Проект "Крым". Как россияне готовились к оккупации полуострова — задолго до 2014 года

В 2003 году Алексей Никифоров в звании старшего лейтенанта служил в 501-ом отдельном механизированному полку, дислоцировавшемся в Керчи. Все события вокруг острова Тузла проходили буквально у него на глазах, хотя сейчас он и признается, что тогда не слишком анализировал ситуацию, и многих деталей не помнит. В 2014 году Никифоров, уже в звании майора, продолжал служить в реформированном к тому моменту 501-ом отдельном батальоне морской пехоты. Как и многие его сослуживцы, Алексей Никифоров до последнего не верил, что в этот раз Россия действительно доведет задуманное до конца и аннексирует полуостров.

Тузлинская раскачка

Вы помните, когда узнали о том, что россияне строят дамбу? Как все происходило?

— В нашу часть пришло письмо от Государственной пограничной службы с просьбой переправить на остров Тузла походный автоклуб для проведения информационных акций. Конечно, мы  заинтересовались, что там происходит, а чуть позже появились первые публикации и видеосюжеты о том, что с российской стороны насыпают дамбу. Это означало, что Тузлинская коса соединилась бы с украинским островом, и он стал бы частью Таманского полуострова. Все происходило очень быстро: в часть прилетели представители Генерального штаба Украины, проводилась рекогносцировка, облеты территории на вертолетах. Мы находились в 15 км от Тузлы, и военное руководство приняло решение развернуть батареи реактивной артиллерии в сторону Керченского пролива.

Кремль говорил, что не имеет к этому отношения. Ситуация подавалась так, что власти Краснодарского края просто укрепляют берег Таманского полуострова. Украина могла поверить в такую версию?

— Сразу было понятно, что вся эта ситуация к укреплению берега никакого отношения не имела. Смешно говорить, что за этими действиями стоял краснодарский губернатор, учитывая масштабы строительства. В час разгружалось от 100 до 200 грузовиков с материалами, работы шли круглосуточно. Представляете, какое финансирование необходимо для такого проекта? Да и столько техники в Краснодарском крае они бы не нашли.

После того, как были достигнуты договоренности с руководством Российской Федерации, предполагалось, что работы остановятся. Но в реальности этого не произошло: дамбу продолжали укреплять по бокам. В любом случае реакция политического и военного руководства Украины в конце концов остановила действия российской стороны. Ну или, как мы теперь понимаем, отсрочила.

Рассуждая о причинах строительства дамбы, журналисты и эксперты иногда выдвигали версию о том, что Россия боялась того, что Керченский пролив будет использоваться для прохода кораблей НАТО, и таким образом хотели помешать этому.

— Очень спорная идея. Думаю, что Украина никогда не пошла бы на такой шаг без согласования с РФ. А вот Россия, кстати, свои корабли действительно запускала без разрешения Украины. "Корабли НАТО" всегда были просто страшилкой. До 2014 года нас всех оболванили этой пропагандой, вливавшейся в мозги еще в Советском Союзе, а потом со стороны России. В Крыму это было особенно развито. Мы ведь раньше во время учений все время "воевали" с НАТО на картах. Украина думала, что румыны нападут на остров Змеиный [Одесская область], захватят наш шельф, мы будем им противостоять, и только россияне нам помогут.

Полуготовность

Какие сценарии развития событий тогда рассматривались?

— На тот момент я был старшим лейтенантом, думать о сценариях было не в моей компетенции. Если оглядываться назад, могу сказать, что это выглядело какой-то шуткой. Такое же ощущение было и позже, в 2014 году. Тогда тоже казалось, что Путин проведет "показательные выступления", чтобы получить какие-то преференции для себя, и остановится.

Расскажу один момент из 2003 года. У нас была воинская часть сокращенного состава, то есть количество людей было минимальным. Если в роте должно быть около 100 человек, то у нас насчитывалось около 15: командир, 3-4 офицера и 10 механиков-водителей. И вот к нам приезжают представители Генштаба, для них проводят строевой смотр – показать, как мы сможем противодействовать противнику. Все стоят с оружием, бодрые, красивые. Проходит полковник, знакомится с людьми: "Солдат такой-то, гранатометчик". — "Хорошо, а по специальности ты кто?" — "Водитель". — "Из гранотомета стрелял?" — "Нет". Идет дальше: "Солдат такой-то, пулеметчик". — "А по специальности?" — "Водитель". — "Из пулемета стрелял?" — "Нет". И вот так со всеми.

Когда говорят о ситуации на Тузле, всегда подчеркивают, что Украина была готова начать боевые действия в ответ на провокацию. Но после вашего рассказа создается ощущение, что на самом деле мы не были к этому готовы.

— Я говорю лишь о своей воинской части. До 2000 года наш полк был 10-й бригадой Национальной гвардии Украины с хорошим тяжелым вооружением, которому даже сейчас позавидовало бы любое механизированное формирование. Три батальона специального назначения, танковый батальон, реактивно-артиллерийский дивизион, гаубичный дивизион, зенитный ракетно-артиллерийский дивизион – очень мощная единица была, но с 2000 года началось сокращение. В итоге она скукожилась до отдельного батальона.

Нельзя сказать, что в 2003-м, как потом и в 2014-м, моя воинская часть не была готова к боевым действиям. Но для этого нужно было получить боеприпасы, технику, привезти людей. Не надо забывать о том, что в 2003-м оставался неплохой запас советского вооружения и боеприпасов. Еще не было взрывов на складах, не было Новобогдановки [в 2004-2005 гг. в селе Новобогдановка Мелитопольского района произошли пожары на артиллерийских складах. — Ред.]. Другими словами, в 2003 году Украина все-таки была более готова отражать нападение.

Если бы Украина не отреагировала на происходящее, Россия уже тогда пошла бы дальше?

— Думаю, что да. Больше скажу: Россия и в 2014 году не пошла бы дальше, если бы мы реагировали. Она всегда шла ровно настолько, насколько мы позволяли. Они же не пришли тогда нахрапом. Запустили первые грузовики с военными в Ялту [25 февраля 2014 года. — Ред.]. Прошли? Хорошо. Зашли первые машины из России, встали на паромной переправе – украинские танки не приехали. Значит, можно дальше ехать! Они лезли лишь туда, где не ожидали встретить вооруженного сопротивления.

Россияне пришли "спасать"

Какое было настроение у солдат в 2003 году? Они боялись войны?

— Нет. Все думали, что это просто бряцание оружием. Да и врага, собственно, мы не видели. Где-то кто-то насыпает дамбу – и все. Это же не 2014 год, когда происходил захват зданий. Но даже в 2014 году мы не боялись всего этого процесса. Ну, катаются несколько "Уралов", где сидят военные. Но мы этих военных за свою карьеру насмотрелись достаточно.

Конечно, для гражданского населения это была ужасающая картинка – какие-то "зеленые человечки" без опознавательных знаков. Кто это такие вообще? Но у нас ничего подобного не было. Я всех этих [российских] командиров знал в лицо, у нас же совместных мероприятий на полигонах было немеряно, наши лагеря всегда стояли рядом. Более того, зачастую мы выступали в качестве просителей, так как полигоны принадлежали российской стороне. А мы приходили туда пострелять, просили подключиться к электричеству, то есть всегда были с протянутой рукой.

Это деморализовало людей?

— Однозначно. Вот когда мы были еще 10 бригадой Нацгвардии, все было по-другому. Тогда россияне очень сильно боялись нас, называли "нациками", но действительно уважали. Даже если стояли на одном полигоне, то у нас всегда было моральное преимущество перед ними.

Важно понимать, что в 2014 году у нас не было вот этого ощущения врага, ведь мы их всех знали. Первые два человека, которые пришли к нам [в часть] на переговоры, оказались теми, кто в 2010 году на параде в Керчи вел коробку Российской Федерации [9 мая 2010 года в городах-героях прошли совместные парады России и Украины. — Ред.]. Репетиции проходили около месяца на территории воинской части на наших глазах. Мы знали этих людей лично, понимаете? И когда в 2014 году спрашивали у них: "Почему вы приехали?", они говорили, что, мол, пришли спасать нас.

Если бы им дали приказ стрелять, их остановило бы то, что они вас тоже знали?

— У россиян в этом отношении все было продумано. Первыми к нам зашли подразделения 382 батальона морской пехоты, дислоцировавшегося в Темрюке. После того, как украинские воинские части были заблокированы, их целенаправленно поменяли на "каспийцев" — батальон морской пехоты из Каспийска. Это были уже совсем другие люди, без социальных связей и знакомств в Крыму. Позже их ротный рассказывал, что там все солдаты прошли как минимум две горячие точки. Они были готовы ко всему, да и приехали заранее "заряженными".

На российской медали "За возвращение Крыма" стоит дата 20 февраля, хотя "зеленые человечки" появились позже. Почему?

— Да, здания в Симферополе захватили 27 февраля. Но не забывайте, что 20 февраля был расстрел на Майдане. Эскалация противостояния. Это все звенья одной цепи. Именно тогда Кремль дал команду.

Позже, когда я уже вышел из Крыма и учился в академии [Национальный университет обороны Украины им. Ивана Черняховского. — Ред.], ко мне в руки попал интересный документ, где рассказывалось, что еще весной 2013 года в России создали штаб национальной обороны. На боевой режим работы он полностью перешел в ноябре 2013 года [указ о создании Национального центра управления обороной РФ Владимир Путин подписал 1 декабря 2013-го. — Ред.]. Это мощный орган военного и политического управления. Не сложно догадаться, что россияне готовились ко всей операции уже тогда. Сейчас найдено много российских следов в раскачивании ситуации на Майдане. Все делалось для того, чтобы в итоге получить вот это: "Путин, введи войска, спаси нас от правосеков!".

Многолетняя подготовка

Россия после Тузлы сделала выводы, которые потом использовала против нас?

— Безусловно. Россияне запустили своих людей в наши структуры – Министерство обороны, Генеральный штаб, Службу безопасности. В итоге к моменту агрессии Российской Федерации у нас уже не было войск на востоке. Они оттянули оттуда все, что только смогли. И этому очень способствовала украинская политика дружелюбия по отношению к РФ.

В военной доктрине, подписанной Леонидом Кучмой в 2004 году, Россия не определялась как внешний враг Украины. Там шла речь только о приграничных конфликтах. А если нет врага, то и армия не нужна, ее не надо финансировать. Даже если просто сравнить численность военных в 2003 и 2013 годах, то многое становится понятно [в 2003-м в ВСУ на должностях числилось 355 тыс. человек, из них военнослужащих – 265,5 тыс., в 2013-ом – 165,5 тыс. человек, из них военнослужащих – 120,9 тыс. — Ред.]. К 2014 году все было сделано для того, чтобы обескровить нас во всех отношениях.

Скажу больше: весь 2013 год по решению военного руководства под видом утилизации боеприпасов мы уничтожали собственный боевой потенциал. На полигонах тогда выстреливалось все подчистую. А это ведь не только боеприпасы, это еще и износ танков, реактивных установок.

Вы тогда чувствовали, что что-то не так, что-то предвидится?

— Нет. Чем ближе был 2014 год, тем дружелюбнее вела себя российская сторона. По крайней мере, я не видел проявлений какой-то настороженности.

Крым вернется в Украину?

— У меня нет никаких сомнений в том, что полуостров будет освобожден от оккупантов. И история дает немало похожих примеров – аннексия Судетской области, война сингалов с тамилами, Нагорный Карабах. Надо делать правильные выводы, исправлять ошибки, наращивать потенциал и, главное, помнить, что Крым – это Украина, и его надо возвращать.