Режиссер Тарас Ткаченко о творческой растерянности, фильме "Буча" и изменениях в зрительских вкусах

С конца февраля украинское кино на паузе, а многочисленные проекты, которые все же снимаются или в стадии разработки, сфокусированы на теме войны и героического сопротивления. Мы попросили поделиться своими соображениями о кинематографе военного времени Тараса Ткаченко — режиссера фильма "Черный ворон", который относят к направлению "патриотического кино".

Как война повлияла на киноотрасль, угрожает ли нам спекуляция на военной тематике, которая должна заинтересовать международную аудиторию, а что нужно украинскому зрителю — читайте в интервью Тараса Ткаченко.

"Мы все в режиме форс мажора"

Оцените состояние украинского кино на 24.02.2022 — в какой момент нас застала война?

Можно сказать, что застала на взлете. За последние годы мы получили мощную волну: росла аудитория, свою заинтересованность стали проявлять инвесторы, формировалась киноиндустрия в широком смысле этого слова. Но главное, даже не коммерческая составляющая: кино начали воспринимать как инструмент построения национальной идентичности. Что украинский герой — это не только казак с чубом на коне, а он разный. Успешные в прокате "Мои мысли тихие" — это тоже об идентичности! Национальный герой может быть неуклюжим, смешным, неуверенным, но при этом искренним и узнаваемым.

Итальянский неореализм в 60-х строил иной, чем привычный портрет итальянца, не все с этим тогда соглашались, но эти фильмы стали классикой кинематографа. А по социальной значимости я бы сравнил украинское кино с польским начала 2000-х, когда у них был колоссальный взлет и попадание в самые актуальные для тогдашнего зрителя темы.

Вот на таком пути мы были, находя свой киноязык и налаживая диалог со зрителем… Ну а с началом войны все стало на паузу.

Финансирование приостановилось, и в связи с этим раздаются мысли: все пропало, мы останемся без собственного кино и — менее пессимистично, что в таких условиях родятся новые формы, которые потребуют меньше денег. Каково ваше мнение?

Вы можете снять сегодня кино, но массовый зритель его вряд ли увидит. Где его показать? Аудитория кинотеатров ограничена по объективным причинам, телеканалы существуют в режиме тревожной кнопки. Мы все в режиме форс мажора. Как монтировать, когда свет выключается? О съемках говорить проблемно сугубо с организационной точки зрения, даже если бы деньги были.

Но переосмысливать производство в сторону удешевления — плохая идея. Удешевление означает понижение качества. Уменьшив затраты, за счет чего выехать — режиссерской гениальности? Вряд ли. Мы знаем нижний финансовый предел качественного кино: за ним просто начинается другой формат. Если у вас в наличии пармезан и спагетти, вы приготовите итальянскую пасту, а если пырятинский сыр и макароны Макфа — будут макароны с сыром. Это разные блюда.

Мы на паузе до какой-то определенности. Кроме того, в советском союзе даже в таких условиях снимались художественные фильмы. Думаю, что мы тоже, через некоторое время опомнимся. В конце концов, прошло немного времени, при том, что война очень стремительная, с точки зрения культурных процессов — год очень малый промежуток. Мы просто не успели прийти в себя психологически, я уже не говорю о кино. Поэтому я бы сейчас не заламывал руки, что "все пропало", а набрался терпения и ждал.

Вы тоже на паузе?

Об отсутствии финансирования я не слишком переживаю и потому, что многие из нас еще растеряны, трудно сосредоточиться: хватаем одну тему, другую, но то, что казалось важным сегодня, завтра уже таковым не является. В таких условиях нишей становится документалистика или даже хроникерство — как возможность разобраться в себе, в других, повысить творческую квалификацию.

Собственный момент творческой растерянности я не пытаюсь форсировать. Мне немного легче, потому что я не сидел без дела с первого дня войны, продолжая вести режиссерский курс в Ukrainian Film School. Сначала мы ежедневно встречались со студентами в зуме, поддерживая друг друга — это очень помогало психологически. Ну а с мая возобновилось обучение оффлайн и стало не до рефлексий о сложном периоде в кинематографе.

Вместе с тем есть люди, которые снимают кино сегодня. Ваше отношение к фильму "Буча" , вокруг которого развернулась эмоциональная дискуссия?

Я не участвовал в дискуссии, но по моим наблюдениям она была несколько хаотична, травматична и лишена предметности. Не знаю, возможно, там хорошее кино, возможно плохое — никто не читал и не обсуждал сценарий, были только эмоции. Поскольку команда снимает на улицах Бучи, на нее уже набросились и начали разбирать на запчасти.

Среди упреков, что еще не времемя делать именно игровой формат на тему трагедии в оккупации, что ранее команда снимала только развлекательное кино, что это может быть спекуляцией на человеческой драме…

Если история хорошая, она всегда актуальна. Та же группа KALUSH сняла клип в Ирпене, и никого это не оскорбило, хотя музыкальный клип — это коммерческая штука.

Я никого не защищаю, потому что не читал сценарий. Вполне возможно, что это и спекуляция. Но мы этих спекуляций столько натерпелись за долгие годы! С тем же всем известным Лозницей (Сергей Лозница — режиссер, которого после полномасштабного вторжения исключили из Украинской Киноакадемии, — ред): носились, государство финансировало, а теперь наконец-то осознали, что он творил спекулятивные вещи и проводил антиукраинские месседжи, в частности, в фильме про Бабий Яр. И мы терпели. А когда кто-то решил снять кино о преступлениях в Буче, такой скандал…

"На международную аудиторию мы должны экспортировать не только историю войны"

Кинопроизводители пытаются удовлетворить интерес мира к Украине, который сейчас беспрецедентен и фокусируется на войне. То же балканское кино надолго застряло в эксплуатации военной темы. Есть ли такая угроза "балканизации" для нас?

Она очевидна. Подождите, вот начнутся государственные питчинги — будет обвал заявок фильмов о войне. Создатели будут убеждены, и искренне убеждены, что это оригинальные трепетные истории… Есть еще вопросы личного вкуса, личного такта художника. Но, думаю, мы с этим ничего не сделаем: все равно сунем пальцы глубже в раны. Таков закон истории, и мы должны это пережить.

А западный зритель готов сейчас видеть в нас не только войну, но другие темы? Может кино разойдется на два направления — для внутренней и внешней аудитории?

Даже в мирное время есть внешние и внутренние задачи: фестивальное и кино массового зрителя всегда отличалось. Но я бы не сказал, что на международную аудиторию мы должны экспортировать только историю войны. Это нам болит, мы хотим об этом кричать на весь мир, но их эта тема сама по себе не будет подогревать, они среагируют, если сама история захватит. И у нас таких историй хватает: на фоне войны, где война причастна, но не "в лоб", где есть просто человечность, которую мы сегодня открываем в себе и которой гордимся. Вы ведь тоже, наверное, заметили, что мы стали гораздо менее зависимыми от денег, карьеры, всех условностей, которые в мирных странах продолжают быть значимыми. Например, может быть очень интересна история какого-то парня, вернувшегося из Италии и открывающего пиццерию в Тернополе — это и трогательно, и смешно, и о нашем менталитете. Многие иностранцы не уехали из Украины, несмотря на то, что их к этому призывали — вот о них можно снимать кино.

А что нужно внутреннему зрителю — есть ощущение? С одной стороны все мы проникнуты войной, с другой — надо же иногда отвлекаться от того, что происходит вокруг.

Во все времена во время войны хорошо шли комедии. Жанры, заставляющие думать, воспринимаются труднее. Люди хотят оторваться, пожить чувствами и желательно положительными, а это — любовные истории, комедии.

Но при этом мы должны иначе писать, особенно телевизионщики, которые до сих пор делали продукт преимущественно по московским лекалам. Все эти привычные сериалы о полиции и докторах в следующем сезоне будут провальными.