Разделы
Материалы

Бог и Путин. Как Кремль переписал российскую конституцию

Юрий Божич
Фото: Getty Images

 Кроме обнуления сроков для Путина и его претензии править до могилы, все остальные последствия конституционного референдума в РФ неочевидны 

Плебисцит в России принес результат — почти 80% поддержки президенту. В Кремле его назвали триумфом. Но некоторые аналитики занесли это в число пирровых побед. Уже ближайшее время даст ответ на вопрос, кто прав.

"Скрепы" — народу, господство — правителям

Российский художник Сергей Елкин откликнулся на несуразности конституционного процесса в РФ карикатурой. Перед сидящим за столом Путиным стоит чиновник, зачитывающий вариант текста для внесения в основной закон: "На четвертый день голосования Он создал светила на тверди небесной. На пятый день проголосовали рыбы и птицы. На шестой день проголосовали звери, гады земные и люди…" Ответ Путина: "Хорошо".

Рисованный чиновник напоминает Андрея Клишаса, сопредседателя рабочей группы по разработке поправок в конституцию. Именно он рьяно выступал за изменения преамбулы и доказывал, что "упоминание Бога и традиционных ценностей хуже эту конституцию не сделают", приводя при этом в пример Швейцарию, "в обладании вида на жительство в которой меня постоянно обвиняют".

Путин прописал себе рецепт правления РФ до гробовой доски. Он может оставаться у власти до 2036 года, когда ему самому стукнет 84

Швейцарская конституция действительно начинается словами: "Во имя Всемогущего Бога!". Но у "гельветов" в преамбуле есть и о другом — о том, что "сила народа измеряется благом слабых". В российском варианте, даже в качестве декларации, данный тезис выглядел бы издевательством. Еще в феврале, на "разогреве" конституционного процесса, за три недели до "дня одураченных" (как назвал 10 марта, когда российскому обществу сообщили об "обнулении", политолог Виталий Иванов), один из депутатов Госдумы прокомментировал происходящее так: "Логика правящего класса — это усиление своего господства. А мы — часть этого класса. Было бы странно, что члены комитета и все депутаты блуждали впотьмах и не понимали, что происходит. Я не говорю, что мы изначально понимали весь процесс, но магистральные направления — да".

Такая откровенность, граничащая с цинизмом, многое объясняет в логике поправок. Включая вышеупомянутого бога, о котором поди догадайся, какой именно имеется в виду. Тот, с которым носится патриарх Кирилл? А чеченцам и татарам тоже Его предки передали? Или как иронизирует Виктор Шендерович: "Жалко, мой прадед Мойхель не дожил до такой российской конституции. Вот бы порадовался старый биндюжник".

В тени будущего. Женщина проходит мимо цифрового табло с предварительными результатами конституционного референдума в Информационном центре ЦИК России

Все это лукавство о строгой преемственности не имеет ничего общего с реальностью. "Территориальные завоевания и нежелание с ними расставаться, характер отношений между метрополией и колониями и есть та самая единственная преемственность, о которой тут идет речь", — поставил диагноз этим "скрепам" писатель Дмитрий Глуховский еще до референдума.

Тем не менее Бог и всяческая некролатрия важнее, чем, например, включение в основной закон пункта о запрете на зарубежную недвижимость. Виной всему факт, что радетелей о судьбах Отечества с хорошим "бунгало" в Европе хватает и в Госдуме (26 депутатов и членов их семей), и в Совете Федерации (9 человек). Ну нельзя же так безжалостно обращаться с элитами. Побаиваться, но не трепетать от ужаса — вот какое стойло для этой категории определил Путин.

Собственно, это один из приятных бонусов, запланированных для себя хозяином Кремля в связи с плебисцитом. Татьяна Становая, приглашенный эксперт Московского центра Карнеги, называет референдум попыткой "получить письменное подтверждение, сертификат народного доверия. Путин намерен повесить его перед носом элит, которые и есть истинный источник его тревог". Для того ему и нужны были солидные цифры "всенародной поддержки", гарантирующие его легитимность.

Передернуть колоду

Однако электоральный рейтинг Путина, по словам заместителя директора "Левада-Центра" Дениса Волкова, ныне не превышает трети населения, что в два с лишним раза ниже показателей начала 2018 года. Делать нечего, в ход пошел черный пиар, типа YouTube-ролика о том, что если не поддержать поправки, то в России в 2035-м гей-пары смогут усыновлять детей. Но главное — голосование решили "размазать" на неделю, чтобы играть в наперстки с цифрами было проще. Наблюдателей таким образом (еще тогда, когда проголосовать можно было на багажнике автомобиля или пеньке) нейтрализовали, а мобилизацию бюджетников и работников предприятий, на которых можно было надавить, повысили. Нужные показатели — получили. За — почти 80%, против — чуть больше 21%, при явке 65%. Электоральный аналитик Сергей Шпилькин считает эти цифры липовыми, полученными в результате манипуляций и фальсификации данных. По его подсчетам, реальная явка составила 44%, а доля голосов за поправки — примерно 65%. То есть поддержали Путина порядка 29% всех избирателей РФ. Так что никакой конституцией большинства новый основной закон не стал.

Но того, кто желает править вечно, выкладки социологов не слишком волнуют. Волна пропаганды заглушит их голоса. Как это было сделано в марте, когда 427 юристов, писателей, журналистов и ученых подписали открытое письмо против принятия поправок в конституцию. Они назвали обнуление сроков действующего президента "противоправным, политически и этически неприемлемым", заявив, что над страной "нависла угроза глубокого конституционного кризиса и противоправного антиконституционного переворота, облеченного в псевдолегальную форму". Это ничему не помогло. Конституционный суд признал законность "обнуления", хотя в 1998 году, рассматривая аналогичный вопрос в отношении Ельцина, запретил тогдашнему президенту выдвигаться третий раз подряд. В чем разница? Оказывается, в том, что в основной закон включается "специальная оговорка", отсутствовавшая ранее, которая учитывает "конкретно-исторические факторы, в том числе степень угроз для государства и общества, состояние политической и экономической систем". Если попытаться прочесть между строк, то получится, что при Путине, которого пропагандистские СМИ всегда преподносили как чрезвычайно успешного руководителя, все стало еще более скверным, чем при Ельцине. За что ему нужно разрешить остаться при власти навсегда.

Секта обнулителей

Себе хозяин Кремля на всякий случай "выхлопотал" еще одну конституционную привилегию. Даже после окончания своих полномочий он будет пользоваться неприкосновенностью. Лишить его иммунитета может лишь Совет Федерации, если Госдума обвинит его в госизмене. Но скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем сможет осуществиться нечто подобное. Поскольку даже в случае отставки президент пожизненно остается сенатором, то есть входит в число тех, кто призван, если надо, решать судьбу бывшего главы государства и кто также обладает иммунитетом. Иными словами, если даже предположить, что на Путина обрушатся подобные неприятности, то лишать неприкосновенности его придется дважды. Сперва как экс-президента, а затем как сенатора, по представлению генпрокурора.

Путин, разумеется, не первый, кто выторговывает себе обнуление. В прошлом году в Египте похожий трюк проделал Абдель Фаттах ас-Сиси. Он провел конституционный референдум, по которому предыдущий срок был перечеркнут, а само правление увеличено до шести лет. Так что в 2024-м он, как и Путин, сможет вновь баллотироваться на высший государственный пост.

Среди прочего референдум показал, что значительная часть населения слишком зависит от государ­ства, чтобы выступить против него

Еще раньше были Лукашенко в Беларуси и Фухимори в Перу (1996). "Батька" до сих пор правит. Организатор "эскадронов смерти" в 2000-м из-за протестов в спешке покинул страну, а потом, после экстрадиции, попал за решетку. Попробовали обнулиться Аскар Акаев в Киргизии (1998) и Уго Чавес в Венесуэле (1999). Первый правил до "тюльпанной революции" в 2005-м, когда бежал в Россию. Второй — фактически до смерти, хотя, победив на выборах 2012 года, так и не вступил в свои полномочия по состоянию здоровья.

Были и еще несколько стран, где правители хотели царствовать вечно. Из этой компании Путина чаще всего сравнивают с Назарбаевым в Казахстане. В 2007-м в конституцию страны добавили персональное исключение: как первый президент он мог баллотироваться неограниченное количество раз. Через три года парламент единогласно проголосовал за наделение Назарбаева статусом "елбасы" — лидера нации. Правление его продолжалось до марта 2019-го. Тогда он ушел в отставку, сохранив за собой посты главы Совета безопасности страны и председателя правящей партии.

Подмятый КС и культ войны

Путин прописал себе схожий рецепт правления РФ — до гробовой доски. Он может оставаться у власти до 2036 года, когда ему самому стукнет 84. Будет ли так — зависит от многих факторов. В первую очередь от того, чья победа в России в обозримом будущем окажется более вероятной — телевизора или холодильника. Падающий рейтинг Путина не может быть искуплен простым принятием новой конституции. Хотя масштаб самого события оценили и за рубежом. Влиятельная Financial Times, например, написала: "Грядущие изменения — самое значительное, что случилось в России с момента принятия действующей конституции в 1993 году". Но в такой оценке больше тревоги, чем ожиданий от России каких-либо цивилизационных прорывов. В этом смысле Запад смотрит на путинские поправки без энтузиазма и даже с куда большим напряжением, чем на сталинскую конституцию 1936 года. Европейские интеллектуалы восприняли последнюю во многом позитивно, считая, во-первых, что она открывает путь к союзничеству на международном уровне. А во-вторых — что символизирует окончание революционного периода. Однако, как писала позже Ханна Арендт в своей работе "Истоки тоталитаризма", "публикация конституции оказалась началом Большой Чистки, которая примерно за два года ликвидировала существующее руководство и стерла все следы нормальной жизни и экономического восстановления".

Сейчас надеждам Запада вряд ли суждено разбиться о то, что происходит в России, потому что их попросту нет. Больше всего политиков и аналитиков там беспокоит, что правовое поле в стране еще сильнее сузится. Думать так есть несколько оснований.

Первое — Конституционный суд, чье решение по обнулению и без того лучше всего описывается фразой "чего изволите", потеряет остатки своей независимости. По новой конституции, президент может не только назначать судей, но и инициировать их увольнение (кстати, КС, как и Верховный, и федеральные суды, теперь не имеет возможности избирать себе председателя и его заместителей — они назначаются по представлению президента). Венецианская комиссия раскритиковала такой подход, подчеркнув, что он сделает КС более уязвимым для политического давления.

Второе (и это тоже вызвало головную боль и поток рекомендаций у "венецианки") — вместо закона 2015 года, позволявшего КС признавать решения международных судов неисполнимыми, если они противоречат основному закону РФ, теперь будет действовать положение, закрепленное в самой конституции. Станет ли Россия, член Совета Европы, и государство, ратифицировавшее Конвенцию о правах человека, выполнять решения Европейского суда по правам человека? В Москве обещают пользоваться заявленным правом только в исключительных случаях. До сей поры такое "вето" вводилось лишь дважды: в деле о присуждении компенсации €1,9 млрд акционерам ЮКОСа и тогда, когда речь шла о праве заключенных голосовать на выборах. Но теперь соблазн прикрыться конституцией будет куда более велик, чем прежде.

Кроме того, неясно, насколько жестко в стране станут подавляться свободы под эгидой борьбы с теми, кто будет умалять "значения подвига народа при защите Оте­чества". Как пишет российский публицист Иван Давыдов, Путин хочет "учредить квазирелигиозный культ войны — с ритуалами, с местами силы и с жестокими наказаниями для еретиков", стремясь "войну, которая 75 лет назад кончилась, превратить в универсальную отмычку для взлома настоящего". За такой идеологический форпост хозяин Кремля будет бороться максимально жестко. Потому что он — последний. Вокруг него, с добавлением других "скреп" в качестве специй, Путин и пытается строить то безъязыкое "большинство", которое, как пишет Андрей Колесников, от него же и "узнало, что у него есть ценности, не совпадающие с мировоззрением Запада. Вчера "глубинный народ" сводился к коллективному Уралвагонзаводу, а сегодня он — народ-богоносец, с хоругвью в одной руке и автоматом Калашникова в другой. А перед ним — надежный щит Родины, священный союз армии, ФСБ, РПЦ и гиперзвукового оружия".

Субъектность народа

Вряд ли Путин собирается что-либо менять в милых его сердцу построениях. И чем меньше он захочет это делать, тем больше у него будет потребность в "правильной" социологии. Ее функция — преподносить точку зрения правителя как то, что в массе своей одобряется обществом. И что вообще народ — за него. Как написал на сайте OpenDemocracy Грег Юдин, социолог, философ и профессор Московской школы социальных и экономических наук: "Битва за общественное мнение очень скоро начнется, и общественность постепенно становится важным игроком в ней, а не просто пассивным объектом наблюдения". Хотя пока что субъектность народа остается под большим знаком вопроса. Среди прочего референдум показал, что значительная часть населения слишком зависит от государства, чтобы выступить против него. Принуждать этот социальный сегмент к одобрению — это то, что власть научилась делать, используя все имеющиеся в ее руках средства.

В каком-то смысле голосование за путинскую конституцию было одновременно прощупыванием тех механизмов, которые годятся для того, чтобы применять их впредь. Если можно было на плебисците голосовать "на пеньках" и в течение недели, то почему этот же суррогат не использовать на других выборах? Об "удобстве" новой процедуры говорит глава ЦИК Элла Памфилова. Спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко предлагает ее узаконить. Вполне вероятно, что так и сделают, чтобы вновь сыграть в игру "подавляющее путинское большинство".

Конститу­ционный суд признал законность "обнуления", приняв во внимание "степень угроз для государства и общества, состояние политической и экономи­ческой систем"

Однако эти игры "на повышение", выхолащивающие суть демократии, опасны тем, что баланс в них соблюдается при помощи занижения числа оппонентов. Так, как это было на референдуме, где долю проголосовавших против, как считает Сергей Шпилькин, занизили в результате массовых фальсификаций с примерно 34% до официальных 21%. Это, пишет аналитик, "может иметь тяжелые политические последствия для будущего страны, если это меньшинство будут маргинализировать, предполагая его численность незначительным (как пресловутые 14% — при 86% путинского большинства — времен Болотной)".

Запустит ли Кремль такую стратегию, станет ясно уже этой осенью. 13 сентября в России — единый день голосования. Будут выбирать глав 20 субъектов Федерации и депутатов законодательных органов государственной власти в 11 субъектах РФ. Но тогда же прояснится и тезис о субъектности россиян. Готовы ли они будут хоть как-то противостоять ситуации "выборов без выбора". Или же все пройдет абсолютно в духе минувшего конституционного референдума. Не только в абсолютной зависимости от власти, но и при своем искреннем согласии с ее претензией на вечность. Как ответил один из граждан, проголосовавших за новую конституцию: "В принципе, все поправки понравились, кроме гомофобной. Поддерживаю обнуление, так как, ясное дело, Путин снова станет президентом, а я не поддерживаю демократию". Ну, если так, и если у такого мнения в России достаточно сочувствующих, тогда и пенять особо не на кого. Неистребимый Левиафан Путина — это и есть то, что страна заслужила.

Историк Джордж Коквелл, чьей специализацией была Древняя Греция, однажды не удержался от вопроса: "Не было ли греческое общество, начиная с 337 года до н. э., заморожено? И если да, то в чьих интересах? Суждено ли было македонским приспешникам остаться у власти навеки?" Но он, по крайней мере, имел в виду, что тамошняя гегемония была интервенционистской, привнесенной царем Филиппом II, отцом Александра Македонского. При котором, как писал Аристотель, в Афинах насадили демократию, а в Спарте — олигархию, однако в обоих "государствах установилось такое обыкновение: равенства не желать, но либо стремиться властвовать, либо жить в подчинении, терпеливо перенося его". Россия удивительным образом умудрилась безо всякого внешнего вмешательства сплести в своей новейшей истории оба этих "уложения", даровав своим гражданам то же ментальное смирение. Весьма выгодное тем, кто ими правит.