Право войны. Чем опасно, что в Украине до сих пор нет закона о военных преступниках

Не так давно генеральный прокурор Ирина Венедиктова анонсировала создание специальных подразделений для расследования вооруженной агрессии РФ не только в Офисе генпрокурора, где такой департамент функционирует полтора года, но и в органах досудебного расследования — Службе безопасности Украины и Национальной полиции.

"Это важно, чтобы была одна линия", — прокомментировала она. На эту инициативу мало кто обратил внимание, хотя она имеет большое значение для понимания причин вооруженной агрессии РФ и наказания виновных. Если следственные органы, прокуратура и суды начнут работать слаженно в вопросе раскрытия военных преступлений, то Украине удастся показать, что на самом деле происходит на Донбассе и кто должен за это отвечать.

История одного "референдума"

11 мая 2014 года в городах и селах Донецкой и Луганской областей прошел "референдум о самоопределении Донбасса". В организации процесса участвовали несколько тысяч граждан Украины, сотни из них уже получили реальные тюремные сроки — от пяти до восьми лет. Учителей и работников ЖЭКов украинские суды признавали виновными в посягательстве на территориальную целостность и неприкосновенность Украины.

"Дел и приговоров в отношении людей, которые организовывали "голосование" на "участках", работали в "комиссиях", много, но общего понимания, кто организовывал "голосование" и зачем, нет, связи не исследованы, — говорит Ольга Решетилова, координатор Медийной инициативы за права человека, организации, которая занимается мониторингом судебных заседаний, связанных с конфликтом. — Когда читаешь решения судов, создается впечатление, что люди по собственному желанию пришли на какой-то "референдум", организованный неустановленными лицами".

Романа Лягина в медиа называют боевиком "ДНР", а он себя — бывшим "председателем Центризбиркома" "молодой республики". Именно Лягин весной ­2014-го на пресс-конференции в Донецке оглашал результаты незаконного "референдума", а осенью того же года — так называемых "местных выборов". Правоохранители задержали его в июне 2019-го. Сначала обвинили в преступлениях против национальной безопасности — создании террористической организации, посягательстве на территориальную целостность и государственной измене. Позднее — и в причастности к захвату завода "Изоляция", на территории которого создали тайную тюрьму, где незаконно удерживали гражданских заложников и украинских военнослужащих.

"9 июня 2014-го на территорию завода зашли вооруженные люди. Среди них были бойцы батальона "Восток". Они показали бумажку, в которой было указано: восемь заводских гектаров теперь принадлежат "ДНР". Мол, тут теперь будет не центр современного искусства, как это было в последнее время, а склад гуманитарной помощи из России. Возглавлял захват именно Роман Лягин", — рассказывает Михаил Глубокий, директор по развитию и коммуникациям фонда "Изоляция". Администрация фонда заявила о захвате объекта, а боевики запретили ей вход на территорию завода". Ныне работники фонда "Изоляция" — потерпевшие в деле Лягина.

Расследование всех трех эпизодов окончено, дело Романа Лягина — в суде. По ходатайству его защиты слушания происходят в закрытом режиме, но очевидно, что на судебном заседании Лягин может назвать организаторов и финансистов "псевдореферендума", среди которых, вероятно, окажутся граждане РФ. Тогда круг замкнется — отчасти будет понятно, кто конкретно был заинтересован в создании так называемых "республик".

Проблемы квалификации

С начала войны украинские правоохранительные органы открыли около 30 тыс. уголовных производств, связанных с конфликтом на Донбассе и оккупацией Крыма. Эксперты говорят, что это огромное количество эпизодов, качественно расследовать которые сложно, зачастую — и невозможно. Поэтому многие из них, даже самые громкие, такие как расстрел колонны украинских военнослужащих во время выхода из Иловайска в августе 2014-го, остаются нераскрытыми и теряются в общей массе производств.

Суды не хотели рассматривать дела, связанные с конфликтом, понимая, что в стране нестабильность, и в любой момент может быть достигнуто некое политическое решение, которое пойдет вразрез с правовой позицией

Причин такой ситуации несколько. За семь лет конфликта нарушений на временно оккупированных территориях случилось множество, и следственные органы обязаны были на них реагировать, открывая производства. Но расследовать их было некому — следователей и прокуроров не хватало, дела пылились на полках.

Однако главная причина отсутствия приговоров — неготовность законодательства к условиям реального военного конфликта. Например, убийство местного жителя, захваченного представителями незаконных вооруженных формирований в 2014 году, полиция квалифицирует как преднамеренное убийство (ст. 115 УКУ), а разрушение дома в результате попадания в него снаряда — как умышленное уничтожение или повреждение имущества (ст. 194 УКУ). Кроме того, появились тысячи дел о терроризме, государственной измене и посягательстве на территориальную целостность и неприкосновенность Украины. А ведь от квалификации зависит правовая оценка. Такими "инструментами" доказать, что в Украине происходит конфликт с РФ, невозможно: статьи не имеют отношения к конфликту или указывают на его внутренний характер.

Статья о войне

"С 2014 года ситуация на Донбассе квалифицировалась как антитеррористическая операция, что повлекло за собой создание своего "правового поля" и парадигмы терроризма. Именно в ней первые четыре года работали правоохранительные органы и суды, пока не был принят закон о противостоянии вооруженной агрессии РФ, — объясняет Максим Тимочко, адвокат Украинского Хельсинского союза по правам человека. — Это привело в замешательство государственные органы, которые фокусировались на антитеррористическом законодательстве. Теперь им пришлось концентрироваться на нарушениях международного гуманитарного права и расследовании военных преступлений".

Но в украинском Уголовном кодексе есть только одна подходящая для этого статья — "нарушение законов и обычаев войны" (ст. 438). Именно эту статью Роману Лягину инкриминировали в последнюю очередь, и только потому, что появился дополнительный эпизод с "Изоляцией".

Статья давно устарела — писалась еще до начала войны и не отображает четкий перечень нарушений, которые попадают под нее. С одной стороны, это дает широкие возможности для органов прокуратуры и суда в истории квалификации действий как военных преступлений, с другой — отсутствие конкретики рождает неопределенность. Проблему мог бы решить принятый парламентом в мае ­2021-го закон о военных преступниках (№2689), тогда бы появились статьи о наказании за насильственное перемещение граждан, захват заложников, пытки, но документ до сих пор не подписал президент.

"Хотелось бы верить, что причина связана с дополнительной оценкой документа и рисков принятия закона в систему уголовного права и процесса", — продолжает Максим Тимочко. Он называет документ одним из важнейших достижений законодателей и гражданского общества на пути гармонизации национального права Украины с международным, но все-таки делает сноски: "Например, предложенная редакция статьи 437 — "Планирование, подготовка, развязывание и ведение агрессивной войны" — существенно сужает состав преступления: нести уголовную ответственность за его совершение может лишь "лицо, способное фактически осуществлять контроль или руководство политическими или военными действиями государства". Подчеркиваю, государства, а не незаконного формирования, такого как "ЛДНР"! В то же время по статье 437 недавно осудили несколько руководителей и лидеров так называемых "ЛДНР", в том числе Игоря Плотницкого, по делу о сбитом самолете Ил-76. В перспективе все они могут требовать отмены приговоров. То есть статья хотя и полностью соответствует международному праву, но разрушает состоявшуюся национальную судебную практику".

В идеале так называемый департамент войны, организованный в Офисе генпрокурора, за полтора года работы должен был пересмотреть все 30 тыс. производств — некоторые из них закрыть, другие переквалифицировать, учитывая нормы международного права. Но процесс идет медленно.

В ожидании вердикта

Когда дела об агрессии попадают в суды, возникают новые проблемы — судьи боятся их рассматривать. Например, дело в отношении Лягина слушается повторно: в Днепровский райсуд Киева его передали из Шевченковского — там не смогли сформировать состав судейской коллегии из-за самоотводов и отводов судей. "Все понимали, что в стране есть какая-то нестабильность, в любой момент может быть достигнуто некое политическое решение, оно потом пойдет вразрез с правовой позицией, которая будет утверждена судебными решениями. Соответственно судьи очень сильно не хотели рассматривать дела, связанные с конфликтом, и часто искали причины для самоотводов, — объясняет Роман Романов, руководитель программы "Права человека и правосудие" Международного фонда "Возрождение". — Кроме того, судьи понимали, что это сложные дела, требуют надлежащей профессиональной подготовки. А такой не было у служителей Фемиды как в столичных судах, так и в районных в Луганской и Донецкой областях, куда попадало их большинство".

"Политика — вещь изменчивая, а судьи должны осуществлять правосудие вне ее", — уверяет Марина Бондаренко, судья Дарницкого райсуда Киева. Она рассматривает одно из дел по 438-й статье. "Я бы скорее говорила о реальных преградах: существуют проблемы с процессуальным законом, качеством досудебного расследования и предоставленными доказательствами, процессуальным поведением сторон и соблюдением прав всех участников процесса. Что же касается судей, которые работают в зоне вблизи проведения операции Объединенных сил, то они могут чувствовать страх за себя и близких, которые остались на временно оккупированных территориях, ­по­­­э­­­тому избегать [рассмотрения таких дел]".

В то же время Марина Бондаренко признает, что во время рассмотрения дел, связанных с конфликтом, судьям трудно работать, ведь у многих, как и у прокурора, нет достаточных знаний в области международного гуманитарного права: "Мне приходилось бывать на конференции, в которой принимали участие судьи, ранее привлеченные к трибуналу по Югославии. С судьями и прокурорами проводились специальные встречи для понимания конфликта. У нас же судьям никто внешнюю помощь не оказывал, большинство изучали вопрос кто как мог, единицам удалось пройти специальный курс для судей о правах человека в условиях вооруженного конфликта, организованный Хельсинским союзом".

По информации Офиса генерального прокурора, ныне по статье "Нарушение законов и обычаев войны" в силу вступили только два приговора. Один из них — в отношении четырех граждан Украины — участников незаконного вооруженного формирования "Казацкая Национальная гвардия Всевеликого войска Донского". Эти люди в мае 2014-го похищали людей и заставляли их обустраивать фортификационные сооружения в Лисичанске на территории Луганской области. В судах находится еще 21 уголовное производство по этой статье.

"Сравнительно небольшое количество направленных в суд обвинительных актов и принятых судами приговоров обусловлена тем, что почти все подозреваемые находятся на временно оккупированной территории или на территории РФ, а возможность проведения специального досудебного (заочного) расследования и судебного рассмотрения по преступлениям этой категории была разблокирована только в мае 2021 года", — говорит Юрий Рудь, начальник Департамента надзора по уголовным производствам в отношении преступлений, совершенных в условиях вооруженного конфликта Офиса генпрокурора.

Большинство процессов о войне в Украине — in absentia, то есть происходят в заочном режиме. Заочно суд приговорил к заключению уже упомянутого бывшего главаря самопровозглашенной "ЛНР" Игоря Плотницкого, in absentia происходят процессы и над представителями так называемой "ДНР" — Игорем Безлером и Сергеем Дубинским. Правда, последних двух обвиняют по статье о терроризме — эпизоды, которые можно было бы квалифицировать как военные преступления еще на этапе досудебного расследования. При этом правозащитники говорят, что к заочным производствам необходимо относиться с аккуратностью. Это скорее заявления, декларации, и существует риск, что Европейский суд по правам человека впоследствии может их отменить.

Так что инициатива создать отдельные подразделения, которые бы сфокусировались на военных преступлениях, — идея хорошая, но реализуема ли она? Пока, по информации Фокуса, таких департаментов нет. Но даже когда появятся, этого будет мало. Важно работать над построением отдельного механизма правосудия: определиться с государственной стратегией в условиях конфликта, наладить сотрудничество между следственными органами и судами.

Необходимо понимать, что существует солидный пласт дел, интересных только Украине, в которых речь идет о национальной безопасности. За них Украина может либо наказать (например, если это госизмена), либо амнистировать. А вот военные преступления перед международными инстанциями Украина обязалась расследовать. Например, то, что Роман Лягин был так называемым главой Центризбиркома, Гаагу особо не интересует, а вот то, что он мог быть причастным к захвату имущества на "Изоляции" — да. Тогда рано или поздно в суде окажутся и российские генералы, возможно, причастные к Иловайской трагедии, и высшее руководство РФ, отдававшее им приказы. Наказать их самостоятельно Украина пока не может.