Турецкие несогласные. Кто в Турции считает, что страна движется к диктатуре

16 апреля на конституционном референдуме турки решили, что их страна превратится из парламентской республики в президентскую. Власть убеждает людей в том, что такие изменения — прогресс для страны. Оппозиция — что это прямой путь к диктатуре.

Сам по себе референдум не такое уж значимое событие для жителей Турции. Не первый и не последний. Но фон для него особенный: аресты, увольнения, преследования оппозиции. Повод для большой чистки — попытка государственного переворота (тоже, впрочем, не первого в Турецкой Республике) 15 июля. Власть вроде бы хотел захватить религиозный лидер Фетхуллах Гюлен. Бывший соратник президента Реджепа Тайипа Эрдогана, он давно живет в США, но имеет огромное влияние на турецкое общество (или имел — сотни тысяч людей уволили по подозрению в причастности к движению Гюлена; фактически досталось всем несогласным с линией правящей партии). Сеть гюленистских школ действует по всему миру, в том числе и в Украине.

Гюлен хочет построить "Османскую империю сознания". Его политический противник, как можно услышать в Турции, стремится возродить империю и "стать султаном Эрдоганом". Критики говорят, что Турция все больше отдаляется от модели для мусульманских стран Ближнего Востока, как ее принято было называть, приближаясь к диктатуре.

Полицейский

В ночь попытки переворота, с 15-го на 16 июля толпы вышли на улицу, чтоб "защитить республику" и президента Эрдогана. Ахмет был в гуще событий, но не присоединился к толпе.

В ту пятницу он отработал смену и приехал в центр города увидеться с друзьями. Ближе к вечеру в соцсетях появились сообщения, что солдаты блокируют Босфорский мост. Первая мысль была: кто-то начинил взрывчаткой грузовик и хочет подорвать мост. Центральные проспекты перекрыли военные, и он пешком отправился домой. Взял оружие ("на всякий случай") и пошел в ближайший полицейский участок.

Ахмет работает в стамбульской полиции. Поэтому просит не фотографировать и не называть его настоящее имя.

Он вспоминает солдат, в панике бегущих по улицам, скандирующих "Аллаху Акбар" гражданских, захваченное военными здание на Таксиме и речь Эрдогана из аэропорта. Толпа пыталась штурмовать здание. Но как только солдаты начинали оттуда стрелять, народ отступал. Ахмет видел убитых: "Так странно. Ты ждешь, что человек закричит, прося о помощи, но люди просто падали, как в "Матрице", будто их отключили от сети". Все это под гул самолетов, которые летали над городом. Около часу ночи военные сдались.

Зейнеп Гамбетти. Политолог Босфорского университета на грани увольнения

Из окна кафе на Таксиме, где мы разговариваем, видна заполненная туристами Истикляль. Чуть дальше — бронированный автомобиль и несколько военных с автоматами. Полицейские патрулируют каждую улочку, примыкающую к Истикляль. Ахмет не видит в этом ничего странного: "В конце концов это для нашей безопасности".

Он уверен, что 15 июля действительно случилась попытка захвата власти, которую предприняли сторонники Гюлена. Полицейский знает о движении "Хизмет" изнутри: когда-то преподавал в гюленистской школе и жил в их общежитии.

Он сердит на себя за годы, потраченные там. Но рад, что хоть и был с гюленистами, "не превратился в одного из секты":

— В ней есть свои особенные традиции. Утром, после молитвы, ты час-полтора должен читать книги Гюлена. По вечерам снова читаешь или смотришь видеозаписи его проповедей. Каждый день администрация собирала данные: сколько страниц ты прочел, сколько минут видео просмотрел. Они поглощали все мое время.

Несколько лет назад Ахмет решил изменить свою жизнь. Так учитель математики стал полицейским.

По его словам, учителей запугивали, чтобы они не пытались независимо от сети Гюлена пойти работать в полицию. Но Ахмет отказался от "помощи" и сейчас не боится, что его уволят, как многих его знакомых, имевших связь с гюленистами.

— Гюленисты были основной движущей силой полиции в Турции. Они контролировали все ключевые отделы: разведку, организованную преступность, наркотики — все те, где больше денег и власти.

В этих увольнениях Ахмет поддерживает правительство:

— Нам нужно как-то от них избавиться. Но власть использует этот повод и для того, чтоб устранить своих противников. Так быть не должно. Если у нас демократия, что бы ни сказала оппозиция, нужно действовать ненасильственно.

Ахмет сомневается. С одной стороны, нужно быть на стороне законно избранной власти, даже если ты от нее не в восторге. Но и оправдать репрессии против инакомыслящих у человека с высшим образованием не получается.

Антивоенная Акция. Стамбул, улица Истикляль, 8 марта

Следующая на увольнение

Попытка переворота — инсценировало ее правительство или спланировал Гюлен — стала поводом для масштабных чисток. Пострадали учителя, полицейские, государственные служащие, а также журналисты, оппозиционеры, неправительственные организации, университетская профессура.

Политолог Зейнеп Гамбетти считает, что она следующая на увольнение в Босфорском университете. Год назад она и еще четыре тысячи сотрудников вузов по всей стране подписали Петицию за мир. Документ призывал власть остановить военные действия на курдском юго-востоке Турции. Сегодня более четверти преподавателей, поставивших свои подписи под призывом мирно решить конфликт, уволены либо арестованы.

Зейнеп достает из сумки распечатку с цифрами: сколько людей, когда, по каким обвинениям уволили, сколько университетов закрыли. Мы разговариваем в баре La Liberta напротив Босфорского университета. У нее есть полчаса. После интервью нужно успеть на собрание: вчера из университета уволили первую преподавательницу.

Если Зейнеп уволят сейчас, она лишится пенсии, до которой ей осталось семь месяцев. Ей не страшно, главное чувство — будто подвешена в неизвестности.

— Студенты просят курировать их диссертации, но я говорю им, что не знаю, буду ли здесь до конца семестра.

Оппозиционеров и критиков арестовывают не массово, а постепенно. Зейнеп считает, что таким образом в обществе закрепляют уверенность, что это нормально. Люди верят, что арестованные — опасные террористы. Зейнеп слышала, как говорят: недостаточно журналистов за решеткой, нужно посадить еще больше. Она перестала давать интервью турецкой прессе: все равно вырвут слова из контекста, исказят, а потом отбивайся от эрдогановских троллей.

Зейнеп закуривает и рассказывает, как с 2013 года Партия справедливости и развития создает врагов внутри общества:

— Курды всегда были врагами. Но даже с ними был период перемирия. Теперь и это в прошлом — весь юго-восток страны разорен. Внутри общества создаются страхи, что существуют шпионы, предатели, террористы. Журналисты получают по 17, по 30 лет тюрьмы...

— Возможно, будет амнистия?

— С этим правительством амнистия невозможна. Но 16 апреля будет решено, получит ли Эрдоган больше власти, станет ли Турция президентской республикой де-юре, ведь де-факто она уже такая. Но что сделает правительство, если большинство будет против? Оно не примет этого спокойно. Мы ожидаем худшего в обоих случаях.

Собеседница улыбается, чтобы смягчить сказанное. Ей нужно бежать в университет. Я хочу заплатить за колу, но Зейнеп не разрешает, говорит полушутя:

— Я ведь все еще работаю здесь и получаю зарплату.

Коммунист

Зейнеп Гамбетти беспокоит утечка мозгов из Турции. Позиция молодого историка Исмета Конака могла бы ее утешить. Он пока не собирается бежать с турецкой галеры. Недавно защитил диссертацию по истории российско-турецких отношений и надеется получить работу на кафедре.

Исмет Конак цитирует Розу Люксембург и говорит на хорошем русском — кроме Стамбула, учился в Москве. Мы встречаемся на площади Беязыт, возле помпезного входа в альма-матер Исмета — Стамбульский университет, старейший в стране. А много лет назад его родные переехали в Стамбул с востока Турции, чтоб дети смогли окончить школу.

Замечаю на площади несколько полицейских автомобилей и автобус. Полиция здесь по поводу небольшой студенческой демонстрации. Зрителей немного: несколько журналистов, мы с Исметом и полицейские — их в два раза больше, чем студентов. Исмет не хочет задерживаться: мало ли чем закончится.

— Я тоже был активистом в студенческие годы. Но теперь не хожу на демонстрации. Вообще, есть два способа бороться: с оружием и пером. Я, конечно, за второе, — говорит историк, и мы оставляем студентов и полицию позади.

Он считает, что попытку переворота либо инсценировало правительство, потому что Эрдоган боится предстать перед судом за все свои коррупционные схемы. Либо власть знала о том, что переворот готовится, но разрешила попытке состояться, чтоб убрать гюленистов и остальную оппозицию.

Исмет Конак. Историк с московским образованием и социалистической ориентацией

Присаживаемся в кафе с видом на город и заказываем кофе по-турецки. Исмет объясняет крылато:

— После коррупционного скандала 2013 года Турция становится кипящим котлом, который не может удержать крышку.

В 2013 году было громкое дело о взятках в государственном банке. Эрдоган, тогда премьер-министр, в ответ на обвинения в коррупции заявил, что это заговор предателей, которые хотят расколоть Турцию.

Исмет считает, что коррупция — это модель турецкого государства. Воровали все предшественники нынешнего президента. Каждый обещал, что положит этому злу конец. И каждому народ верил. Вот и в случае с Эрдоганом надеялись, что справедливый политик с прогрессивными взглядами разорвет порочный круг. И сейчас многие верят — по мнению Исмета, те, кто смотрит телевизор и мало читает.

Зейнеп Гамбетти на этот счет другого мнения. Она говорит, что правящая Партия справедливости и развития — это магнит для городского среднего класса. Для всех, кто ориентирован на экономическое развитие, ислам и деньги. В первые годы правительство Эрдогана действительно проводило реформы, начало процесс перемирия с курдскими боевиками, говорит Исмет. Но после коррупционного скандала главная его цель — спасти свою шкуру. В общем, "колыбель турецкого народа охраняют плохие духи", считает историк.

Он наблюдает также, как сегодняшняя власть все больше тяготеет к национализму. Все турецкие государства, говорит Исмет, подавляли меньшинства: армян, греков, курдов (сам он из семьи курдов-алевитов) — под лозунгом "одно государство, одна нация, один флаг". Правящая Партия справедливости и развития забыла о своих ранних обещаниях демократизации и сегодня использует ту же риторику. Ведь она работает.

Исмет прерывается — звонит телефон. Он сбрасывает звонок и спрашивает, узнаю ли я мелодию. Я киваю: похоже на гимн СССР.

— Так вот, как только власть чувствует, что слабеет, — начинает говорить о единстве. А если вы критикуете власть, вас не называют оппонентом. Вы становитесь террористом.

Стив Дарн. Британец, живущий в Турции почти тридцать лет, оптимизма не потерял

Иностранцы

"Терроризм" — это слово слышно в Турции повсюду. Может быть, поэтому события 15 июля напомнили британцу Стиву Дарну теракты 11 сентября — как и в 2001-м, он смотрел трансляцию по телевизору.

Стив приехал в Турцию в 80-х, сразу после военного переворота. 30 лет в стране, аналитический ум — и сегодня высокий седой мужчина в немного выгоревшей на солнце рубашке готов поделиться своим пониманием турецкой души.

Мы сидим в кафе на набережной в Измире — одном из торговых центров, о которых здесь только и мечтали 30 лет назад, по словам Стива.

— Пока люди не потеряли свои торговые центры, пока у них есть машина, дом и плазменный телевизор, их мало интересует, кто при власти.

Британец предостерегает знакомых: сейчас не замечаете изменений, но через пять лет проснетесь в совсем другой стране. Стиву кажется, что эта страна будет напоминать Ливию или Египет до революции. Будет диктатура, и она есть уже сегодня. Его это огорчает и сердит одновременно:

— Говорили, что Турция — это модель для Ближнего Востока: демократическая, секулярная, с хорошей экономикой. Это все в прошлом. Турция больше не светская, она исламистская. И не демократическая.

Не так безнадежно оценивает ситуацию в Турции Омар Беракдар, художник из Дамаска. В Кадыкее, светском районе Стамбула, он открыл коворкинг для сирийских художников. Это личный вклад Омара в помощь сирийцам. Как-то сюда заезжала и группа художников из Украины.

Омар Беракдар. Художник из Дамаска отказался от Европы

Турки эмигрируют в Европу, но Омар остается в Стамбуле. Он уверен, что сегодня ситуация в Турции лучше той, что была в Сирии до вой­ны: "Для тех, кто занимается бизнесом, здесь всегда было комфортно". Конечно, люди не хотят тратить деньги на искусство. Поэтому финансово Омар чувствует, что в стране, где он официально "гость" (по турецкому законодательству сирийцы не могут получить статус беженцев), что-то нет так. Но не более.

— В Сирии царила настоящая диктатура и тотальная цензура. Искусство было стерильным. В Турции можно жить относительно свободно, если не затрагивать политических вопросов. Да я и не вправе говорить здесь о политике.

• Читайте также: Без двух лет султан. Что будет с Турцией после референдума

С французским и сирийским паспортом Омар остается в Турции, надеясь, что будущие политические катаклизмы не принудят его вместе с еще несколькими миллионами сирийцев убраться из страны. Хотя уверенности в завтрашнем дне у него нет, как и у остальных — и беженцев, и местных жителей.