Мнение: Левые крайние. Провинциальная Украина

"Если Норвегия – это задворки Европы, то Украина – просто задрипанное местечко!" – кипятится приятель, у которого есть один, но существенный недостаток. С первыми промилле алкоголя в крови у него начинает "болеть Украина" и случается то, что великий русский писатель Лев Толстой описал формулой "не могу молчать". После первых 50 граммов приятель вспоминает фразу Жванецкого о том, что "нельзя безнаказанно жить в Киеве". Еще через сотку начинает задавать глупые вопросы. Чаще всего – "Почему я не могу дома выпить Starbucks?" и "Мне что, ездить за книжной полкой IKEA в Варшаву?" Наконец, когда дело приближается к 300 граммам, приятель пускается в рассказ о том, как он безуспешно ищет на журнальных раскладках украинский Esquire и The New Yorker. В такие моменты его не смущает даже то, что оценить "нью-йоркский ньюйоркер" он не может по причине нулевого английского. Да и насчет поездки в Варшаву преувеличивает – дальше города Ясиноватая, где у родителей жены двухэтажный дом, он пока не бывал. Наши посиделки всякий раз заканчиваются одинаково: "Сноб", – ласково приговаривает его жена, бережно унося на покой. "Провинциалка!" – огрызается приятель, в такие моменты сильно напоминающий героя Зощенко.

Потерявший жесткую привязку к географии провинциализм сродни радиации, которую чувствуешь, только вырвавшись в экологически чистые места. Лучше других этот феномен описывает герой Пелевина из Generation П: "В Нью-Йорке особенно остро понимаешь, что можно провести всю жизнь на какой-нибудь маленькой вонючей кухне, глядя в обосранный грязный двор и жуя дрянную котлету. Будешь вот так стоять у окна, глядеть на это говно и помойки, а жизнь незаметно пройдет". А на вопрос, зачем же так далеко ездить, сам удивляется: "Потому что в Нью-Йорке это понимаешь, а в Москве нет".

Такая смена "точки сборки" позволяет совершать удивительные открытия. Мне, например, удалось заметить вывеску "Парикмахерская MaNoн в ста метрах от дома – провинциальный гибрид латиницы и кириллицы. Напротив MaNoн супермаркет: в ассортименте украинский сыр "Бри", больше напоминающий сырок "Дружба" с подозрительным белым налетом, а также и другие самозванцы – бренди, не имеющие ничего общего с провинцией Коньяк, и шипучки, не подозревающие о существовании Шампани. Понятно, что человеку с неиспорченной душой все это провинциальное жульничество глубоко чуждо, от стыда бежит он прочь из супермаркета и напивается в честном, как поэма "Москва-Петушки", заведении "Закусочная". Еще одно удивительное открытие настигло в привокзальном буфете славного городка Казатина, где мне предложили отведать блюдо "айнтопф Пихельштайн": местных кулинаров какой-то германофил научил так называть суп с редкими фрагментами сосисок. Случай из этой же коллекции: на прошлой неделе только отсутствие свободных номеров спасло коллегу от ночевки в гостинице "Версаль" в славном городке Дебальцево.

Провинциализм по-украински – не только непонимание своего места в мире и связанный с этим комплекс неполноценности, но и нежелание что-либо менять. "А давайте по-другому сделаем?" – "Зачем?" – "Потому что мы так еще не делали". – "Не получится". – "Почему?" – "Потому что сэло".

Ничего не напоминает? А если меняем "Вену" на "Киев"?

Михаил Кригель, редактор отдела "Общество и культура"