"Мы – охрененный народ". Зачем Лана Овчинникова рисует картины на стенах бомбоубежища

Лана, которая кроме прочего, активно занимается волонтерством, шедеврами свои работы не называет, но верит, что они способны утешить.

Когда началась война, Лана Овчинникова задалась вопросом, что может сделать для нашей победы? Автомобиль с полным баком, который стоял под домом, отдала волонтерам. Карематы, диван, стулья, посуду – тем, кто во время российских обстрелов прячется в убежище. А еще у Ланы прекрасный голос. Она перепевает известные песни, пытаясь тем самым достучаться до белорусов и россиян. В целом такой подход некогда называли теорией малых дел. Овчинникова соглашается. Именно из них, уверена, и состоит наша жизнь.

– Я всегда что-то делаю руками. Рисую, вяжу. Когда сериал смотрю, тоже занимаюсь рукоделием. Для меня непривычно сидеть и ничего не делать.

В первые дни было очень громко. Когда началась воздушная тревога и мы спустились в убежище, там стены дрожали, канализационные трубы дали течь… Все перепуганы. Не могу сказать, что я смелая: мне было очень страшно. Помню, когда зазвучала сирена, я взяла разноцветные мелки и спустилась в укрытие. Я рисовала, чтобы успокоиться, но сосредоточиться не могла. Над одной из своих картин рисовала небо — в виде купола. Не знаю, что это было. То ли колдовала, то ли молилась. Словом, закрывала небо над Украиной на свой лад, — рассказывает Лана.

…Не могу сказать, что я религиозна. Да, я верю в бога, но интересуюсь разными течениями. Это и христианство, и буддизм. Мне Восток нравится. Прошлым летом я купила книгу древнекитайского философа Лао-цзы, которого считают основателем даосизма. Мне нравится его настрой.

Когда я рисую в убежище, дети, которые там прячутся, тоже берут мелки, пытаются самостоятельно что-то нарисовать: флаг Украины, "Слава Украине!" и так далее. Мальчику – 9 лет, девочке – 10. Они, как котята. В шахматы много играют. Мама у них спокойная, уравновешенная. И дети такие же. Рисунки на стенах, думаю, кого-то утешают, в подвале стало чуток уютнее.

Люди не говорили мне, чтобы я перестала пачкать стены. Может, после войны найдется какой-то идиот, который упрекнет меня в этом, но я надеюсь, что нет. Через мои образы можно понять, что я молюсь. Молюсь о Харькове, который бомбят, молюсь о моем родном Чернигове, где происходили страшные вещи.

Новости не выключаю вообще. Если звучит тревога, то бегу в подвал. А когда прибегаю оттуда, то снова включаю новости – они такие, что остается только молиться…

В убежище вместе со мной есть мамы с маленькими детьми. Помню, как у одного ребенка, совсем маленького, случилась ужасная истерика из-за бомбежек. Его несколько часов не могли успокоить. А у другой женщины ребенок был спокойный, потому что мама постоянно с ними разговаривала. Многие соседи мои выехали. Была одна беременная, потом она родила и уже с младенцем спускалась в убежище.

Думала ли я об эвакуации? У меня заправленная машина стояла возле подъезда. Но моей маме 86 лет, она бы дорогу не перенесла. Да она как бы и не понимает, что война. В подвал спускаться не хочет, я перестала ее убеждать.

Маме не страшно, ведь ее отец погиб во время Второй мировой, сражаясь плечом к плечу с русскими, белорусами. И теперь, когда я ей говорю, что это русские нас бомбят, она не верит: "Русские? Как это?!"

Машину свою я отдала знакомым ребятам, они возят гуманитарку в Чернигов. Я даже не имею возможности с ними поговорить, потому что люди очень заняты. Когда сильно бомбили, я им сказала, что, может, не надо ехать, там опасно. Но они поехали. Вдруг мне звонят с неизвестного номера, спрашивают, мол, знаете такого, это ваша машина? И что, спрашивается, я должна думать? У меня первая мысль была – убили, разбомбили и т. д. Потом я перезвонила парню, которому отдала машину, а он говорит, что все нормально, проходил блокпост.

Моя доля – поддерживать людей. В Богдановке подруга сидела в погребе с семьей, еще и с собаками. Они не могли выехать, аккумулятор сел. Я была их единственной связью с миром – 15 дней под оккупацией. Надо было подбадривать. Потом, когда гуманитарный коридор создали, они выехали. Но толком с ними ни о чем пока не говорила. Живы – живы. Даже не спрашиваю, куда переехали. В Чернигов друзьям собираю лекарства, передаю. Это тот минимум, который могу делать.

Мой муж год назад уехал в Польшу работать программистом, ему 52 года, гипертоник. Когда началась война, он рвался в Украину. Но я сказала, что ты 100 м пробежишь – все, будешь обузой, ведь наши военные тебя не бросят, вместо этого можешь пересылать деньги на нужды армии. Он так и делает, пересылает. Из Чернигова к нему в Польшу эвакуировались его мама, мама зятя, сестра, двое детей. То есть он их всех поддерживает. А зять остался в теробороне на Львовщине. Плюс мой муж коммуналку платит за нашу квартиру здесь, меня обеспечивает. Считаю, что это правильное распределение ресурсов.

Если бы у меня были дети, конечно, я бы пыталась их отсюда вывезти, но своей жизнью могу распоряжаться сама. Я киевлянка, поэтому хочу быть вместе с Киевом. В Польшу если и поеду, то только в гости, а вот дом строить будем здесь, в Бучанском районе хотели.

Я домовитая, у меня панно на стенах лепное. Люблю подкрасить что-то, посадить, очень нравится на земле работать. В последнее время скульптурой по дереву занималась – большущие скульптуры делала. После войны продолжу. Возможно, мне разрешат их поставить где-то – будут глаз радовать. Далее, думаю, придет время, кинут клич сажать деревья. Я буду первой, кто откликнется, очень этого жду. Еще хочу расписать класс в детсаду нехитрыми рисунками. Лучше где-то на левом берегу Киева, так как у меня мама слабенькая, ее надо несколько раз в день кормить.

Я самоучка, у меня нет высшего образования. Носки вяжу, передаю вместе с лекарствами, в Черниговской области во многих населенных пунктах света нет, люди мерзнут.

Я и до войны не забывала благодарить людей. А сейчас такая переоценка случилась! В аптеку заходишь и говоришь: "Спасибо". В "Новусе" тоже говоришь: "Спасибо, что вы все делаете для нас в такое время". Без спасибо нигде невозможно. У меня столько благодарности никогда не было. Те же медиа, которые с утра до ночи работают, спасибо им. Без информации была бы паника, ужас. Пожарным нашим спасибо.

Война – это столько откровений. Что наша армия держит удар. Что над Киевом есть купол [ПВО]. Что народ сплотился, что президент не сбежал, что Рада работает. Оказалось, что Запад может сплотиться. Что Украина едина, как никогда. А пожарные! Откуда у них столько сил. А медики! Я просто не понимаю, как общество до войны могло быть таким недружным. Оказывается, вон какой мы охрененный народ!

Меня волнует, что когда минует опасность, мы снова можем начать ссориться. А так хочется, чтобы остались сплоченными. Хотелось бы, чтобы все это осталось, что бы мы не начали по мелочам грызться. Это, пожалуй, моя основная мысль.

Важно

"Простые" люди: фундамент, элита и золотой резерв Украины