"Где наши ребята?" Сколько украинских военных в плену и почему возник беспорядок среди поисковиков
В плену России находятся несколько тысяч украинских солдат и офицеров. Еще больше считаются пропавшими без вести. Проблема поиска и возвращения как живых, так погибших — вызов для Украины. Родные военных говорят о несовершенной системе защиты прав пропавших и их семей. Фокус встретился с женой военнопленного и главой объединения семей, которые ищут тех, с кем потеряли связь на фронте, Еленой Добычей.
Елена — жена военнослужащего 56-й отдельной мотопехотной бригады. Ее муж попал в плен в Мариуполе при прорыве с завода Ильича в апреле 2022 года. Она — председатель двух общественных организаций: "Полигон 56" и "Полигон 56 Бердянск". Первая была основана как объединение 25 семей военнопленных и пропавших без вести, сейчас в ней есть представители семей 53 подразделений сил обороны, вторая — для дальнейшей помощи военнослужащим на фронте и реабилитации.
"Наши ребята выходили на связь почти весь март 2022 года. 25 или 26-го мой муж набрал меня крайний раз. Потом в Бердянске, где мы жили, вообще исчезла мобильная связь. Поэтому приходили только отдельные сообщения. И то разным женам — их мужья просили передать другим, что у ребят все в порядке, они живы, держатся. Так за несколько недель они нас, незнакомых ранее, между собой познакомили и объединили. Потом мы вместе решили бороться за их свободу", — говорит Добыча.
Сейчас над поиском места пребывания военнопленных и их возвращением работают несколько сотен семей вместе. И не только 56 бригады. Елена и ее коллеги, говорят, что принимают запросы от всех, кто к ним обращается. Поэтому и круг проблем со временем расширился — спрашивают о внесении в списки на обмен, особенности коммуникации с представителями государственных органов, возможность передать передачу в место содержания на оккупированной территории, проблемы с идентификацией по ДНК погибших.
Я сделаю все, чтобы вернуться
Елена, расскажите о своем муже, как давно он в бригаде, чем занимался?
Он военный с 2020 года. До того служил только срочную службу, во время которой получил звание младшего сержанта. В 2020 году подписал контракт с 56 бригадой. Служил на полигоне в Бердянске, недалеко от дома, было удобно.
Можете вспомнить как для вас началось полномасштабное вторжение?
Мы уже знали, что что-то будет, через неделю. Наших ребят и моего мужа также возили каждый день в Мариуполь. Каждый день мы прощались. Надеялись, что все это ошибка, Россия не нападет, как предупреждали все вокруг. Но муж был убежден, будет война. "Надо готовиться, будет сложно, но я вернусь. Я буду делать все, чтобы вернуться", — слышала я. Я шла на работу, но думала, увижу ли его вечером.
24 февраля утром прозвучали первые взрывы. У мужчины сработала внутренняя система оповещения, он начал быстро собираться. Потом раздался звонок, кто-то сказал: "Жду внизу". И все. Он взял тревожный чемодан, поцеловал и уехал, больше я его не видела.
У вас была связь с мужем, знали, что происходило в Мариуполе?
В Бердянск российские танки зашли уже 28 февраля. И мы очень переживали тем, что Мариуполь окажется в окружении. Поэтому пытались передавать информацию, что происходило у нас в городе, они говорили что происходит у них. Они были рассредоточены по городу. А потом мы узнали, что все их силы стягиваются на завод Ильича. Потому что там была какая-то вода, еда, бомбоубежище. Не такое, конечно, как на "Азовстали". Туда наших не пускали — там располагался "Азов". Их представители только приезжали, смотрели что происходит на Ильича. Так пропал один из наших 25 ребят — медик. Его забрали азовцы, дальше связь с ним исчезла. Мы думаем, что он также в плену.
На заводе было очень трудно. Я говорила с женщиной, которая вместе со своим мужем также находилась на заводе Ильича — в начале рядом с военными были их семьи, которые жили в Мариуполе, им не было, куда идти. Эта женщина впоследствии смогла эвакуироваться с гражданскими по зеленому коридору. Она рассказывала, что на заводе сливали воду из труб и пили ее. Еду готовили в котлах, прежде всего раздавали гражданским — детям, женщинам, старикам. Боеприпасы, к сожалению, заканчивались. Все ждали поддержки. Был момент, мы знаем, в марте прорывались морпехи, это было с Запорожского направления, около двух тысяч военных. Неудачно. Многие из них попали в плен. Наши ребята очень ждали эту поддержку, потому что у них уже не было ни оружия, ни еды, ничего. Бомбы падали.
Как вы узнали что ваш муж попал в плен?
Это был апрель. Середина где-то. Мы знали, что те, кто оборонял Мариуполь, их часть, попали в плен. Просматривали различные телеграмм-каналы и группы, и среди нескольких сотен фото разрушенного города, тел на улицах, мы увидели одного из собратьев, который попал в плен. Это был первый человек, которого мы нашли. Дальше мы все просто сошли с ума.
Вас мужчины не предупреждали, что военнослужащие с завода Ильича будут сдаваться в плен или пойдут на прорыв?
Они не сдавались. 12 апреля появились первые списки 1482 человека, которые были взяты в плен возле завода и на самом заводе Ильича в Мариуполе. Силы были неравны и уже не было чем отстреливаться. Командиры на заводе Ильича начали принимать решение идти на прорыв, были и такие, кто советовал действовать по своему усмотрению. Что оставалось ребятам, у которых не было патронов, но они хотели жить?
Мой муж попал в плен 17-го апреля. К тому времени они прятались в тоннелях, где были подземные трубы. Когда они вышли из тоннелей то их уже "встретили".
В мае мой муж вышел на связь. "Я жив, я в плену. Почему ты еще в Бердянске, что ты там делаешь?", — спросил он. Это все, что я услышала. Больше звонков не было.
И тогда мы с девушками поняли, что сидеть в оккупированном Бердянске нет смысла, нужно выезжать. У нас было много русских вокруг. В оккупации мы прожили 3,5 месяца.
К вам, жене военного, не приходили россияне, не искали?
Я снимала квартиру. Приходили туда, где жила мать. Я мать мужа забрала к себе. Соседи говорили, что ходили, заглядывали в окна, ко многим из наших так приходили.
Как вы выезжали?
Очень сложно было. Из Мариуполя также выезжали через Бердянск. Мы видели, как они попадали под обстрелы. Люди погибали. Мы не знали, как ехать, но очень хотели. У нас такие собрались женщины, у которых очень большая сила воли, которые очень любят своих мужей. Мы очень изобретательны, мы очень упрямые, целеустремленные и мы знаем, что нам нужно, поэтому мы нашли выход. В конце концов поехали все вместе, четырьмя бусами, с собаками и котами.
Организации семей военнопленных не готовы объединяться
Были те жены, которые решили остаться в оккупации?
Были те, кто вернулся по разным причинам. Но некоторые из них нам очень помогают сейчас. Например, возят в колонию в оккупированной Горловке передачи нашим мужчинам, которые там в плену. Мы первые, кто начал возить гуманитарную помощь, а также медикаменты, сладости к месту содержания. И делали это в течение полугода. Сообщали о нашей деятельности Координационный штаб по вопросам обращения с военнопленными. Мы делали все, чтобы все знали о нашей деятельности, чтобы давали наши контакты другим родным, возможно, мы можем помочь. Мы знали, что передаем передачи ребятам, а они между собой делятся. Мы также наладили канал почты, получали письма. Не я лично, моего мужа там нет, а его побратимы. Но к сожалению, что-то произошло в конце мая, письма не доходили. Сменилось руководство колонии, и процесс на время остановился. Сейчас нам разрешили закупить и передать галоши на зиму — наши ребята в колонии работают, они им нужны. И лекарства, средства от вшей, блох, клопов.
Можете объяснить, как удалось объединить семьи?
Мы когда выехали, нас было несколько семей, которые не знали, что нам делать. Мы обратились в СБУ. Нам предоставили формальный ответ. Мы не знали, что с этой бумажкой делать. Мы пошли в прокуратуру, писали в воинскую часть. Или не было ответов, или поступали формальные. Пошли в Нацполицию сдавать ДНК. Сначала выписку нам из реестра не хотели давать, потом образцы ДНК где-то потерялись, потом нашли. Все это было в Запорожье. Нас бросали как слепых котят везде. Мы звонили в Национальное информационное бюро, запрашивали информацию, но нам ничего не отвечали. Только потом поняли, что там только собирают информацию, а ничего не решают.
С каким основными проблемами вы шли в эти органы?
Чтобы нам сказали, где наши ребята. Живы ли они вообще? Что происходит. Если в плену, то как их вытащить. Весь июнь мы бегали от двери к двери, день и ночь. Нас везде по одному отшивали, говорили: "Идите, вы уже здесь были, чего вы хотите?". Чувствовалось какое-то пренебрежение.
А потом мои друзья посоветовали, что надо создать общественную организацию, тогда нас услышат. И нам начали отвечать на письма, хотя раньше не отвечали. Затем Координационный штаб выставил на Телеграмм канале что он приглашает все общественные организации к сотрудничеству. И я впервые пошла. Познакомилась, поверила, что нам могут помочь, что мы не одни.
Мы начали свою деятельность с надеждой на то, что мы можем помочь себе и другим людям. А потом увидели, что другие семьи также объединяются, создают организации, но не хотят сотрудничать.
Вы имеете в виду общественные организации других подразделений, защитников Мариуполя — "Азова", 36 бригады морской пехоты?
Да. И мы увидели очень нехорошую картину. Мы пытались организовать и присутствовать на встречах с Корштабом, МВД, МИД, с отдельными народными депутатами, Красным Крестом. И семьи ребят, которые в Мариуполе стояли бок о бок, делились едой и водой, каждая из них имела какие-то свои интересы, каждый дергал одеяло на себя. Они спрашивали: а почему освобождаются другие, а не наши, а наши — лучшие, и т.д. Они все наши! Я ожидала объединения организаций, я думала, что мы будем одной силой, будем помогать друг другу вытаскивать всех наших ребят, а начался бардак. Сейчас очень много родных, к сожалению, готовы разорвать координационный штаб — возникло большое недоверие. А знаете почему?
Почему?
Потому что нет желания всех объединить и объединиться самим. Структуры, которые входят в Координационный штаб, не сотрудничают друг с другом, мы это видим. И прежде всего на примере темы без вести пропавших. Нам до сих пор не понятно, кто занимается этой категорией. И не понятно не только нам, но и представителям семей различных подразделений, которых нам удалось объединить, чьи интересы мы представляем.
Где именно вы представляли интересы семей?
На встречах со всеми органами, которые могут быть причастны к поиску и освобождению пленных. Понимаете, у разных семей — разные вопросы. Часто женщины очень уставшие, иногда неосведомленные, есть домохозяйки, которые имеют ограниченные ресурсы, или слабые духом, не могут себя защитить, защитить свои права. Они обращаются к нам, мы помогаем. Мы составляем перечень вопросов, отправляем в Координационный штаб, они — в другие структуры, готовят ответы, встречи.
Конечно, я не могу говорить, что Координационный штаб вообще ничего не делает. Они делают, когда мы их толкаем. Я очень рада, что много общественных организаций, которые их постоянно подталкивают к действиям, реакциям. Мы вместе защищаем наш тыл, права наших ребят, пока они в плену или на передовой.
Если не могу повлиять на поиск пленных и пропавших, то хочу направлять, указывать на ошибки
Если говорить о наиболее распространенных запросах или тех запросах, которые являются самыми насущными, какие они?
Вопросы, которые касаются и живых, в частности, тех, кто в плену, и мертвых, пропавших без вести. Важно уже сейчас знать, например, геолокации, по которым после деоккупации можно будет искать тела погибших. Каждый солдат должен вернуться домой. А сейчас еще много уже освобожденных территорий не обследованы на предмет поиска тел. Почему — вопрос. Говорят, у Минобороны есть стратегия, но она нам не очень нравится. Обследовать длительное время отдельные участки, не спеша. Не известно, почему нельзя усилить работу. Не хватает ресурсов? Давайте будем искать. У нас морги забиты телами. Процесс идентификации по ДНК плохо работает. Не то что плохо, они не успевают. У меня очень много вопросов и к работе МВД, и к министерству обороны, потому что мы слышим, что они такие молодцы, что они работают с 2014-го года, что есть опыт. Но к сожалению…
То есть речь идет о проблеме возвращения тел погибших даже с деоккупированных территорий?
Многие понимают, что их родные погибли. Но они хотят похоронить их, достойно похоронить дома. Люди хотят определенности: жив, или в плену, или мертв. Знать, что без вести пропавшие, очень трудно. Ничего не знать, очень трудно. Кто-то говорит, пока тело не вернули, есть надежда, вера. Знаете, за полтора года уже не та надежда, не та вера не нужны, хочется определенности, понимания что делать дальше, как действовать дальше, болит, очень болит. Я каждый день слышу это от родных. Недавно одна из мам мне сказала: "Я уже не могу, я сейчас сложу руки и лягу". Хочется все эти сообщения направить во власть. Понимаете, люди уже не могут, уже настолько много злых, что умирают их родные с ними.
Вы сказали, что не хватает способности по поиску тел. Почему так происходит?
Потому что масштабы большие. Нас просят подождать несколько месяцев, и мы увидим результат. Ждем. Сейчас мы готовим документы — несколько общественных организаций решили создать Ассоциацию общественных организаций, чтобы организовать общественный контроль над процессом. Это единственное, что мы можем.
Понимаете, я хочу сделать все, чтобы вернуть своего любимого человека. И так каждый из нас. Я хочу, если не могу повлиять, направлять, указывать на ошибки, чтобы они их увидели, захотели исправить. Как мне в Координационном штабе задали вопрос: "А как вы думаете что еще можно сделать, подскажите?". Должна быть констатирована проблема, определено, с чем она связана и найдены пути решения.
А пока у меня есть только вопросы. Например, в координационном штабе есть представитель от общественной организации "Женщины из стали", но нет других представителей. Мы же имеем право. Мы готовили запрос на руководителя ГУР МОУ Кирилла Буданова, на Координационный штаб, просила приобщить нас. Пока тишина.
Вы бы хотели присоединиться к работе Координационного штаба?
Конечно, мы хотим видеть работу изнутри. Мне представитель ГУР как-то спросил, доверяю ли я ему. А я ответила: "Вы помните, у нас была встреча, где собирались около 50 общественных организаций, во время нее вы сказали, что Украина российских летчиков меняет только на украинских летчиков. Прошло несколько месяцев, летчиков поменяли на азовцев. Так у меня вопрос к вам снова: "Мы летчиков меняем на летчиков, вы держите свое слово,". Так я должна доверять такому человеку который держит слово….?
Мы хотим, чтобы нас допустили к работе Корштаба, должен быть общественный контроль
На международной площадке надо говорить, что в Украине задержано много пленных, называя цифру?
Вы же понимаете, что только международные организации имеют влияние на того или иного представителя власти. Мы же знаем, что Эрдоган, который недавно встречался с Путиным, говорил с ним об азовцах раньше. Но "Азовсталь" — это не только 700 азовцев, но и несколько тысяч других. Вы знаете, сколько пленных?
Сколько?
В плену и без вести пропавшими считаются более 20 тысяч. И это только военных. На "Азовстали" было взято в плен около двух тысяч. На заводе Ильича — около трех. По городу — также около тысячи. Сколько насчитали? А теперь добавим Херсон. Там тысячи без вести пропавших, пленных, которых вывезли, когда были наступления на Херсонскую область. А еще есть Харьковская область, Киевская, Черниговская, Донецкая, Луганская. И это 5000-7000, о которых говорят? А сейчас в РФ и на оккупированной территории пленным начали выносить приговоры. И представителям нашего подразделения также. 22 года заключения, 18 лет заключения, 27 лет, 15 лет, 20 лет. Что дальше? Всех будут ссылать в Сибирь?
Вы говорите о том, что военнослужащих украинских осуждают российские и подконтрольные России суды?
Так.
За что?
А просто так.
В чем их обвиняют?
За, якобы, нападения на мирное население. Заставляют их на камеру признаваться. Их осуждают и в "ДНР", и в России. Я буквально недавно общалась с одной женщиной, которая наняла в РФ российского адвоката, пытается вытащить своего ребенка. И она плачет и говорит: "Я не знаю что уже делать, осуждают". И это обычных солдат. О командирах я не говорю. Там обычных ребят, за командиров я вообще молчу, им также уже по 15-20 лет дают, они в Ростове, Таганроге, Курске сидят.
ВажноДавайте вернемся к тем запросам, с которыми к вам обращаются семьи. Мы говорили о возвращении тел погибших и поиске без вести пропавших. Какие есть еще?
Обращаются и семьи пленных. Люди уже не могут ждать. Некоторые уже полтора года в плену. Мы знаем о случаях гибели в плену. В течение прошлой зимы в Суходольске Луганской области погибли десять человек от пневмонии. Было очень холодно, лекарств не было. Есть и другие случаи. Во всех официальная причина смерти неустановлена, отсутствуют выводы судебно-медицинской экспертизы. Вот почему нужен общественный контроль, чтобы знать, что компетентные органы сделали все, чтобы узнать причину гибели в частности.
Почему родные не могут получить такие выводы?
Почему-то замалчиваются. Я не знаю. Но родным же важно понимать: это была пневмония, или человека пытали. Как и важно знать, как будут привлекаться к ответственности люди, которые пытали и убивали наших родных в плену. Семьи погибших были в Корштабе, спрашивали, ищут ли виновных в этих преступлениях. Ответ непонятен.
Сейчас известно, где находится большинство пленных 56 бригады, в каких местах заключения?
В СИЗО Ростова, Таганрога. Были в Брянской области. Это если говорить о России. Также на оккупированных территориях — в Суходольске Луганской области и Горловке Донецкой области.
Количество пленных 56-й бригады известно?
Среди без вести пропавших примерно пятьсот человек. Это только тех, чьи родные обратились. Еще примерно 100 подтверждены, что в плену.
И каждую неделю я подаю полные списки в госструктуры, чтобы узнать об обновлении. После меня вызывают и говорят: "Елена, пожалейте нас, пожалуйста, не присылайте такие списки". А я буду отправлять. Чтобы они их не забывали, чтобы запомнили каждого фамилию, имя, отчество, где пропал, когда пропал и год рождения.
Ваши запросы помогают узнать, кто считается пропавшим, а кто в плену?
Я прошу, чтобы ребятам, по которым есть информация о месте содержания, меняли статус — с пропавшего на пленного. Это повышает шансы на скорейшее возвращение домой. Нам важно понимать, что ни один человек не потеряется.
Семьям, которые к нам обращаются, мы предоставляем всю информацию — куда обращаться, если ваш человек попал в плен или пропал без вести. У нас есть отдельная группа для этого. Чтобы люди не ходили кругами, обращаясь ко всем по несколько раз. Вроде бы, все просто: взял и обратился в МВД. А нет, не просто. Когда вы приходите в Нацпол, на вас очень обращают внимание? Придет какая-то бабулечка и говорит: "Сыночек, помоги". А он отвечает: "На стенде все есть". Что та бабуля? Посмотрит, посмотрит и уйдет.
Что бы вы посоветовали семьям, чьи близкие пропали без вести или попали в плен?
Думаю, в первую очередь им надо обращаться к общественным организациям, а они уже им предоставят и образцы обращений, и адреса, куда обращаться. И не только в государственные структуры, но и международные организации. Мы никому не отказываем. Наших возможностей хватит, хотя и трудно. У нас есть координаторы по регионам — они все из числа родных пленных, пропавших без вести или погибших.
А вы знаете, где сейчас находится ваш муж?
Только недавно его плен подтвердил Международный комитет Красного креста. И то после того, как сказала, что его представители бездействуют. "Очень хорошо, что вы помогаете переселенцам, детям, пожилым людям. А чем вы помогаете нам, родным без вести пропавших, пленных и погибших?", — спросила я их. В ответ — тишина. Потом я сказала: "Вы хотя бы раз сделали официальный запрос и дождались официального ответа о месте пребывания конкретного человека". Через две недели я получила ответ. А с ним надежду, что муж не потерян, впервые за полтора года. Я не знаю, в каком месте удерживают моего мужа на территории РФ. И не знаю, будут ли удерживать его в нем завтра — многих пленных часто перемещают.
Сколько украинцев могут быть в российском плену или пропавшими без вести
Украинская власть не называет военные потери Сил обороны и количество военнослужащих, попавших в плен в РФ. Эти цифры не назывались ни разу с начала полномасштабного вторжения. Так же, не указывается количество российских военных, которые находятся в украинском плену. Позиция понятна, ведь эти данные являются деморализующим фактором.
Вместе с тем, в апреле 2023 года уполномоченный по вопросам лиц, пропавших без вести при особых обстоятельствах Олег Котенко, в эфире телемарафона сообщил, что пропавшими без вести считаются более семи тысяч военнослужащих.
Общественные организации, которые занимаются вопросом поиска и возвращения украинцев, как гражданских так и военных, имеют свои данные, проверить которые пока нет возможности.
По гражданским лицам информации немного больше. В начале сентября 2023 года уполномоченный Верховной Рады по правам человека Дмитрий Лубинец назвал цифру около 25 тысяч граждан Украины, которые могут считаться пропавшими без вести при особых обстоятельствах, то есть быть гражданскими заложниками и находиться в российском плену. При этом он уточнил, что речь идет лишь о тех, чьи родственники и близкие обратились за помощью.
Так же, не предоставляют информацию и международные гуманитарные организации. Например, в Международном комитете Красного Креста отказываются называть сколько украинцев они посетили в российском плену.
К слову, 12 сентября правительство передало полномочия по координации розыска лиц, пропавших без вести при особых обстоятельствах, от Министерства по вопросам реинтеграции временно оккупированных территорий в Министерство внутренних дел.
Важно