Человек, победивший черную смерть. Как одессит создал вакцины против чумы и холеры

В конце июля 1892 года 32-летний исследователь Владимир Хавкин остался у "разбитого корыта". Внешне все в его жизни выглядело совсем не плохо: он благополучно избежал преследований одесской полиции, отбился от массированного давления его выкрестить, эмигрировал в Париж, получил работу в самом передовом научно-медицинском центре того времени Пастеровском институте, рядом работал его учитель и наставник Мечников, который, казалось, всю жизнь занимался только тем, что выручал его из самых тяжелых передряг, поддерживал, вытаскивал, отряхивал и ставил обратно на прямую дорогу. 

Вот только мечта Хавкина треснула и рассыпалась, та мечта, которая и составляла его жизненный стержень. Хавкин хотел сделать холерную вакцину. Он, вроде, следовал примеру великих — не знал ни сна, ни отдыха, торопился, ставил опаснейшие опыты на себе. Ан нет. Лихорадочная полуподпольная работа потерпела фиаско…

Первые "осознанные" вакцины в истории человечества сделал Пастер всего за 11 лет до описываемого дня (1881 год, куриная холера и сибирская язва). 

Мы, конечно, наслышаны о противооспенной вакцине Дженнера (1796), но во времена Дженнера в науке еще не было ни данных, ни теоретических обобщений, которые бы позволили понять, что такое вакцина, как она работает, и соответственно позволили бы создать еще одну вакцину. Дженнер просто воспользовался случайным наблюдением. 

Спустя сто лет Пастер уже отлично понимал, что он делает, — введение ослабленного возбудителя заставляет организм "приготовиться" к встрече с настоящим, "боевым" микроорганизмом. 

В 1885 году Пастер сделал еще одну вакцину — против бешенства. Его коллега и враг Роберт Кох в 1890 году попытался воспользоваться методом и создал вакцину против туберкулеза (Туберкулин) — через несколько лет это закончится грандиозным скандалом. Окажется, что туберкулин Коха не помогает, а наоборот, обостряет течение туберкулеза. 

Как бы то ни было, в 1892 году уже существовало, вроде как, четыре вакцины против заболеваний человека — оспы, сибирской язвы, бешенства и, гм, туберкулеза. Огромное количество инфекционных болезней все еще ждали своей вакцины, и из них наиболее социально опасной была холера. 

За нее в 1890 году и взялся Хавкин, сразу же, как только получил доступ к научному оборудованию в качестве нового лаборанта Эмиля Ру, правой руки Пастера. 

Объектом исследований Хавкина стал вибрион Коха, он же холерный вибрион. Этот микроорганизм был в 1854 г. описан в выделениях больных холерой Филиппо Пачини, но тогда в науке безраздельно властвовала теория миазмов, никто не верил, что бактерии могут иметь отношение к болезням человека, и открытие Пачини было благополучно забыто (не то чтобы о нем даже на пике знало много людей). 

Независимо от Пачини Кох выделил этот же вибрион в 1883 году от умерших от холеры в Калькутте. Однако, как Кох ни пытался, доказать болезнетворность вибриона согласно четырем принципам, которые сам же Кох и разработал, никак не удавалось. Хотя бы потому, что жить в лабораторных животных вибрион решительно отказывался. 

И вообще вибрион был какой-то хиленький. Он благополучно почти мгновенно гибнул в кислой среде, а ведь холера — это инфекция, передаваемая через пищеварительный тракт, ее возбудитель должен уверенно преодолевать кислотные бури желудка. 

Потом выяснится, что у большинства людей, выпивших заразную воду, вибрион действительно гибнет в желудке, но если возбудителя чрезвычайно много (в условиях эпидемии!) или если кислотность желудочного сока снижена, какие-то остаточные количества возбудителя успевают проскочить в кишечник и в его щелочной среде начинают размножаться, вызывая холеру.  

В 1892 году, однако, этого известно еще не было. Мечников с Пастером твердо верили, что вибрион Коха сам по себе холеру не вызывает — нужны еще какие-то факторы или возбудители. Возможно, их веру укрепляло еще и то, что вибрион открыл немец-враг Кох. 

Мечников настолько твердо верил в невиновность вибриона, что вскоре, в 1893 году, демонстративно выпил стакан воды с холерными вибрионами. Более того, к этой демонстрации присоединилось еще несколько добровольцев. Никто не заболел, кроме одного человека, который едва не умер от жесточайшей холеры. 

Это, однако, лишь еще больше укрепило Мечникова в уверенности, что холера — это многофакторное заболевание. 

Когда в 1894 году в Париже вспыхнула эпидемия холеры, Мечников вместе с добровольцами вновь стал пить воду с холерными вибрионами. Один из добровольцев умер. Только эта смерть заставила Мечникова прекратить его демонстрации. 

Причем, даже не в стенке кишечника, а просвете? Все четыре вакцины, известные на тот момент, действовали против заболеваний внутри организма, там, куда имеет доступ кровь. 

Хавкин за несколько лет нашел-таки способ выращивать холерный вибрион на морских свинках и даже научился запускать у этих животных патологию (совсем не человеческую холеру, но смертельное заболевание морских свинок, несомненно вызванное именно холерным вибрионом). Естественно, проигнорировав предостережения корифеев, он поспешил сделать вакцину (взвесь ослабленных вибрионов). 

Дальше, вроде, стоило бы начать экспериментирование с разным составом вакцины, вновь и вновь пробовать ее на животных, на больших количествах животных, пока не будут получены доказательные результаты. Но кажущаяся близость победы заставила Хавкина изменить дотошности и терпению, которые он демонстрировал до сих пор. 

Результаты получились, мягко говоря, не убедительными. Но продолжить экспериментирование на морских свинках несшийся вскачь Хавкин посчитал излишним. Он сделал публичное объявление о полученных результатах и перешел к экспериментам на людях. Начав, естественно, с себя. 

Нужно понимать, что в те времена не существовало требований к тому, как должны разрабатываться лекарства и вакцины, не было ни норм, ни особых ожиданий. Фактически время выхода новой разработки "в люди" зависело только от научной дотошности разработчика. 

Восемнадцатого июля 1892 года Хавкин сделал себе подкожную инъекцию своей вакцины. Он отметил лишь незначительное покраснение в месте инъекции и кратковременный небольшой подъем температуры. Двадцать четвертого июля Эмиль Ру ввел Хавкину "боевой" вариант вибриона. Реакция была более значительной, но к следующему дню все нормализовалось. Не развилось никакого заболевания — ни человеческой холеры, ни той странной болезни, которая убивала морских свинок. 

Тот же результат был получен еще на трех добровольцах (все — молодые выходцы из Российской империи). Хавкин поспешил с победной реляцией к Мечникову и Пастеру. Те его радость не разделили. 

Что именно доказал эксперимент Хавкина? Что его жидкость предположительно безопасна. Собственно, все. Является ли эта жидкость вакциной, т.е. способна ли она предотвращать холеру, осталось неизвестным. Ведь холера передается не через кожу, а когда человек пьет зараженную воду! 

По непонятной причине Хавкин не сделал самый очевидный, самый демонстративный шаг — не выпил стакан воды с холерным вибрионом. Помня опыты Мечникова на себе, это тоже ничего бы не доказало, но оно хотя бы было логичным, потому что имитировало бы реальный путь передачи заболевания… 

Вот так Хавкин и оказался в конце июля 1892 года у "разбитого корыта". Отец вакцин Пастер и первооткрыватель иммунитета Мечников буквально ничего не приняли в его работе — ни выбор микроорганизма, ни результаты опытов на животных, ни результаты опыта на человеке. С их точки зрения все, что сделал Хавкин, было фундаментально неправильно. Продолжать не имело смысла. 

Если критика Пастера была чисто научной, "ничего личного", то критика Мечникова воспринималась Хавкиным гораздо тяжелее, именно как "личное". Ведь именно Мечников "обнаружил" Хавкина в Одесском университете. Мечников снова и снова отмазывал его от обвинений в связях с народовольцами (а Хавкин на самом деле был связан с народовольцами, причем, именно в те времена, когда те убили царя!). 

Мечников спас Хавкина от суда, когда Хавкин во время еврейских погромов организовал боевой отряд еврейской самообороны и был схвачен полицией с оружием в руках. Мечников добился, чтобы исключенный из университета Хавкин был допущен к защите диссертации. Мечников поддержал Хавкина, когда спасаясь от требований выкреститься, Хавкин уехал из Российской империи, устроил его ни много ни мало в Институт Пастера. Такой человек не стал бы столь разгромно критиковать, если бы работа действительно не требовала разгрома. 

Не понимать, что корифеи правы, Хавкин не мог. Оттого и ощущал себя у "разбитого корыта". Скорее по инерции Хавкин запросил французские власти разрешить испытание на людях. Те отказали. 

В Российской империи вскоре началась эпидемия холеры (та самая, от которой погиб Чайковский). Пастер и Ру написали совместное письмо русским властям с просьбой разрешить испытание вакцины Хавкина на 60 добровольцах. Отношения Пастера с русскими властями были великолепными (именно в России открылась первая за пределами Франции пастеровская станция), но в этой просьбе русские власти отказали. 

В наши дни на этом, скорее всего, история бы и закончилась. Но то были времена научного романтизма, научного героизма. Были носимые на руках авторитеты, но столь же востребованы были и бунтовщики против этих авторитетов. В этой уже, казалось бы, закончившейся истории вдруг появился некто по имени Ханкин. 

Периодически в Париж приезжали выходцы из России, которые, поддавшись непоколебимому энтузиазму Хавкина, добровольно вызывались попробовать вакцину на себе. Они же приводили своих приятелей — с той же целью. 

Одним из таких пришлых приятелей оказался в 1893 г. английский бактериолог Эрнест Ханкин (Ernest Hanbury Hankin, предтеча открытия бактериофагов). Именно Ханкин и оказался для вакцины счастливым "пропуском в жизнь". 

Ханкин опубликовал сообщение о работе Хавкина в "Британском медицинском журнале" и переговорил с послом Великобритании по Франции, бывшим вице-королем Индии лордом Дюфференом (Frederick Dufferin). 

Уже через несколько месяцев Хавкин в Лондоне вел переговоры с министром по делам Индии. Договорились вот о чем: Хавкин получает право опробовать вакцину на людях в Индии (и на индийцах, и на живущих там британцах), вакцинация в Индии будет частным делом самого Хавкина и будет проводиться за его счет или за счет собранных им частных пожертвований, все вакцинируемые должны быть добровольцами. 

В мае 1893 года, спустя почти год после того, как Хавкин был готов все бросить, он прибыл в Калькутту. И немедленно встретил дикое сопротивление со стороны медиков-британцев. Их аргументы были на удивление теми же: кишечное заболевание нельзя предотвратить подкожными инъекциями, эффективность вакцины не доказана ни на людях, ни даже на животных. 

Но Ханкин тоже уже был в Калькутте, более того он уже заведовал местной бактериологической лабораторией, так что именно эта лаборатория оказалась теперь тем островком посреди Индии, где к вакцине Хавкина относились хорошо. 

До конца 1893 года Хавкин привил около 10 тысяч британских и индийских солдат. С солдатами было проще — они были более привычны полагаться на решение своего офицера, чем на собственное мнение. Эпидемии холеры не было, поэтому все, что эта вакцинация доказала, — что вакцина действительно безопасна. 

В марте 1894 года сдался главный врач Калькутты Симпсон (в будущем горячий сторонник вакцины Хавкина). Он посчитал, что безопасность вакцины доказана, и предложил попробовать вакцину в одном из пригородов с постоянно существующей холерой. Потом присоединился еще один пригород, потом район в городе, потом весь город, а потом и другие города. В 1893-1895 гг. было вакцинировано 42 тысячи человек, все добровольно, все лично Хавкиным. 

Этот же анализ показал, что групповой эффект от вакцинации исчезал спустя несколько месяцев, но эффективность вакцинации можно было увеличить путем увеличения плотности вакцинирования (процента вакцинированных в местной общине). 

Более массовой вакцинацию однако сделать было невозможно — вакцина была "живая", готовилась на месте, Хавкин ездил по Индии с обозом морских свинок. 

Британские власти в Индии пришли к выводу, что вакцинация Хавкина — это, в общем-то, "скорая помощь". Ее стоит применять, когда нужно получить быстрый, пусть и преходящий эффект. Для надежной профилактики холеры нужны общегигиенические мероприятия, например, очистка вод Ганга. 

Тем не менее, Хавкин получил в свое распоряжение бактериологическую лабораторию в Бомбее (это связано с другой вакциной Хавкина, против чумы. С этой вакциной он боролся с эпидемией чумы именно в Бомбее). 

Лаборатория позже была преобразована в бактериологический институт (еще позже он был разделен на две организации, обе по сей день носят имя Хавкина — Haffkine Biopharmaceutical Corporation и The Haffkine Institute for Training, Research and Testing). Приготовлением вакцины стал заниматься целый штат сотрудников, а самой вакцинацией — практически все врачи Индии. 

В 1897 г. королева Виктория наградила Хавкина орденом Индийской империи. Листер (тот самый, который "отец асептика и антисептика") назвал Хавкина "спасителем человечества". В 1898 г. во время очередной вспышки холеры в Российской империи вакцину Хавкина начали использовать и на родине. 

В 1926-1927 гг. Хавкин приезжал в советскую Одессу (и ему там не понравилось). Считается, что вакцина против холеры и вакцина против чумы спасли, по крайней мере, несколько десятков тысяч жизней в Индии. В связи со сложностью внедрения общесанитарных мер профилактики в Индии обе вакцины и по сей день остаются там основой борьбы с инфекциями. 

Первоисточник.

Публикуется с согласия автора.