Передовая на совести

Первую и вторую части репортажа читайте здесь: Передовая на вкус и Передовая крупным планом.

Жизнь на Кресте

На околице Дебальцево есть Крест. Так называется большой перекресток, со всех сторон защищенный блокпостами. Здесь, среди полуразрушенных малых архитектурных форм, возле разбомбленной заправки, находится потайная дверь.

Внешне она ничем не отличается от нескольких таких же. Но хлопцы из 8-го батальона и 128-й горно-пехотной бригады угадывают ее безошибочно. Если болит зуб, если душит кашель, если просто смертельно устал — тебе сюда. В нашем с Иваном случае дело обстоит так: переночевать негде.

— Заходьте, заходьте! — кричит светловолосая девушка. — Боже, Ваня, це ты?

Аленка Сонцеслава обнимает Звягина, бросает взгляд на меня:

— А я вас знаю!

Волонтеры Алена Сонцеслава и Иван Звягин

Как-то летом на блокпосту между Изюмом и Славянском Сонце­слава спасла меня от жажды, раздобыв в недрах машины скорой помощи бутылку "Боржоми". Она все время кого-то спасала, смеялась, плакала и опять спасала.

Сказать, что она волонтер, медсестра, — ничего не сказать. Потому что она Сонцеслава. Сейчас уже почти зима, снаружи темно, валит мокрый снежок, и Сонцеслава в другом интерьере: теплый электрический свет, магические блестящие звезды, детские рисунки, стол с иконками, календариками, оберегами.

— Что здесь было? — обвожу взглядом приют Сонцеславы.

— Пиццерия, — объясняет она, взмахивая невидимой волшебной палочкой, и я тут же различаю пару столиков, барную стойку.

Вся она завалена бутылочками, коробочками, пакетиками с препаратами. Вернее, не завалена, а как бы накрыта: если присмотреться, все разложено по какой-то непонятной системе.

На столе появляется чай, печенье, конфеты. Аленка выспрашивает у Звягина новости о донецком аэропорте. В этот момент я чувствую еле заметное движение, оглядываюсь. Из-за двери, той, что некогда была служебной, просунул голову крупный серый кот. Под столиком с иконками и календариками начинается возня, и из картонной коробки свешивается продолговатая мордочка щенка.

• Читайте также: Украина никак неможет защитить своих граждан в Крыму и в Донбассе, - Лутковская

— Так, хлопцы, вы тут чай пейте, а у меня дела, — Аленка подходит к щенку, берет его на руки, разглядывает. — Не, сегодня уже его колоть не надо, — заключает медсестра.

— Откуда это он у вас такой? — спрашивает Звягин.

— И зачем его колоть? — добавляю я.

— Хлопцы из 8-го батальона при дороге подобрали, — рассказывает Аленка, опуская щенка в коробку, из которой он тут же выпрыгивает и рвется назад, на руки. — Назвали Артемом, потому что нашли под Артемовском. Хотели забрать домой во время ротации. Но в тот же день оказалось, что он больной, и принесли ко мне. Где-то неделю назад было. А вообще нам уже месяца два, да?

Щенок в знак согласия размахивает хвостом.

— Ну и вот, — Аленка вздыхает. — Отвезти его к ветеринару поначалу возможности не было, но я дозвонилась… Описала по телефону симптомы. Сошлись на том, что это чумка. Поила его из пипетки травяными чаями, сборами: кора дуба, ромашка. Колола антибиотик с лидокаином, глюкозу. Через четыре дня ему стало лучше, и нам удалось его отвезти в ветеринарную клинику в Арте­мовске.

— Что диагностировали?

— Диагноз подтвердился, и еще диаг­ностировали, что это не мальчик, а девочка. Пришлось переименовать в Артемиду. Теперь уже она у нас живчик, сегодня за котом бегала!

Кот в это время обходит Артемиду полукругом.

— А кота как звать?

— Бэка. Это сокращенно от "боекомплект".

— Воинственный?

— С характером, — Аленка провожает его взглядом. — Как-то хотела его нарисовать, но времени нет.

— Вы рисуете? – удивляюсь я.

На барной стойке появляется ноутбук.

С экрана смотрят овчарки, болонки и сказочные коты. Почему-то коты стилизованные — мультяшные, абстрактные, сюрреалистичные, а собаки настоящие. Почти все эскизы профессиональные.

— А говорили, что в медицинский будете поступать, — вспоминаю я. – Помните, летом вы сказали, что собираетесь в медицинский?

В голове почему-то мелькает мысль о том, как странно летит время. Лето было так давно, вот-вот наступит зима.

— Да, я здесь уже давно, — читает мою мысль Аленка. — Больше всего меня пугает, знаете что? Позавчера мы перевозили раненого. Два осколочных в живот. Без сознания, плохо дышит. Я ехала с ним в артемовскую больницу — контролировала дыхание. Не довезли — осколки в животе прорвали печень, селезенку и почки. В пять утра он умер. Больше всего меня пугает… — Аленка делает паузу и произносит на выдохе: — Я начинаю к этому привыкать! Раньше я бы ходила пару дней в депрессии. А сейчас нет. Я не знаю, что с этим делать.

Аленка заметно нервничает, и я пытаюсь сменить тему:

— Ален! Вот я давно хотел, но стеснялся спросить…

— Спрашивайте.

— У вас такая фамилия красивая — Сонцеслава. Это настоящая фамилия или там псевдоним, позывной?

— Настоящая, по паспорту. Вообще у меня была другая, но я пошла в паспортный стол и сменила.

— А была, значит, не такая красивая?

— Не в этом дело. Я не хотела носить фамилию отца. Он мною никогда не интересовался, он интересовался выпивкой.

— Простите.

— Ничего… Недавно он узнал, что я в зоне АТО, и вышел со мной на связь, — глаза Сонцеславы зажглись.

Она проводила нас по служебному коридору и велела тихонько просочиться в комнату:

— Там два спальных места осталось, одно на диване. Свет не включать — Женя и Тарас спят, им рано на блокпост. Так что потише.

• Читайте также: Когда предрекают гибель России - не слушайте

Диван достался мне. Добравшись до него, я рухнул. И в этот момент диванные пружины подбросили меня, сработала странная сирена, переходящая в шипение. Звягин вскочил, Женя сел. Из-под меня шмыгнул кот Бэка. Женя, кажется, первым понял, что произошло, вновь лег и произнес:

— Ночью возможен обстрел. Каски и бронежилеты держать рядом, — и захрапел.

В ту ночь обстрела не было.

Почти дома

Прошло два дня. Послеполуденный Киев. До часа пик еще далеко, но на Бассейной возле Бессарабки пробка. Мы в ней и стоим, зажатые со всех сторон автомобилями представительского класса.

Справа в нескольких метрах от нас инородное тело — видавшая виды школьная "Газель" с подбитой фарой. Присматриваюсь — две белых полосы: вторая линия обороны. В салоне мужики с обветренными лицами. Один из них прижался носом к стеклу.

— Иван, смотрите: наши!

Сказал и сам себе удивился: выходит, все остальные здесь "не наши". Если вдуматься, я, конечно, не прав, но что-то в моей реплике есть.

— На ротацию ребята приехали, — отзывается Иван.

— Интересно, о чем они сейчас думают?

— О том же, о чем и мы. Вот вы, Дмитрий, о чем сейчас думаете?

— Об аптечках у новичков из 93-й. И о машинах. Вот если одну из этих продать, — провожу рукой по лобовому стеклу, — сколько ребят можно будет экипировать аптечками?

— Надо считать, — деловито подходит к вопросу Звягин. — Если взять самую дешевую, вон ту например… Ну, предположим, дадут за нее по минимуму 100 тысяч долларов. Самая крутая аптечка натовского образца стоит 100 долларов. Значит, должно хватит на тысячу пацанов. А если аптечки отечественные…

Арифметические подсчеты прерывает телефонный звонок. Звягин опять объясняет кому-то: "Не могу, когда буду, не знаю. Нет, на фронт пока не собираюсь…" Раздраженно кладет телефон на торпеду. Я решаюсь спросить:

— Иван, кто вам все время звонит?

— Вовчик, врач. Я ему когда-то визитку дал на свою голову. С тех пор он мне заказы составляет. Пару раз привозил. Но как-то медики из его же роты в сторону меня отводят и говорят: "Ты с Вов­чиком поосторожней. Он домой уже третью пару волонтерских берцев отправил".

— Веру в людей после таких случаев не теряете?

— Знаете, Дмитрий, на фронте, конечно, разного насмотреться можно. Люди там быстро проявляются. Первый же обстрел, и уже видно, кто как в блиндаж забегает: кто-то других локтями расталкивает, а кто-то пропускает. Помню, еще летом заехал в Нацгвардию на 3-й блокпост. Когда обстрел начался, то Володя из Сотни Лева — мы с ним еще с Майдана знакомы — вместо того чтобы зайти в укрытие, бегал по блокпосту, меня искал: "Ваня! Где Ваня?!"

— Иван, вы не считали, сколько у вас уже ночевок на фронте?

— Больше восьмидесяти.

— То есть общее мнение о людях составить можете. Какой диагноз?

Звягин с минуту молчит.

— Общее мнение такое: война показывает, что большинство людей добрые. Не идеальные, у всех недостатки. Но добрые. Как ни странно.

— Почему "как ни странно"?

— Потому что здесь, — Звягин проводит ладонью по панораме иномарок, — люди замкнуты, относятся друг к другу настороженно. Чтобы выяснить, кто есть кто, иногда годы нужны. Здесь они кажутся жестче и хуже, чем есть на самом деле.

— Выходит, понадобилась война, чтобы украинцы начали понимать, кто они на самом деле. Sapere aude.

— Что?

— Да это я так, о своем…

Правый ряд тронулся. Школьный автобус медленно уполз из виду.