Перерождение. Как война меняет человека и что делать с обретенной свободой

Ивано-Франковск, полчаса езды на маршрутке, заснеженное село Клубивцы. Ориентир — домик с пестрыми флагами, сине-желтым и красно-черным. У двери казак — чуб, свисающий налево, длинные усы. Это волонтер Игорь Чернецкий.

— Вам какой кофе — растворимый, арабику?

Усаживаемся в кухне за длинным деревянным столом. С верхней полки на нас смотрит картина с преобладанием красных, черных и синих красок — что-то похожее на бурю.

Прошло три года с тех пор, как Чернецкий умер и родился заново. Теперь это другой человек. На Майдане он получил две пули, на костылях ездил на передовую с гуманитарной помощью, а теперь построил реабилитационный центр "Бандеровский Схрон" для украинских бойцов.

Равный равному

Незадолго до Майдана Чернецкий, юрист по профессии, открыл с друзьями инвестиционный фонд. Британские коллеги согласились вложить в дело миллион фунтов. Но после того, как соглашение об ассоциации пошло коту под хвост, зарубежные партнеры передумали. На следующий день Чернецкий стал комендантом хмельницкого Майдана, а вскоре уехал в Киев, стал сотником Михайловской сотни.

Игоря ранили 18 февраля, когда вместе со своими бойцами он пошел на разведку: проверять информацию о том, что со стороны Большой Житомирской и Владимирской собрались неизвестные люди. Истекающий кровью Чернецкий оказался в плену титушек с перебитой тазобедренной костью, сломанной рукой и рваными ранами от светошумовых гранат. Кто-то вызвал скорую помощь. Выжил.

После месяцев лечения, все еще передвигаясь на костылях, стал ездить в Донбасс:

— Я не мог иначе — там были мои парни. Даже помогал им в бою, получил две контузии.

Идея создать реабилитационный центр увлекла его в 2014 году, после Иловайского котла. Вскоре появились пожертвования и добровольцы, готовые помочь "Схрону". Большинство помощников — ветераны. Около месяца назад центр принял первых шесть солдат, а вообще он рассчитан на дюжину постояльцев.

Когда "Бандеровский Схрон" существовал только на чертежах, Игорь уже знал: центр должен работать по принципу "равный равному". Это значит, что ветеран, который уже реабилитировался после войны, должен помочь бойцу, которому все это еще предстоит. Только так можно понять фронтовика и помочь ему, уверен Чернецкий. Поэтому психологи и массажисты центра — тоже ветераны. Понимание — с полувзгляда.

Игорь Чернецкий: "Многие бойцы говорят, что на войне происходит переосмысление жизни. Старые смыслы теряются, новые нужно искать. Это трудно. Выходом может показаться алкоголь или наркотики. Среди знакомых Игоря, которые служили в Донбассе, многие пошли именно этим путем"

Возвращая смысл существованию

— Здесь создается среда, где человек может себя раскрыть — поплакать, поговорить откровенно, посмеяться и творить… Многим психологам в Украине трудно работать с ветеранами. Книг для этого недостаточно. Это надо просто пережить, — говорит Чернецкий, ставя джезву на огонь. — Ты понимаешь, о чем думает человек напротив тебя, хотя вы только сегодня познакомились. И он это знает, доверяет тебе.

Возле дома залит фундамент под творческую мастерскую. Ею будет заниматься жена Чернецкого, с которой его свела революция. Центр еще строится, поэтому, когда ветераны приезжают сюда, они помогают чем могут.

— Работа дает возможность успокоиться и отвлечься от войны. Ощутить полезность существования, смысл, если хотите, — поясняет Игорь, разливая кофе по чашкам. — Человек понимает, что он это делает для себя и для других солдат, которые будут здесь отдыхать. Это мотивирует. Помню, товарищ с фронта не смог приехать к нам в "Схрон", у него операция за операцией. Но он толковый и очень хотел помочь. В результате спроектировал нам кухню. Он чувствует свою пользу уже вне войны.

Чернецкий обратил внимание, что отношение к работе ветеранов и добровольцев, которые не были на фронте, отличается: "Фронтовики вкладывали душу, скажем так, а другие просто работали".

— Осталось что вкладывать после войны?

— Конечно. Душа не теряется. Она просто перерождается, — объя­сняет Игорь. — Да, она затерлась, запылилась по отношению к семье, например, или к обществу. К обществу понятно: не оправдало надежд, чувствуется пассивность, обижают фразы "Я тебя туда не посылал", "При Януковиче жилось лучше". Люди не осознают, что государство — это граждане, а власть — менеджеры, которых мы же назначили, чтобы они выполняли наши задания. Многие украинцы даже не ставят задач, что уж про контроль говорить. Общество не понимает своей роли. Люди могут быть активными только в соцсети, сидя на диване. Ах, да, — и мечтать, что им все достанется само, упадет с неба.

Игорь переводит дыхание и добавляет:

— Но это одно. А вот почему человек, который до войны и мухи не мог обидеть, после фронта поднимает руку на женщину?

— Почему?

— Тяжелый вопрос. Жена не может принять его таким, каким он стал. Она хочет прежнего мужа. Но он назад не вернется. Человек убивал. Не имеет значения, сотню или одного. Он уже не станет прежним. Когда семья это поймет, все наладится. Назад дороги нет, но они вместе могут шагнуть вперед и стать лучше. Вместе. Если нет — все коту под хвост.

После бури. Автор картины, которую можно увидеть в "Бандеровском Схроне", — Валерий Лавренов, боец, прошедший Иловайский котел

В этот момент к Игорю на колени запрыгивает Кокс — белоснежный кот, Чернецкий машинально гладит его.

Волонтер считает, что именно из-за непонимания между двумя мирами — фронтовым и мирным — нередки разводы и суициды среди солдат. Многие бойцы говорят, что на войне идет переосмысление жизни. Старые смыслы теряются, новые нужно искать. Это трудно. Выходом может показаться алкоголь или наркотики. Среди знакомых Игоря, которые служили в Донбассе, многие пошли этим путем. С десяток покончили с собой, а тех, кто спивается, не сосчитать.

— Недавно двое моих знакомых волонтеров добровольно отправились на тот свет. Почему? Усталость, — вздыхает Чернецкий. — Устали работать, работать головой, перегрузили ее.

Освобождение и порабощение

Пока Игорь готовит очередной напиток — на этот раз китайский чай, я осматриваю центр реабилитации. Аккуратная душевая и несколько туалетных кабинок, небольшая спальня. Думаю о том, как сам Чернецкий справляется с войной в душе. Чай готов.

— Мы всей семьей занимаемся центром, живем этим всем уже три года, нам и родители помогают. В этом году у нас еще два проекта. Есть цели и смысл.

— Ощущаете, что переродились? — спрашиваю.

— Да, мыслями. Война освобождает. Она выпускает тебя из рамок, в которых ты жил, и вынуждает смотреть шире. Другого выхода нет, приходит понимание: каждый день может быть последним. Независимо от того, на войне ты или в тылу. Я перестал бояться говорить правду в глаза, не боюсь сказать человеку, что я что-то не могу сделать. Например, с той же мастерской. Когда понял, что не успеваем ее доделать до первого заезда, так и сказал, извините, не будет.

— А раньше?

— А раньше свалил бы на кого-то вину: тот не дал блоки, там денег нет, те подвели. Дело в ответственности.

Прыжок — и у Чернецкого на коленях черная Багира, еще один "бандеровский" кот. Смеясь, Игорь говорит, что коты это его инь и ян. На миг воцаряется тишина. Хозяин отпивает чай и продолжает:

— Война освобождает, но не порабощает. А куда ты направишь свою свободу — дело твое.

Игорь Чернецкий: "Ветеран, который уже реабилитировался после войны, должен помочь бойцу, которому все это еще предстоит. Только так можно понять фронтовика и помочь ему. Поэтому психологи и массажисты центра — тоже ветераны. Понимание — с полувзгляда"

Наколдовать ливень

Когда тяжело на душе, направить свою свободу в правильное русло помогает творчество, считает Игорь. Если получится, происходит желанное перерождение. Будто морской волной оно подхватывает тебя и обтесывает во что-то новое. Выбирая направление для себя, Чернецкий стал писать. Говорит, без этого уже тяжело, да и воспоминания врезались очень глубоко. Скоро он допишет книгу: "Творчество может показать то, что никогда не скажешь вслух или вообще не опишешь словами".

"Буря", притягивающая взгляд к верхней полке, написана Валерием Лавреновым - парнем, который и сам выбрался из Иловайского котла, и вывел свою группу. Когда смотрю на картину, в голове проносятся образы грозы, шторма, крови, дождя, полей.

— Игорь, что вы видите на этой картине? — спрашиваю перед уходом.

Он подбирает слова.

— Я знаю этого парня уже три года, — отвечает наконец. — Работа имеет несколько слоев краски — человек не может себя найти. Есть вкрапления белого и желтого — это нечто духовное. Возможно, оно пробивается сквозь темноту.

• Читайте также: Будда из зоны АТО. Лейтенант "майдановского" батальона Нацгвардии о справедливости для Донбасса

Я прощаюсь, а перед глазами все еще стоит "буря" иловайского ветерана. Вкрапления синего напомнили песню "Злива" Джамалы и Андрея Хлывнюка. Возможно, люди, которые впустили в душу ад войны, больше всего ждут ливня, который наконец погасит языки пламени, подготавливая их к новой жизни. А Чернецкий, кажется, просто пытается наколдовать правильную погоду. Следующий "Схрон" он скоро откроет в селе Грабивка Ивано-Франковской области.