Цена ошибки. Почему военные командиры не ответственны за неоправданные потери

Об украинских потерях на фронте известно мало. Информации о погибших военных не найдешь в регулярных сводках. И так с начала полномасштабного вторжения. Военное руководство убеждено, что никаких цифр и обстоятельств обнародовать нельзя. И на это есть несколько причин, в частности, из-за возможного использования информации врагом и деморализующего влияния на войско. Кроме того, есть определенные предположения, что точных данных о потерях, даже после почти двух лет полномасштабного вторжения, нет.

Вместе с тем за этим молчанием можно скрывать не только общие потери, ставшие прямым следствием столкновений с врагом, но и неоправданные, ответственность за которые — на командирах, которые по определенным причинам допускают роковые ошибки, теряя своих солдат, не объясняя обстоятельств своих действий и в конце концов избегая какого-либо наказания.

Публичные факты и повод поговорить

Несколько недель назад журналист Юрий Бутусов рассказал, как опытных операторов дронов 74 ОРБ бросили на штурм, как пехоту, и они погибли. Он отметил: пилоты не имели должной подготовки для штурмовых действий, на сопровождение их действий был запрет работать дронами.

"Цель атаки была — отбить наблюдательный пункт батальона, который пришлось оставить, потому что эта временная и не укрепленная позиция была полностью разрушена артиллерией противника. Атака абсолютно не соответствовала обстановке на том участке фронта, где силы противника преобладают. Но командование 74-го разведбата это не учло, и замкомбата позывной "Первак" отправил дроноводов в атаку с автоматами", — пояснил он.

В комментариях к посту, которых по состоянию на 1 февраля было более восьмисот, военнослужащие и волонтеры начали рассказывать свои истории о решениях командиров и потерях подразделений.

"Это не только дроноводов касается, арты тоже, по собственному опыту", "Это главная проблема многих комбригов и комбатов! При необходимости они бросают в топку всех кто есть под рукой, даже если это высококлассные узкопрофильные специалисты", "Если по морпехам на Крынках (левый берег Херсонской области, — ред.) копнуть, то там тоже трешачина подобная", — отмечают пользователи. Среди комментариев есть также комментарий главкома Валерия Залужного: "++".

О проблеме привлечения технических специалистов к общевойсковым боевым операциям также пишет связист-блогер Сергей Флеш.

"Последние месяцы я "потоком" получаю информацию, что военных инженеров привлекают к выполнению "пехотных задач", вплоть до штурмов. Я понимаю, что у нас "дефицит" людей, но пехотные вакансии мы как-то закроем, а кем заменить тех же раненых и погибших связистов?" — отмечает он.

Чуть позже о проблеме написал и активист и волонтер Сергей Стерненко. Он добавил: "Да, у нас много крутых и адекватных командиров. Тех, которые являются образцом и настоящей элитой нашего войска. Но так же немало и некомпетентных и абсолютно равнодушных к жизни солдата чертей. Это не только об указанном подразделении. Таких историй много, и они случаются регулярно".

Речь идет о том, что в качестве "наказания" такие командиры от высшего командования получают не выговоры с возможностью уголовного преследования, а повышение или остаются и дальше на должностях.

"У нас есть ответственность для солдата. Но нет для командиров. А она должна быть, если мы хотим воевать умом, а не терять людей там, где этого можно избежать. Ни одна мобилизация не исправит ситуацию", — сказал Стерненко.

Без истерик: как родные военных обвиняют командиров

О таких ситуациях в Украине не принято говорить. Потому что каждое подобное слово может быть расценено, как информационная работа в пользу врага. Мол, в Украине война, и командиров, которые держат фронт, в военной среде критиковать не принято. Все же замечания родных погибших, пропавших без вести, пленных воспринимаются как истерики и не аргументированные высказывания, хотя на самом деле таковыми не являются.

Елена Добича жена военнослужащего 56 бригады, который недавно был освобожден из плена, председатель двух общественных организаций: "Полигон 56" и "Полигон 56 Бердянск" говорит, что бывший командир 21 батальона "САРМАТ" и бывший начальник штаба 56 бригады майор Павел Юрчук, который назначен командиром 63 бригады, имеет на своем "счету" потери, которые стали причиной расследований компетентных органов.

"Многие не в курсе, кроме родных погибших и без вести пропавших 21 бату, что еще недавно его сняли с должности в нашей бригаде, разжаловали до старшего лейтенанта. Он проходил подозреваемым сразу по нескольким уголовным делам, в частности за вымогательство и отдачу приказов, повлекших гибель тысячи военнослужащих 21 батальона. А также большие махинации с денежным обеспечением, и большие показатели суицида в 21 бате атошников. Наши женщины попытались написать комментарии под постом на странице 63 ОМБр и рассказать другим правду о Юрчуке, но их сообщения были быстро удалены", — утверждает она.

В комментарии Фокусу Добича уточняет, что ей известно об около 800 служебных расследований, которые не начинались или не были завершены в отношении погибших, в том числе и в результате суицидов, и пропавших без вести .

И подобные сообщения — не единичные, их можно увидеть на страницах объединений семей конкретных подразделений и услышать во время личных встреч.

Конечно, родные, часто эмоционально, пытаются выяснить причины гибели или исчезновения без вести — для них это дело их личного расследования и поиска виновных. Они часто говорят: "легче все списать на войну", но, на самом деле не понимая обстоятельств, которые часто скрываются, им легче обвинять командиров. Чтобы изменилась ситуация, стоит быть с ними честными. Войны без потерь не бывает. Но для фронта потери — это статистика, пусть и приблизительная, а для семей военных — трагедия.

Есть ли ответственность командиров?

Однако правда — это сложная материя. Особенно, когда есть много поводов не озвучивать ее. Случаи, когда командир понес уголовную ответственность, трудно вспомнить. Поэтому более известны истории переводов из одного подразделения в другое.

Едва ли не единственный случай, когда за гибель военных мог понести наказание командир — дело генерал-майора Виктора Назарова. Его обвиняли по делу о сбитом в Луганском аэропорту в 2014 году самолете Ил-76 с украинскими военными на борту. Тогда погибло 49 украинских бойцов. Дело Назарова, которого обвиняли в служебной халатности, что привело к катастрофе самолета, в судах рассматривалось более пяти с половиной лет, однако в 2021 году Верховный суд признал невиновным генерал-майора. До этого суды первых двух инстанций — Павлоградский горрайонный и Днепровский апелляционный — ранее признали Виктора Назарова виновным. Ему грозило 7 лет заключения.

Много говорили о возможности наказания командиров за события 2014 года в Иловайске и Дебальцево, однако многочисленные специальные комиссии и расследования были безрезультатны.

Ветеран АТО Евгений Дикий говорит Фокусу, что ответственность командиров должна быть, и она законодательно предусмотрена. "Но пока не знаю прецедентов, чтобы были какие-то разборы полетов, каких-то командиров мы спросили о неоправданных потерях. И началось это с Иловайска. Расследование этой трагедии 2014 года так и закончилось ничем. Были и слушания и парламентские комитеты, а результат — ноль. С тех пор ситуация остается неизменной", — добавляет он.

Он объясняет:"Если говорит о потерях, то они бывают оправданные — те, которые нельзя было предотвратить, и неоправданные — которые можно и нужно было предотвратить, но командир этого не сделал". Дикий подчеркивает: важно разбирать каждый конкретный кейс.

Юрист Ирина Савкив говорит, что ответственность командиров за потери на поле боя сложно доказать.

"Если мы говорим о чрезмерных потерях в конкретном подразделении, надо смотреть приказ, была ли бригада, батальон или группа готова к тому, чтобы идти в бой. То есть были ли военнослужащие обучены, имели ли необходимую амуницию и оружие. Если неподготовленных отправили со словами "да что ты жалеешь людей, отправь их туда", а такие командиры есть, тогда это можно доказать в суде, что приказ, в результате которого подразделение понесло определенные потери, был преступным, необоснованным. Но просто так военнослужащие же не могут отказаться выполнять приказ — это военное преступление, за которое предусмотрено суровое наказание", — говорит она.

Отказаться от выполнения приказа можно, и это будет считаться законно, если преступность такого приказа очевидна и не вызывает сомнений.

"Но в нынешних условиях такие утверждения — скорее теория, чем практика. Это война, она предусматривает потери. Никто не учитывает их должным образом, и никто не может проверять. Так, некоторых посылают вслепую, а потом констатируют гибель взвода", — говорит юрист.

Она объясняет, что с наказанием для военных также все сложно: "Военные — особый субъект. Устав внутренней службы ВСУ предусматривает, что за отдачу явно преступного приказа виновные лица привлекаются к ответственности в "соответствии с законом". Однако в Уголовном кодексе такая диспозиция отсутствует. Поэтому нужно искать общую норму. Например, за явно преступный приказ (распоряжение) служебное лицо может подлежать уголовной ответственности за злоупотребление властью или служебным положением (статья 364 УК Украины), но эта статья предусматривает специальную цель — получение любой неправомерной выгоды. Специальной нормой, предусматривающей ответственность командиров является деяние, предусмотренное статьей 426-1 УК Украины — превышение военным должностным лицом власти или служебных полномочий. Однако она не охватывает вопрос издания уголовно противоправного приказа или распоряжения командиром, о котором мы говорим. Поэтому существует потребность конкретизации этого деяния в составе преступления статьей УК Украины. В парламенте уже были зарегистрированы законопроекты об изменениях в Уголовный кодекс Украины относительно установления ответственности за издание явно уголовно противоправного приказа или распоряжения. В частности, №9391. В нем — предложение наказания сроком до десяти лет лишения свободы".

Почему государство не может каждому гарантировать умного командира

Евгений Дикий говорит, во время, когда речь идет о дополнительной мобилизации и истории, когда без надлежащей подготовки отправляют на фронт, важно, чтобы солдаты или будущие солдаты чувствовали, что сохранение жизни является приоритетом.

"Вы понимаете, что мы не можем каждому гарантировать умного командира. По одной простой причине: а где мы их найдем. Наша армия сегодня — это абсолютный срез нашего общества. Почему никого не удивляет, что в гражданской жизни мы встречаемся с самыми разными людьми, в частности, с разными руководителями, от гениев до дебилов. Почему в армии должно быть как-то иначе, — размышляет он, — У нас что, есть какая-то каста офицеров, которых воспитывали из поколения в поколение, или хотя бы достаточно профессиональных военных? Где бы они взялись в стране, которая тридцать лет не вкладывала в армию, в стране, которая тридцать лет считала, что войны не будет. Восемь из тридцати лет шла война, а страна жила так, будто ее нет. Наша нынешняя армия — это примерно 1,1 млн. человек. До войны было порядка 140 тысяч. То есть все остальные — набранные после мобилизации. Это абсолютный срез нашего общества, который одел форму. Там встречаются такие же типажи людей, как и в гражданской жизни. Да, мы должны стремиться, чтобы жизни людей сохранились. Но было бы нечестно, если бы каждому бойцу гарантирован умный командир. Этого не может быть, потому что негде их взять".

Ветеран АТО соглашается, о ситуациях, которые описал журналист Бутусов и активист Стерненко, говорить стоит.

"В начале войны господствовало такое решение, и я тоже его разделял, что надо молчать обо всех таких проколах, дальше — "научимся". Но когда такие вещи случаются почти на третьем году войны — значит, пока мы не озвучиваем, это не будет исправляться", — предполагает он.

Чтобы системно менять ситуацию, по мнению эксперта, важно ускорить подъем на командные должности тех людей, которые прошли от младших командиров, ротных, взводных . "Те, кто реально сами были в этой войне в реальном бою, реально теряли не подчиненных, командуя ими из штаба, а собратьев, с которыми воевали в соседнем окопе, — объясняет Евгений Дикий, — Максимально поднимать этих людей на командные должности. У нас, как для военного времени, очень быстро работает этот социальный лифт. Вообще исторически войны — это путь очень стремительной карьеры для офицеров. У нас почему-то это не наблюдается. Возможно только на самых высоких ступенях — полковников, генералов".

Чем больше на командных должностях будет людей, которые еще вчера могли сами погибнуть в бою, тем быстрее будет меняться отношение к потерям.

"У 3-й отдельной штурмовой бригады ВСУ или "Азова" нет проблемы набрать добровольцев. Они не то что не нуждаются в мобилизованных, они не всех добровольцев берут, проводят отбор. Это потому, что там все командиры — боевые и есть много людей, которые готовы рисковать своей жизнью под командой условно Редиса (Дениса Прокопенко, командира "Азова", — Фокус) или ребят, которые прошли Мариуполь. Да, в Мариуполе были страшные потери, но о них надо говорить отдельно. А под командованием некоторых других, не будем называть фамилии, такого желания нет", — говорит Дикий.