Американский ученый-славист Дениэл Ранкур-Лаферьер рассказал Фокусу, как променял сибирских птиц на российских поэтов и почему по произведениям Гоголя нельзя составить портрет украинской нации
Книгам 73-летнего американского ученого повезло – они успели выйти в русском переводе до того, как Россия начала распрямлять духовные скрепы. Хотя, строго говоря, трудам Дениэла Ранкур-Лаферьера – самое место в санкционных списках рядом с деликатесными сырами, ветчинами и прочими вредоносными продуктами распада Запада. Шутка ли, одна из книг американца называется "Рабская душа России: Проблемы нравственного мазохизма и культ страдания". В ней ученый замахивается на святое, утверждая, что тысячелетняя история России и "русская идея" – не более чем миф. И что главные национальные свойства русских – мазохизм, нарциссизм и параноидальность.
Путь к исследованию глубин загадочной русской души Ранкур-Лаферьер начал с занятий птицами – после получения высшего образования (1965) он учился в аспирантуре биологического факультета Гарвардского университета. Затем неожиданно сменил сферу научного интереса – от пернатых перешел к литературным классикам, чьи тексты препарировал, вооружившись психоанализом и структурализмом (диссертацию он писал под руководством знаменитого американского лингвиста и литературоведа Романа Якобсона). А там докатился и до "отца народов" – одна из монографий американца называется "Дух Сталина. Психоаналитическое исследование".
Кто он
американский литературовед, доктор философии, специалист по изучению российской культуры методами психоанализа, писатель. Профессор Калифорнийского университета в Дейвисе. С 2004 года изучает историю христианства
Почему он
скоро увидит свет его новая книга Never Enough of Mary ("Марии никогда не достаточно")
Общение Фокуса с американским славистом оказалось затейливым – он отказался разговаривать по телефону или скайпу, предложив переписку по электронной почте, по одному вопросу-ответу в день.
Как получилось, что начинающий биолог внезапно стал психобиографом?
– Подростком я обожал наблюдать за птицами. В университете моим основным предметом была биология. Именно ради нее, а точнее, ради того, чтобы иметь возможность читать научную литературу по орнитологии, экологии и поведению животных, я начал изучать немецкий и русский.
Фантазировал, что стану экспертом по птицам Сибири. Благодаря курсам русского языка заинтересовался русской литературой, в особенности поэзией, завязал с биологией и со временем, в 1972-м, получил степень доктора философии в Университете Браун.
Однажды я попал на литературный вечер Евгения Евтушенко и был впечатлен его "Бабьим Яром". Это привлекло мое внимание к леденящему кровь феномену под названием Холокост. В августе 1970-го я приезжал в советский Киев и посетил Бабий Яр. Так и переплелись для меня Россия, русская литература и антисемитизм.
"А еще – Сталин", – мысленно добавляю я за него, вспоминая книгу-исследование о психике советского вождя, во время работы над которой автор не раз ловил себя на том, что идентифицирует себя со своим героем.
"Я наблюдал многочисленные признаки отождествления себя со Сталиным, – замечает Дениэл Ранкур-Лаферьер. – Например, работая над этой книгой, я занимался организацией научной конференции в своем университете. Однажды, составляя планы заседаний конференции, я немного пофантазировал: "Я не стану руководить церемониями заседаний конференции. Вместо этого я назначу кого-нибудь другого заниматься этим, а сам буду управлять действием из-за кулис, как это сделал бы Сталин. Во время выступления докладчиков я поднимусь с места и стану прохаживаться по сцене, заставляя нервничать докладчика и публику, и время от времени буду вставлять резкие замечания, как обычно делал Сталин на политических заседаниях... А однажды летом, когда день и ночь напролет занимался исследованием личности Сталина, я записал в дневнике следующее: "…Я с ужасом думал о том, что мне придется пойти на вечер к Б[…]. В моем воображении возникла картина того, как я протягиваю руку, чтобы поздороваться с кем-то, и говорю: "Привет, я — Джо Сталин". В этот момент я не осознавал, что это была игра воображения, и минутой спустя пришел в ужас, когда понял, куда завела меня фантазия".
Читая эти строки, невольно задумаешься: много ли людей отожествляют себя со Сталиным, не находясь при этом в специальном лечебном заведении? Далекий от психолингвистики человек после подобных заявлений наверняка принял бы заслуженного профессора за душевнобольного. Тем не менее за словами Ранкур-Лаферьера стоит тщательный анализ языка, мышления и сознания исторического персонажа.
Изучая личность Сталина, вы писали, что отождествляли себя с ним. В последние годы вы были заняты изучением христианства как учения и личности Иисуса. Какие ощущения?
– Всякий раз, когда я занимаюсь исследованием исторической личности, будь то Гоголь, Сталин, Толстой, Иисус или Дева Мария, я склонен к отожествлению себя с этой личностью. Как можно по-настоящему понять Иисуса, не поставив себя на его место? Это обязанность психобиографа.
Переживал ли, к примеру, Иисус из-за своей безотцовщины? В Новом Завете нет упоминаний о его земном отце, никаких описаний отношений между ним и Иисусом (чего не скажешь об отношениях с земной матерью Марией). Иисус говорил только о своем небесном отце. Он даже призывал своих последователей: "Отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах".
В этих словах Иисуса я увидел компенсаторную реакцию. Если предположить, что у него, как и у всех нас, все же был реальный, земной отец, чувствую, что с этим настоящим отцом были какие-то проблемы. Отсутствие настоящего отца – детская психологическая травма Иисуса.
Я и сам мог попасть в такую ситуацию. В детстве у меня были очень плохие отношения с отцом, в юности я ударился в религию.
Террористические акты ИГИЛ, война в Сирии, миграционный кризис в Европе, российская оккупация Крымского полуострова – реалии сегодняшнего дня. Как бы на фоне всего этого чувствовал и вел себя Иисус?
– Настоящий Иисус, историческая личность, транспортируй его кто-то в двадцать первый век, был бы шокирован жестокостью нашего времени.
Чего стоит только ИГИЛ, который, превращая в шоу усекновения голов заложников, готов перейти на новый уровень – от совершения убийств "вручную" к использованию автоматического оружия, бомб и тому подобного.
"В 1990-х в воздухе витала идея о том, что россияне смогут обойтись без потребления чрезмерного количества водки, без прославления Ивана Дурака и без страха как-то выделяться в коллективе"
Так к чему сегодня призывал бы Иисус?
– Он был моральным мазохистом, который спровоцировал оккупантскую римскую власть распять его. Это я показал в своей книге "Знак креста: От Голгофы до Геноцида". Если бы Украина следовала проповедям Иисуса, ей пришлось бы смириться с российской оккупацией Крыма.
Я сейчас не призываю "взять крест свой" и последовать за Иисусом. Просто указываю на реальность морального мазохизма Иисуса.
В книге "Рабская душа России. Моральный мазохизм и культ страдания" вы писали, что русская литература, культура, фольклор и история полны боли и драмы, что они наслаждаются страданием. Изменилось ли что-то в последнее время?
– У россиян, как писал поэт-символист Вячеслав Иванов, выражение "уподобление Христу" просто начертано на лбу.
Однако мне кажется, что другие народы и нации, как в составе, так и за пределами России, в разное время тоже вели себя так же. Вспомните хотя бы о нацистской Германии. Эта страна самоуничтожилась под руководством Гитлера, который не раз восхищался Христом, посещал постановки знаменитой "Драмы страстей господних в Обер-Аммергау".
Можно еще вспомнить средневековых воинов, crusaders, которые участвовали в crusade, крестовых походах. Эти английские слова происходят от латинского crux, что означает "крест".
То же наблюдается и в русском языке. "Крестовый поход" относится к кресту Иисуса, а крестоносец – это солдат, который "несет" крест Иисуса точно так же, как Христос нес свой крест на Голгофу.
Для многих крестоносцев агрессия против мусульман, еретиков и евреев была возможностью принять славную мученическую смерть, погибнуть, как Христос. Конечно, начиная с ХI века, крестоносцы представляли, что защищали не нацию или страну, а весь христианский мир.
Многие крестоносцы руководствовались чувством вины, их военная служба была неким покаянием. Погибнуть от рук "врагов Христовых" означало умереть хорошей, правильной, мазохистской смертью.
Дениэл Ранкур-Лаферьер: "Сомневаюсь, что личность Гоголя отображает портрет типичного украинца. Повзрослев, Гоголь покинул Украину и с тех пор предпочитал жить в городских этнических российских окрестностях или на Западе"
Могут ли произойти радикальные перемены в портрете российской нации?
– В девяностых, сразу после распада Советского Союза, "портрет", как вы это назвали, каждой из бывших советских наций мог поменяться.
Поясню на примере России. Во многих отношениях эта страна становилась более открытой. Я стал чаще туда ездить, хотел больше узнать об этих изменениях. Можно было ходить в новые места, знакомиться с людьми, обсуждать политику – открыто, не волнуясь о том, кто может тебя слышать.
И тогда я, который первоначально не верил в то, что россияне способны на реальные психологические изменения, с конца 1990-х и до начала 2000-х стал смотреть на ситуацию более оптимистично. Мне казалось, что российская идентичность оставалась прежней (что было естественно и правильно), а российский национальный характер менялся к лучшему.
Слово "мазохизм" можно было использовать публично. Помню даже, я видел по телевизору выступление Путина, который заявлял, что "мы не должны быть мазохистами". В воздухе витала идея о том, что россияне смогут сохранить свое достоинство, обойдутся без потребления чрезмерного количества водки, без прославления Ивана Дурака и без страха как-то выделяться в коллективе. Свобода открыто обсуждать эти вопросы с коллегами в Москве и Санкт-Петербурге была очень волнующей.
Сегодня эта свобода исчезла. И я снова пессимист. Движущими силами в российском обществе и культуре стали российский национализм, коллективизм и российский имперский нарциссизм.
Основу национального характера России не так легко изменить, как многим из нас казалось тогда, в "лихие" 90-е.
Радикальных перемен, о которых вы спрашиваете, в этом случае, вероятно, никогда и не происходило.
Вы анализировали "украинские" истории Гоголя, изучали его личность. Что можете сказать об украинской душе, украинском национальном портрете? В чем схожесть и несхожесть между украинским и российским национальными портретами?
"Ни один из замечательных текстов Гоголя не имеет ничего общего с понятием "украинская душа"
– Я действительно изучал тексты Гоголя, однако не проводил исследований по украинской душе или национальному украинскому портрету.
Сомневаюсь, что личность Гоголя отображает портрет типичного украинца. Повзрослев, Гоголь покинул Украину и с тех пор предпочитал жить в городских этнических российских окрестностях или на Западе. Был геем, как установил покойный профессор Саймон Карлинский. Писал на русском.
Его умные карикатуры очень интересны с точки зрения психологии. "Вий", к примеру, иллюстрирует фобию Хомы Брута гетеросексуального полового акта, который изображается как садо-мазохистское деяние, включающее кастрацию самца.
В "Сорочинской ярмарке" рассказчик, неярко выраженный гомосексуалист, представляет женщин как желающих отобрать мужской пенис.
У Акакия Акакиевича из петербургской сказки "Шинель" – невротическая фиксация на его феминизированном пальто, он умирает, когда эту вещь у него крадут.
Ни один из этих замечательных текстов не имеет ничего общего с понятием "украинская душа". Это просто творения блистательной творческой личности, которая имела несчастье родиться и жить в гомофобной среде имперской России девятнадцатого века.
Что заставило вас переключиться с лингвистических исследований на изучение истории христианства? Наскучила тема?
– Исследованием христианства я занялся после того, как в 2004 году вышел на пенсию и перестал преподавать славистику в университете.
Лингвистическо-филологическими исследованиями я занимался раньше, в основном в 1970-1980-х. Огромное впечатление на меня произвел анализ поэзии, разработанный Романом Якобсоном. Кроме того, Якобсон, в отличие от большинства славистов, позитивно относился к психоанализу. Он поощрял мои старания комбинировать лингвистический и "фрейдовский" анализ поэзии. Со временем, когда мои научные интересы переместились на русскую прозу (в особенности на Льва Толстого), лингвистический подход стал менее актуальным. Та же ситуация наблюдалась и во время моих исследований "рабской души" России, российского национализма, российских православных икон и христианства.
Тем не менее даже в этих работах я не забыл о языковых и лингвистических структурах. Российская "рабская душа", к примеру, отчасти является элементом огромной сетки ассоциаций, ключевое слово в котором – "судьба". Есть, к примеру, пословица: "Судьба – индейка, жизнь – копейка". Ее смысл невероятно сложно передать на английском языке.
- Читайте также: Россия — не мировое зло, а тень цивилизации, несчастная и опасная, — Вахтанг Кебуладзе
В моей книге "Россия и русские глазами американского психоаналитика" читателю не раз напоминается о том, что существует четыре восточнославянских языка – русский, украинский, белорусский и русинский. И последние три не являются, как утверждают российские невежды-националисты, "диалектами" первого.
В последней своей, еще не опубликованной, книге "Никогда не хватит Марии" я часто пытался объяснить смысл отрывков о Деве Марии на средневековой или литургической латыни с помощью лингвистических средств или моделей в латинском оригинале. Так что ни о каком "наскучила" по отношению к лингвистике речи быть не может.
Ранкур-Лаферьер создает впечатление ученого, который достиг всего, о чем мечтал. И я решаюсь спросить его, человека, который отожествлял себя с Иисусом, Львом Толстым и Девой Марией, если не о смысле, то хотя бы о главных ценностях в этой жизни.
– Для меня в жизни есть две одинаково важные ценности: любовь и работа. Я позаимствовал эти приоритеты у Фрейда, в этом он абсолютно прав. Опираясь на личный опыт, самой счастливой жизнь у меня была именно тогда, когда я имел то и другое.
Фото: из личного архива