Свободный кашевар

Петр Вайль

Писатель и журналист, главный редактор русской службы радио "Свобода" презентовал на форуме уже в шестой раз переизданную книгу "Русская кухня в изгнании" — сборник очерков и эссе на гастрономические темы, написанный им в соавторстве с Александром Генисом. В чем причина успеха книги? Возможно, в неожиданном развороте Вайля. И в самом деле, вряд ли можно было ожидать, что известный эссеист, автор нашумевшего "Гения места" примется восхвалять продукты питания. И напрасно. Известно же, что тонкими гурманами были Оноре де Бальзак, Жорж Амаду, Александр Дюма. Гурман ощущает жизнь на вкус, смакует ее оттенки, умеет радоваться мимолетным радостям. И даже сравнения ищет кулинарные. К примеру, Одзаки Кое, популярный японский сочинитель конца XIX века, уподоблял русскую литературу кровавому бифштексу.

— Петр, но ведь настоящий гурман не отдает предпочтение одной кухне?
— У меня с Сергеем — сыном моей жены от первого брака — общая страсть к итальянской кухне. Он живет в Венеции, моем любимом городе, и тоже писатель. Правда, пишет по-английски.

— Ну а дома-то кто готовит — вы или жена? Откуда у вас такая любовь к кулинарии?
— Разумеется, готовлю я. Эля занимается покупками и подготовительной стадией. Правда, есть у нее свои козыри — малосольные огурцы, например, или гречневая каша, которую мы очень любим. Желание готовить у меня возникло лет в 15, когда начал выпивать. Хотелось не просто закусить чем попало, а как-то украсить этот процесс, эстетизировать. Ничем в жизни мы не занимаемся так часто, как едой. Глупо бросать это дело на произвол судьбы.

— "Русская кухня в изгнании" — откуда такое название? Неужели придумано ради коммерции?
— Не стоит всерьез относиться к заглавию, это же сказано иронично. Да и писалась книга в Нью-Йорке, вдали от России. Но главное — существовал и еще существует российский интеллигентский комплекс, согласно которому есть культура высокая — музыка, литература, театр и так далее, а есть низкая — еда, одежда, обстановка. Уравнительная бедность советского периода это различие лишь усилила. Только в последние годы ситуация начала меняться. Надеюсь, и благодаря моей книге.

— Ваш кулинарный шедевр переиздали уже в шестой раз. В чем секрет его популярности?
— Тоталитарный режим пытался, и это ему удалось, урегулировать жизнь народа, упростить, универсализировать ее, и начинал с еды. Но по своей природе еда — это бунт против уравниловки, искусство, которое требует свободы, разнообразия. Желание украсить жизнь, освободить ее от дурацких предрассудков неистребимо. Собственно, поэтому нынешнее издание хорошо продается и поэтому оно такое роскошное.

— Нашли ли вы во Львове пищу для души?
— Купил книгу Марии Матиос "Нация" в переводе Елены Мариничевой. Она о Западной Украине, история которой меня очень интересует. Свои книги мне подарили Оксана Забужко, Сергей Жадан и Александр Кабанов. Прибавьте к ним огромный альбом выдающегося и практически неизвестного за пределами Львова скульптора XVIII века Пинзеля, кучу книжек по истории и этнографии Украины. Для купленных на форуме книг пришлось приобрести отдельную сумку.

— Не кажется ли вам, что русская литература скатилась в гламур? Толкуют о кризисе идей и в мировой литературе.
— Да нет, конечно, не скатится. Если в глянцевых журналах печатаются приличные авторы, то лишь потому, что там много платят. Свое, настоящее, они все равно пишут. Что касается книжек на гламурные темы, то как им не появиться, если раньше нельзя было? Ведь всего ничего прошло со времени прихода свободы — полтора десятка лет, поэтому перехлест естественен. По поводу мировой литературы. Знаете, я сейчас мало читаю беллетристики, предпочитаю историю, мемуары, биографии, нон-фикшн. Думаю, это связано с кризисом вымышленного слова. Весь XX век был испытанием всевозможных идеологий, и все они это испытание не прошли. Возникло недоверие к идеологическому и, как следствие, к вымышленному слову. Зато теперь я больше слушаю музыку, смотрю кино.

— До 27 лет вы жили в Риге, затем эмигрировали из СССР, оказались в Нью-Йорке.
— Я хотел сделать карьеру в журналистике, хотя до этого перепробовал себя во многом — работал на кладбище, был грузчиком, слесарем и даже пожарным. Так вот, чтобы добиться чего-то в журналистике, необходимо было вступить в партию, а я этого делать не собирался. Соответственно в Союзе у меня не было перспектив. К тому же я хотел читать и смотреть то, что мне нравится, а какими были СМИ в СССР, вы знаете. Решил, что если куда-то и уезжать, то в Штаты — Америка самая открытая для эмигрантов страна, а Нью-Йорк — самый открытый для эмигрантов город. В США акцент не ставит на тебе штамп "второй сорт", как это происходит в Старом Свете.

— С чего начинали новую жизнь?
— Работал в разных русских изданиях, потом на радио "Свобода". Настоящих трудностей в адаптации не было. Быстро нашел работу, образовалась замечательная компания приятелей, стал колесить по свету.

— Главным редактором газеты "Новый американец", в которой вы поначалу работали, был Сергей Довлатов. Говорят, он сам создал и сам уничтожил эту газету, покинув ее через два года.
— Газеты прежних волн эмиграции были зеркальным отражением советских — сугубо антисоветскими. Там тоже существовала своя идеология, своеобразная диктатура, и никакое инакомыслие не приветствовалось. Нам же на таком уровне жить и работать было неинтересно. Мы были эдакие классические западнические либералы-альтернативщики. Но неверно, что еженедельник создал Довлатов, хотя он и был его главным редактором. Идею выдвинули и нашли деньги на издание совсем другие люди. При этом "Американец", конечно, довлатовская газета, он был ее духом. Ушел Сергей по личным причинам. "НА" продолжал неплохо существовать и после этого, хотя и недолго.

— Как вы оказались на радио "Свобода"?
— Закрылись все наши газетно-журнальные начинания. Выпускать что-то интересное я и мои приятели еще могли, но вот продавать и зарабатывать на этом — никак. На радио звали давно, я и пошел.

— Чем "Свобода" 80-х отличается от сегодняшней?
— Тогда "Свобода" пробивалась сквозь глушилки и доносила правдивую информацию, недоступную советскому человеку. Когда Союз развалился и появилась свобода информации, радиостанция сделала акцент на анализе и комментариях. Ведь вся российская пресса представляла интересы группировок — политических, экономических или еще каких-то. Радио "Свобода", поскольку его финансирует американский Конгресс, могло позволить себе не участвовать во внутриполитической и внутрипартийной борьбе, давать независимые комментарии. Сейчас ситуация в России складывается таким образом, что человек, включая телевизор, не слышит правды. Идет ползучий возврат к советскому типу СМИ — все они поддерживают власть, ее политику. К счастью, есть Интернет, но далеко не все имеют к нему доступ. Большинство черпает информацию из телевидения, которое целиком подконтрольно власти.

— Уцелели ли в России независимые СМИ?
— Разве что радиостанция "Эхо Москвы". Есть несколько смелых изданий, в частности "Новая газета", но их тираж несравним с телеаудиторией. В Украине, конечно, ситуация другая — полная свобода информации, пусть некоторые СМИ и представляют различные политические группировки. Я, признаться, с интересом слежу за ситуацией в Украине, сочувствую оранжевой революции. То, что у оранжевых не получилось сделать и половины из того, что было обещано, вполне естественно — революционеры редко бывают хорошими администраторами. В Украине существует политическая жизнь, и это главное. Как бы ни ругали ее сами украинцы, это неизмеримо лучше, чем ее отсутствие, как в России.

— Изменят ли ситуацию в России предстоящие выборы президента?
— О каких выборах вы говорите? Никто президента не выбирает — его назначает предыдущий лидер, который, в свою очередь, тоже был назначен своим предшественником. Это не называется выборами. Кроме имени президента, в России не изменится ничего, курс управления страной останется тем же.

— Не находите ли вы, что даже Нобелевскую премию теперь дают писателям в основном по политическим мотивам?
— Нобелевский комитет, как любое интеллигентское сообщество, состоит из людей левых убеждений. Левых, естественно, по европейской терминологии. Именно поэтому один из величайших писателей XX века Борхес не получил Нобелевки. Он ведь пожимал руку Пиночету.

— Часто наведываетесь в Украину?
— Нет, к сожалению. Несколько лет назад побывал в Киеве и его окрестностях. На запад страны приехал впервые. Львов — очаровательный город. И своим обликом, и исторической судьбой он напоминает два важных для меня города — Ригу, в которой я родился и жил до 27 лет, и Прагу, где я живу последние 12 лет.

— Как вам украинская кухня? Отведали национальные блюда в каком-нибудь из львовских ресторанчиков?
— Да, несколько раз поел отменно — причем на разных уровнях. В элитарном клубе "Дарвин", в ресторане "Амадеус" с Оксаной Забужко и в дивном заведении "Ням-ням" на Банковской улице. Там все вкусно, но гречневая каша с грибами — истинный шедевр.