Тихоокеанском регионе. Однако операции, ориентированные на нанесение ударов, должны быть обеспечены наблюдением и разведкой внутри страны, а также влияние на поведение противника таким образом, чтобы максимально увеличить его уязвимость. Именно здесь европейские морские силы, перепроектированные для работы в качестве распределенного рейдерского потенциала, представляют наибольшую ценность. Таким образом, существует взаимодополняемость между легкими европейскими морскими силами, которые по необходимости должны действовать распределенно, и ударными силами, способными вести огонь с прибрежной полосы. Эти силы превратятся в передовой край единого архипелажного потенциала, охватывающего огневые средства, распределенные по литорали, и небольшие прибрежные боевые единицы. Европейские морские пехотинцы, организованные таким образом, станут критически важным инструментом для любых усилий по нанесению ударов вглубь суши с литорали.

Изменения: движущие силы и возможности

Во время холодной войны европейские морские силы, такие как Королевская морская пехота и Корпус Мариньеров, должны были обеспечить возможность быстрого реагирования на северном фланге Европы. Сформированные и оснащенные как легкая пехота, эти силы должны были представлять собой авангардный элемент амфибийных сил, в состав которых входила бы морская пехота США. Эти силы были бы усилены норвежской армией, поскольку государство проводило бы мобилизацию по призывной системе.

Сегодня важные составляющие этого подхода трудно воспроизвести.

Во-первых, хотя серьезная и опасная проблема отрицания доступа в море существовала и в 1980-х годах, эта угроза лишь эволюционировала. Вычислительная мощность, позволяющая объединять данные от нескольких типов датчиков и из разных источников, развивалась параллельно с появлением сверхзвуковых и гиперзвуковых противокорабельных крылатых ракет, таких как П-800 и "Циркон". Распространение различных типов датчиков, а также средств их обнаружения сделает укрытие на поверхности все более трудным, в то время как более быстрые ракеты уменьшат объем залпа, необходимого для прорыва заслона ПВО. Конечно, в ходе конфликта в Украине России с трудом удавалось поражать динамические цели, но следует полагать, что в этом отношении она будет совершенствоваться. Аналогичным образом, сочетание более мощных переносных зенитно-ракетных комплексов и систем ПВО с большей дальностью стрельбы во многих случаях будет препятствовать применению вертолетов.

Все это проявилось в первые дни конфликта в Украине, когда разведывательные подразделения 810-й морской пехотной бригады Черноморского флота России столкнулись с жестким сопротивлением под Одессой при попытке высадки как по морю, так и по воздуху. Это не означает, что высадка десанта невозможна, но она будет происходить во все более сложных условиях.

Во-вторых, оборонять позиции на берегу будет все сложнее. Это не совсем новая проблема, и в прошлом амфибийные силы уже сталкивались с ней. Такие примеры, как Фолклендская война, показывают, насколько уязвимы для воздушного нападения силы, постепенно наращивающие боевую мощь на берегу.

Однако воздушная и ракетная угроза будет становиться все более сложной по ряду причин.

• Во-первых, повышение точности означает, что баллистические ракеты малой дальности, могут эффективно использоваться в качестве тактических инструментов.
• Во-вторых, вооруженные и разведывательные беспилотники, такие как российский "Охотник" и китайский GJ-11, могут предоставить противнику относительно простое средство для создания воздушной мощи с очень низкой заметностью.
• В-третьих, противники могут генерировать большие объемы менее точных ударов, оснащая тупые бомбы планерными комплектами, как это сделали русские с FAB-500.
• Наконец, вспомогательные средства будут заняты такими задачами, как самозащита, оборона авианосных групп и, в случае с самолетами, подавление ПВО — все это означает, что на внешнее оборонительное противовоздушное прикрытие не всегда можно положиться.

Возможности

Есть ряд причин полагать, что способность использовать маневренность амфибийных сил на литорали может быть сохранена и использована с большим успехом. На вероятных фронтах, где российские силы могут продвигаться в Европу, Россия получит преимущество, действуя на узких постранствах, где огневая мощь, средства радиоэлектронной борьбы и системы ПВО могут быть сконцентрированы для достижения разрушительного эффекта. Например, в Эстонии силы НАТО могут столкнуться с российскими войсками на фронте протяженностью около 50 километров.

Если Россия достигнет целей, которые она поставила перед собой под эгидой запланированной министром обороны Сергеем Шойгу структуры сил, то она будет располагать 1,5-миллионными силами, включающими 10 новых дивизий в двух новых военных округах. Такие силы почти наверняка будут иметь разное качество, подобно нынешней трехуровневой структуре российских сил в Украине (с разделением на расходные подразделения, линейную пехоту и высококачественную штурмовую пехоту). Тем не менее, описанные силы будут генерировать значительную боевую массу. Российские силы, сформированные таким образом, могли бы, например, сдерживать силы НАТО на нескольких участках границы альянса с Россией, концентрируя при этом свои более качественные подразделения.

Как показала кампания на Донбассе в июле 2022 года, когда российские силы способны концентрироваться подобным образом, они могут вести огонь в таких масштабах и с таким уровнем реагирования, что нанесут значительный урон обороняющимся. Узкие фронты позволяют российским силам насытить свою линию наступления беспилотниками типа "Орлан-10", которые позволяют российским силам вести огонь уже через три минуты после начала наблюдения. Хотя средства точного удара наземного и воздушного базирования могут нарушить линии связи и снабжения, от которых зависят российские силы, последние адаптировались к системам типа HIMARS и, более того, смогут сосредоточить значительную часть своих средств наблюдения и нанесения ударов для обнаружения и уничтожения систем наземного базирования на перегруженном театре военных действий. Как показало использование Россией ракет "Искандер" для уничтожения отдельных украинских зенитно-ракетных комплексов, если российские силы считают, что какой-либо потенциал достаточно важен, они могут направить непропорционально дорогостоящие ресурсы на его поражение. В Украине размер линии фронта осложнил российские усилия по реагированию на западные ударные средства, но это станет более простой задачей на многих фронтах, где могут встретиться российские и натовские силы.

Однако геометрия поля боя может значительно расшириться, если рассматривать прибрежную зону как пространство, с которого можно наносить удары вглубь страны. Например, Эстония имеет 222 острова, а Норвегия, по некоторым оценкам, более 200 тысяч. Ударные платформы, такие как HIMARS и экспедиционный корабль морской пехоты ВМС с системой перехвата, которые, вероятно, займут значительное место в будущей организации сил морской пехоты США, станут значительно более живучими, если смогут действовать как на континенте, так и в море. Хотя полезность таких концепций, как экспедиционные операции на передовых базах, в основном обсуждалась в контексте Индо-Тихоокеанского региона, эти же концепции могут позволить союзным силам более эффективно вести сражение на углубленном европейском театре, действуя с более широкого спектра позиций. Это не только усложнит задачу наблюдения для российских сил за счет увеличения в несколько раз площади, которую необходимо обследовать, но и потребует специализации платформ и усложнит использование некоторых средств разведки и наблюдения, поскольку беспилотники, созданные для работы на суше, менее устойчивы и живучи в морском пространстве из-за климатических условий.

Есть и вторая возможность в европейской литорали, связанная с существующими надводными флотами новых членов НАТО на таких театрах, как Балтика. Исторически сложилось так, что Финляндия и Швеция строили свои военно-морские силы для противостояния превосходящим российским военно-морским силам в Балтийском море. Хотя сохраняющуюся угрозу со стороны российского флота на Балтике не стоит преуменьшать, тем не менее, скорее всего, эти силы будут сильно превосходить силы НАТО, а это означает, что первоначальная функция отказа в доступе к морю, лежавшая в основе этих флотов, больше не актуальна. Однако небольшие ракетные платформы, такие как быстроходные ударные корабли класса Hamina и корветы класса Visby, оптимизированные для действий на мелководье и оснащенные ракетами двойного назначения типа шведских RGB-III, могут с тем же успехом составить основу передового позиционного элемента морского компонента НАТО, где их функция будет заключаться в нанесении ударов вглубь Балтийского моря. Спрос на такие корабли со стороны расширенных сил будет куда меньше, чем на фрегаты и эсминцы, которые также потребуются для выполнения функций в "голубых водах", таких как противолодочная борьба и защита оперативной группы, и они будут представлять собой меньшие и менее привлекательные цели для российских береговых систем, чем более крупные и дорогостоящие платформы союзников. Таким образом, военно-морские силы новых союзников могут сохранить свою роль в узких морях, что значительно усложнит российское планирование на морских флангах вторжения.

На оперативном уровне возможность размещения ударных платформ, подобных тем, что предусмотрены в "Force Design 2030" Корпуса морской пехоты США, в таких районах, как северная Норвегия, во время кризиса также поставит дилеммы перед российским планированием на уровне театра военных действий. Такие системы будут представлять значительную угрозу для Североморска и других объектов, и их обязательно нужно будет задействовать. Однако выделение ресурсов для борьбы с ними, скорее всего, лишит другие российские фронты критически важных штурмовых подразделений (в первую очередь ВДВ и 200-й арктической бригады), поскольку способность проводить операции в холодную погоду имеется не у всех сил. Более того, таким силам придется наступать на узких фронтах и в труднопроходимой местности, где, не сумев подавить союзные силы за счет плотности огня и насыщенности наблюдения, они окажутся очень уязвимыми, как это произошло с российской армией во время первоначального штурма Киева. Таким образом, позиционирование ударных платформ может обеспечить оперативную дезорганизацию и — если противник не сможет легко их отследить — усилить сдерживание. В качестве примера того, как неспособность отслеживать союзные активы способствовала сдерживанию в прошлом, можно привести учения НАТО Ocean Venture, в ходе которых морские платформы союзников бесшумно оказались на Крайнем Севере, что очень обескуражило советских планировщиков.

Европейские морские силы

До сих пор в этой статье обсуждались европейские военно-морские силы, а также системы, которые могут быть приняты на вооружение Корпуса морской пехоты США. Реорганизованные европейские морские силы привнесут значительную ценность в описанную структуру.

Проблема европейских морских сил заключается в том, что они больше не могут функционировать как обычные легкие пехотные бригады. Тем не менее, они могут предложить партнерским силам, обладающим ударным потенциалом, способность как выявлять цели в глубине страны, так и дезориентировать и связывать силы противника таким образом, чтобы обеспечить эффективное использование компонентов, ориентированных на нанесение ударов.

С этой целью Королевская морская пехота планирует реорганизовать традиционную роту "коммандос" в ударные группы по 12 человек. Такие группы, действуя на всю глубину фронта противника, могут стать значительным множителем силы для партнерских сил, ориентированных на нанесение ударов.

Возможность действовать на глубине обеспечивается тем фактом, что морское пространство для маневра фактически параллельно вероятной линии наступления противника. При наличии надводных маневренных платформ с достаточным радиусом действия и низкой наблюдаемостью это может позволить вводить ударные группы на глубину, недостижимую для других формирований. Это предполагает изменение философии проектирования, в соответствии с которой основным маневренным потенциалом сил должны стать надводные маневренные корабли, а не амфибийные суда. Последние потребуют таких характеристик, как низкая наблюдаемость, что неизбежно приведет к снижению грузоподъемности. Кроме того, такие платформы могут быть оснащены собственным ударным потенциалом. Например, иранский Корпус стражей исламской революции оснастил ракетами скоростные катера Bladerunner британского производства.

Хотя наблюдение в прибрежной зоне представляет собой серьезную проблему, сенсорные сети противника по своей сути зависят от радаров, учитывая узкие поля обзора других способов обнаружения, таких как электрооптические датчики. Попытки обойти радар как за счет низкой наблюдаемости, так и за счет использования ложных целей и контрмер для усиления эффекта климатических условий вроде суперрефракции (которая создает ложные срабатывания), могут сделать всю морскую сеть менее эффективной. Достаточно универсальные корабли могут быть также оснащены средствами ПВО малой дальности вроде той, что Китай установил на 42-метровом катамаране Type 022. Примечательно, что военно-морской флот и морская пехота Швеции, похоже, уже делают этот шаг, планируя построить надводные маневренные корабли, оснащенные минометами NEMO. Стреляя с литорали, такие минометы в принципе можно использовать против целей на глубине (по крайней мере, вблизи прибрежных районов), поскольку они могут обойти линию фронта армии противника.

Издержки перехода к маневрированию на поверхности будут заключаться в увеличении размеров и общей грузоподъемности, если учесть такие требования, как низкая наблюдаемость, что заставит морские силы полагаться на легкие машины вроде Polaris MRZR. С одной стороны, можно утверждать, что это создает разрыв между морскими пехотинцами и сухопутными формированиями, поскольку оборудование последних не так легко переместить. С другой стороны, это также создает взаимодополняемость в других областях. Например, оснащенные таким образом силы морской пехоты могут легко взаимодействовать с подразделениями вроде ударной бригады глубокой разведки британской армии в рамках усилий всех сил, направленных на победу. Силам не обязательно быть совместимыми для взаимодополняемости.

Есть некоторые свидетельства того, что распределенные легкие рейдовые подразделения, действующие в глубине территории, могут стать значительным множителем сил. Российская доктрина предполагает соотношение 12 пехотинцев к 1 при действиях против сил специального назначения в тыловых районах, что означает, что такие силы могут связать непропорционально большие силы. Еще одним примером является способность украинской пехоты, оснащенной легкими противотанковыми орудиями нового поколения, связывать российскую бронетехнику, чтобы уничтожить ее артиллерией. В рамках учений Green Dagger отряд в составе 40 "коммандос" и мариньеров действовал на переднем крае 7-го полка морской пехоты против противостоящих сил корпуса морской пехоты США. 40 "коммандос" разделили на ударные группы по 12 человек, которые действовали перед легким оборонительным экраном. Наличие распределенных ударных групп морской пехоты создавало значительные проблемы для противостоящего американского командира, который не мог распределить свои силы, не повышая риск рейда, но подвергался обстрелу, если решал сосредоточиться для лучшей защите от рейда и преодоления довольно легкого оборонительного заслона Королевской морской пехоты. По сути, существует неотъемлемая взаимодополняемость между распределенными легкими силами и ударными силами, в том числе в прибрежных районах.

Первые могут действовать на той глубине и теми способами, которые помогают вторым, а огневая мощь ударных сил на море в прибрежной зоне позволяет распределенным авангардным элементам генерировать эффект без сосредоточения. Устранение необходимости сосредоточения, в свою очередь, снижает потребность в наращивании сил и средств, способных поддержать бригаду с обычной структурой, которые, как уже говорилось, по своей сути уязвимы. Кроме того, распределенные малые группы имеют и другие преимущества. Они могут развертывать платформы разведки, наблюдения и рекогносцировки с надежными датчиками на коротких дистанциях, что очень важно, поскольку крупные системы с большим радиусом действия по своей природе уязвимы. Кроме того, небольшие подразделения могут воспользоваться такими решениями, как многоспектральная маскировка, которые жизнеспособны даже в текущей оперативной обстановке, но не масштабируются из-за соответствующих затрат.

Выводы

Во многих отношениях все должно меняться, чтобы оставаться неизменным. Полезность маневра на литорали и из нее остается важной частью решения проблемы российской боевой мощи в Европе, как это было во времена холодной войны. Однако методы, с помощью которых достигаются эффекты оперативной дезорганизации и тактического срыва, должны измениться.

Способность наносить дальние удары как с морских островов, так и с морских платформ может помочь решить проблему создания концентрированных эффектов с помощью распределенных сил. Это имеет отношение как к применению концепций операций морской пехоты США на европейском театре, так и к тому, как ориентированные на литораль европейские прибрежные флоты могут быть использованы в контексте НАТО.

Европейским морским силам в значительной степени придется определять свое будущее в зависимости от этих тенденций. У них есть значительные возможности повысить ценность ударно-ориентированных концепций операций для литорального маневра, и ранние эксперименты Королевской морской пехоты, похоже, подтверждают это. Однако это потребует изменений в структуре и оснащении таких сил, как Королевская морская пехота (некоторые из них уже происходят), а также в концепции их применения. Потребуются и усилия союзников по согласованию концепций операций как союзных морских сил, так и ВМС, ориентированных на литораль.

Жизнеспособная концепция литорального маневра может помочь уменьшить вероятность растущего пространственного разрыва между флотами, действующими на расстоянии досягаемости стратегических средств вроде крылатых ракет, и другими элементами объединенных сил и обеспечить, чтобы морская пехота и морские силы в целом могли внести свой вклад в многодоменные сражения в глубине территории.

Об авторе

Сидхарт Каушал — научный сотрудник по вопросам морской мощи в Королевском институте объединенных ведомств, где он занимается исследованиями эволюции характера морских операций. Сидхарт имеет степень доктора в области международных отношений Лондонской школы экономики.