Twitter ест своих детей. Чем закончится война Трампа против соцсетей, его породивших

В разгар протестов в США, последовавших за смертью афроамериканца Джорджа Флойда, Twitter пометил две записи Дональда Трампа как недостоверные. Глава Белого дома в ответ обвинил соцсеть во вмешательстве в президентские выборы. Вслед за этим, мотивируя свой шаг соображениями "защиты свободы слова от одной из самых серьезных опасностей, с которыми она столкнулась в истории Америки", он подписал указ о необходимости государственного регулирования соцсетей и новых правилах модерации комментариев. Через неделю администрация Twitter продемонстрировала президенту, кто в доме хозяин, и удалила его видео­ролик, посвященный инциденту в Миннеаполисе. Причина — получение жалобы от правообладателя.

У Трампа возмутились такой цензуре "возвышенного и призывающего к единению послания президента после трагедии с Джорджем Флойдом". А сам он на следующий день поставил новый рекорд, написав или ретвитнув за сутки ровно 200 сообщений. День спустя сеть микроблогов нашла для Трампа новую форму издевательства: его учетную запись рекомендовали при поиске понятия "расист" на платформе. Представитель Twitter объяснил: "Если учетная запись часто упоминается наряду с определенными терминами, она может стать алгоритмически объединенной в качестве рекомендации".

О дивный сетевой мир!

Джошуа Рамо, американский политический аналитик, назвал наше время "эпохой власти глобальных сетей". По его мнению, появление постоянной, широко раскинувшейся сети знаменует собой сдвиг во власти столь же значимый, как тот, что принесли Просвещение и Промышленная революция. Крах существующих институтов — вот что мы можем увидеть, если такой сценарий воплотится в жизнь.

С другой стороны, тот, кто сумеет оседлать такую сеть, может воспользоваться ее силой для собственных политических целей. Последние президентские выборы в США с легкостью предъявили миру такую фигуру. Дональд Трамп, устроивший "крестовый поход" против соцсетей, вряд ли бы стал президентом без их помощи. На заключительном этапе гонки он был представлен на этом поле гораздо заметнее, чем Хиллари Клинтон. У него было на 32% больше подписчиков в Twitter, чем у нее, и на 87% больше сторонников в Facebook. Он также оторвался от конкурентки по фейсбучным лайкам, собрав 12 млн против ее 8 млн. Интерес к нему в соцсети тоже был выше: даже жителям Нью-Йорка Трамп казался втрое интереснее, чем Клинтон. Не говоря уже о Миссисипи, где он по этому показателю разгромил соперницу 12:1.

Вдобавок Трамп вовсю задействовал сети для вброса фейков, играющих ему на руку. Большей частью избирателям скармливалась чернуха о сопернице. В течение трех месяцев до выборов антиклинтовскими новостями пользователи Facebook делились 30 млн раз (тогда как антитрамповскими — всего 8 млн). Иными словами, формулы успеха Трампа могло бы не быть вовсе, если бы не две ее составляющие: соцсети и фейки.

Это, разумеется, не было его изобретением. Петр Померанцев в книге "Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью" вспоминает, как летом 2018-го он приехал в Рим на ежегодное собрание фактчекеров со всего мира. И услышал истории, созданные из тех же компонентов, но более кровавые. К примеру, как "индуистские националисты распространяли через закрытые группы в социальных сетях слухи о мясниках-мусульманах, ложно обвиняя их в убое коров — священных для индуистов животных. Затем фанатики нападали на ни в чем не повинных мясников и забивали их до смерти. В Бирме и Шри-Ланке, где Facebook использовали для подстрекательства к этническим чисткам, ситуация была еще хуже". Кое-что ему рассказали и представители Украины, против которой на тот момент четвертый год велась гибридная война с самым активным использованием Россией подрывного потенциала интернет-платформ.

В том, что соцсети стали механизмом, штампующим фальшивки и ненависть, была своя закономерность. Когда доктор Вальтер Кваттрочокке из Венецианского университета проанализировал за четыре года 44 млн комментариев в различных группах в Facebook, то обнаружил, что чем дольше продолжалось обсуждение, тем категоричнее становились комментарии. Соцсети буквально стимулировали аудиторию к тому, чтобы ей хотелось более гипертрофированного контента или откровенной лжи. "Фейкньюс, — пишет Померанцев, — это результат того, как спроектированы социальные сети".

Их нынешняя реальность, как выяснилось, далека от тех упований, о которых в свое время говорили их отцы-основатели. "Я думал, что как только все смогут свободно высказываться и обмениваться информацией и идеями, мир автоматически станет лучше. И ошибся", — признавался в 2017-м Эван Уильямс, один из учредителей Twitter.

"Площадь" против "башни": кто кого?

Столкновение Twitter — Трамп — это не борьба добра со злом, а противостояние старой, укоренившейся иерархии со структурой, символизирующей иную форму власти. Само по себе оно не ново. Британский историк Ниал Фергюсон, одна из работ которого посвящена сетям и власти от масонов до Facebook, дал этим соперникам обозначения: площадь и башня. Они символичны и для конфликта Трампа с соцсетями. Кремниевая долина даже в архитектуре тяготеет к горизонтали, претендуя на роль своеобразной городской площади глобального масштаба. В то же время в Нью-Йорке на Пятой авеню высится 58-этажная "Башня Трампа", хозяин которой предпочитает считать, что в его вертикальной обители на десять этажей больше, хотя в действительности этажи с 6-го по 13-й там просто не существуют.

Но самое примечательное, что эпохи, в которых "площади" бросали вызов "башням", уже случались в мировой истории. Одну из них Фергюсон связывает с началом книгопечатания. Не будь Гуттенберга, считает он, Лютера вполне могла бы постичь судьба очередного еретика, которого, как Яна Гуса, церковь сожгла бы на костре. Однако его "95 тезисов" в считанные месяцы растиражировали в типографиях Европы. "К тому времени, когда Вормсским эдиктом 1521 года Лютер был официально признан еретиком, — пишет Фергюсон, — его сочинениями уже зачитывались во всех концах Европы, где понимали немецкую речь". Более того, одним из объяснений, почему зарождающийся протестантизм стойко сносил репрессии и в итоге выжил, автор называет "на редкость прочные и гибкие сетевые структуры", созданные противниками Ватикана. Сегодня протестанты — второе по численности (примерно 0,9 млрд человек) направление в христианстве после католицизма (1,3 млрд). Больше всего их в США, где они составляют более половины населения страны. Так что в каком-то смысле можно сказать, что нынешняя супердержава, а отсюда — и нынешнее мироустройство созданы благодаря тому, что пять веков назад главная тогдашняя сеть вступила в схватку с главной башней.

Теперь, когда на смену Гуттенбергу пришел Цукерберг, наступила эпоха новых битв. Из влиятельных аналитиков и футурологов победу старым иерархиям пророчит лишь Френсис Фукуяма — человек, предсказавший "Конец истории", который так и не наступил. Свою точку зрения политолог основывает на тезисе, что сети сами по себе не смогут обеспечить устойчивую институциональную структуру для политического порядка и экономического развития. Вдобавок он утверждает, что "иерархическая организация… возможно, единственная форма, в которую может вылиться общество с низким уровнем доверия".

"Фейкньюс – настоящий вирус". У граждан США, благодаря специфической работе президента с информацией, было немало поводов выходить на митинги с такими лозунгами (фото: Getty Images)

Однако пока что все попытки подчинить себе соцсети в разных странах ощутимого результата не дали. Даже в Китае, который давно обзывают "цифровой диктатурой", все обстоит не так просто. Facebook, Instagram и Twitter в Поднебесной заблокированы. Вместо них существуют "свои" Weibo, WeChat и Baidu Tieba. За их деятельностью зорко следят. Были даже прецеденты, когда против всех троих начинали расследование, заподозрив в нарушении законов об информационной безопасности. Однако сегодня много китайцев проживают за пределами своей страны. А кроме того, даже у себя на родине те, кто хочет обойти "Великий китайский файрвол", не без труда, но все же делают это с помощью анонимайзеров и VPN (виртуально-частных сетей). Китайские цензоры отслеживают эти сервисы и блокируют, однако, как комментировал аналитик по китайским СМИ службы Мониторинга Би-би-си Керри Аллен, вместо них "тут же появляются другие, потому что над этим постоянно работают специальные группы".

Вся эта процедура, конечно, не аналогична "попытке приколотить к стенке желе", как выражался президент Билл Клинтон, критикуя намерение Пекина "контролировать интернет". Что-то все-таки "приколачивается". Но бреши остаются. А кроме того, можно заметить, что китайское руководство отказалось бороться с инакомыслием в стране по принципу "убить все ростки". Его больше интересуют реальные угрозы для своей власти. Гари Кинг, американский политолог, использующий методы количественных измерений, провел несколько исследований китайского интернета, загрузив все сообщения тамошних социальных сетей, прежде чем ответственные чиновники смогут их прочитать и подвергнуть цензуре. И выяснил, что, во-первых, правительство Поднебесной фабрикует 450 млн комментариев в социальных сетях в год под именем простых людей. А во-вторых (и это, пожалуй, главное), что критика государства, его лидеров и их политики публикуется без изменений. Цензуре же подвергаются посты о реальных событиях с потенциалом коллективных действий. Все эти замеры сделаны еще до вспышки COVID-19. Однако ряд публикаций американской и британской прессы, посвященных теме коронавируса в Китае, свидетельствуют, что даже пандемия не изменила устоявшийся подход.

Ряд западных экспертов считает, что Китай прокладывает в цифровом мире тот путь, по которому могут пойти другие страны. Тот же Джошуа Рамо несколько лет назад предлагал новую идею "великой американской стратегии", известной как Hard Gatekeeping (жесткий контроль на входе). В соответствии с ней стране следует разрабатывать и использовать платформы для управления топологией Сети, но при этом тщательно ограничивать доступ к этим платформам. Если присмотреться, то "великая американская стратегия" может показаться двоюродной сестрой методов, культивируемых в Поднебесной. И даже понятно, почему: Рамо, как и китайское руководство, весьма бдительно относится к социальным сетям. В своем бестселлере "Седьмое чувство: сила, удача и выживание в эпоху сетей" он написал: "Основную угрозу американским интересам представляет не Китай, не "Аль-Каида" или Иран. Это эволюция глобальной Сети".

Потерять контакт в Украине

Пока, однако, соцсети остаются для властей разных стран чем-то вроде ускользающей тени. Попытка их блокировать носит скорее ритуальный характер. Когда, к примеру, в середине мая президент Украины Владимир Зеленский своим указом продлил запрет на российские социальные сети "ВКонтакте" и "Одноклассники", сыгравшие свою роль в гибридной войне Москвы, тут же в медиасреде принялись обсуждать эффективность данной меры. Выяснилось, что если в мае 2017-го, когда блокировка соцсетей началась, "ВК" пользовались 76,1% украинцев с доступом в интернет, то в апреле нынешнего года — лишь 20,9%. Если раньше данная сеть занимала в украинском сегменте по полярности третье место после Google и Youtube, то сейчас — 16-е. Это вроде как должно считаться достижениями. Однако вполне возможно, что те люди, которые спокойно перешли из "ВКонтакте" в Facebook, как раз были из числа тех, на кого российская пропаганда не слишком и действовала. А кроме того, исход из "ВК" в Facebook предприняли ведь не только граждане Украины. Групп типа "Русские казаки" или "Русские патриоты" там тоже хватает. Поэтому сама блокировка была и остается жестом символическим. Петр Порошенко три года назад объяснял такой шаг необходимостью "влияния на оппонентов и контрпропаганды" в условиях гибридной войны. Этого не произошло.

Могла ли Украина пойти иным путем? Например, тем, каким пошла Германия, приняв в 2017 году "Акт об улучшении применения законов в социальных сетях", который тут же окрестили "законом о Facebook". В соответствии с ним немецкие власти могут штрафовать на €50 млн крупные социальные сети за то, что те не борются с языком ненависти и фейковыми новостями. Формально — да. Никаких препятствий с юридической точки зрения тут нет. Но даже немецким законодателям сегодня приходится выслушивать упреки о том, что это, как выразился Венцель Михальски, директор Human Rights Watch в Германии, "подрывает свободу слова в собственной стране и создает тревожный прецедент для других государств, которые притесняют свободу художественного творчества, социальную критику, политический активизм или независимую журналистику онлайн". Конечно, это было сказано до того, как в Берлине решили пойти дальше в борьбе с правым экстремизмом и ненавистью. В феврале текущего года Бундестаг принял закон, обязывающий передавать пароли пользователей социальных сетей официальным ведомствам.

После "похорон" 230-й статьи

Конфликт "власть vs соцсети" в последние годы стал глобальным трендом. Чем в дальнейшем обернется это соперничество, во многом будет зависеть от разрешения ситуации в Вашингтоне. В сущности, Трамп решил переписать статью 230 закона о приличиях в области коммуникации, которая освобождает интернет-платформы от ответственности за контент их пользователей, но позволяет его модерировать. Ее приняли в 1996 году, и она, по общему убеждению, сформировала интернет в его нынешнем виде. В некоммерческой организации по защите прав человека в интернете Electronic Frontier Foundation ("Фонд электронных рубежей") утверждают, что 230-я статья — важнейшая правовая норма, обеспечивающая свободу слова в интернете. Джефф Коссефф, профессор права в области кибербезопасности, даже выпустил о ней книгу "26 слов, которые создали интернет".

Теперь эту норму могут изменить. А вместе с ней изменятся и сами социальные сети. Представители Facebook и Twitter уже заявили, что указ Трампа способен нанести ущерб цифровой экономике и интернету. Вместе с Google компании обсуждают возможность подачи иска против президентского документа, использовав для этого Первую поправку к Конституции США о свободе слова. Если этого не случится либо это не поможет, тогда, по мнению экспертов, возможны два варианта развития событий. Первый — отказ от модерации полностью. Результат — снижение качества контента, активизация троллей и экстремистов. Второй — усиление модерации. Тогда под раздачу может попасть и сам Трамп. А соцсети, таким образом, превратятся, вероятно, в менее демократичного, но зато более влиятельного, чем прежде, игрока на политическом поле. И тогда наступит новый акт в драме передела власти между сегодняшними площадями и башнями, где последние окажутся уже в роли догоняющих. Скорее всего, по всему миру. Разве что за исключением Китая.