Что общего у режимов в Иране, России, Китае? Не в последнюю очередь — культивация грубой силы и желание сделать потише женские голоса. Движущая сила протестов в Иране — женщины и девушки. В России Путин что причислил россиян, стремящихся к гендерным свободам, к "пятой колонне". А Компартия Китая видит угрозу в "феминизации" мальчиков, что противоречит десятилетиям политики, направленной на поощрение гендерного равенства.
В 1987 году матери Аргентины собрались на площадях, чтобы выразить протест против исчезновения их сыновей и мужей от рук авторитарной военной хунты. Эта инициатива стала катализатором успешного продемократического движения в Аргентине, положившего конец режиму Виделы. Подобным же образом – через публичные демонстрации материнской скорби – Комитет солдатских матерей, основанный в 1989 году во время советско-афганской войны, привлек внимание общественности к коррупции и нарушениям прав человека в советской армии. Движение усугубило недоверие к советской системе, что, в свою очередь, способствовало ее краху.
Фокус перевел новый текст Кэтлин Дж. Макиннис, Бенджамина Дженсена и Джарона Уортона, посвященный вопросу о том, почему диктаторы боятся оппозиционерок.
Сейчас в Иране набирает силу мощное протестное движение, движущей силой которого стали женщины и девушки. Россия использует гипермаскулинность как основное средство поддержания контроля режимом внутри страны и распространения дезинформации среди западной общественности. По мере того, как Си укрепляет свою власть в Пекине, китайская коммунистическая партия разжигает в общественности опасения насчет "феминизации" мальчиков, что противоречит десятилетиям политики Китая, направленной на поощрение гендерного равенства.
Все эти примеры объединяет гендер. Он играет мощную роль в построении и распространении власти и идентичности, которая особенно значима в авторитарных режимах. Как показывает история, когда обычные граждане бросают вызов гендерным структурам власти, становятся возможными глубокие изменения в обществе. Поэтому гендерная проблематика представляется ключевой, хотя и недооцененной, линией разлома в авторитарных обществах, с которыми Соединенные Штаты и их союзники ведут стратегическое соперничество.
Хотя пониманию роли гендера в социальных отношениях и общественных науках посвящено немало научных трудов, до сих пор недостаточно развито применение гендера в качестве аналитического инструмента для лучшего понимания сложных проблем национальной безопасности, таких как стратегическая конкуренция, операции в "серой зоне" и того, как лучше противостоять нарастающему влиянию авторитарных государств в международной системе.
Если этого недостаточно, есть еще одна важная причина, по которой специалисты по национальной безопасности должны начать уделять больше внимания гендеру: такой противник, как Россия, использует гендер для оправдания вторжения в Украину.
Гендер – это способ выражения и распространения основных представлений об идентичности и власти на индивидуальном и структурном уровнях. Хотя женщины часто играют важную роль в противостоянии авторитарным структурам власти, как показывают недавние события в Иране, они делают это в противовес традиционно консервативным гендерным ролям, предписанным для всех граждан многими современными авторитарными режимами. Именно женщины становятся движущей силой для размышлений о гендерных аспектах безопасности — если не катализаторами социальных изменений.
Однако аналитики, сосредоточенные на одном гендере, упускают из виду более широкие общественные и структурные картины, составной частью которых является гендер. Поэтому "гендер" как концептуальная линза не ограничивается женщинами и их репрезентацией. Среди прочего, он позволяет нам исследовать, как мужчины воспринимают свои роли и идентичности, как эти идентичности и роли выражаются на индивидуальном и структурном уровнях, и как эти идеи формируют стратегические культуры и решения национальной политики. Кроме того, поскольку гендер является основой человеческого существования, он открывает пути для понимания и изучения пересечений с другими идентичностями – этнической, религиозной и так далее.
Другими словами, гендер дает нам механизм, позволяющий лучше оценить человеческие аспекты войны и государственного устройства – если мы позволим ему это сделать.
Именно за такой расширенный взгляд на понятие "гендер" выступает академическая наука на протяжении десятилетий, с тех пор как ученые Синтия Энлоу, Дж. Энн Тикнер и другие начали задаваться вопросом о том, как неспособность обсуждать патриархат и гендер искажает все исследования глобальной политики. В международных отношениях по-прежнему существует активное научное сообщество, основанное на конструктивизме и постструктурализме, которое рассматривает гендер как одну из многих идентичностей, используемых людьми для осмысления мира и продвижения своих интересов.
Сегодня феминистская литература стала неотъемлемой частью международных отношений, влияя на взгляд ученых на все – от причин начала войн и проблем ошибочного восприятия до вербовки террористов, противоповстанческой борьбы и войны беспилотников. Новейшая литература вышла за рамки феминизма второй и третьей волны и стала изучать дискурс, идеи Джудит Батлер о перформативной идентичности и даже манифест Донны Харауэй "Киборг".
Работы Харауэй особенно важны для понимания современных проблем национальной безопасности, в которых гендерная идентичность реализуется через онлайн-персоны и распространяемые троллями мемы, похожие на симулякры. Поскольку все большая часть нашей жизни проходит онлайн, роли, которые мы выбираем для себя в социальных сетях, становятся составляющей частью национальной безопасности и мишенью для пропаганды. К сожалению, эти и другие научные открытия лишь частично воплотились в политику или политические рамки, которые позволили бы стратегам более тонко понять такие сложные проблемы национальной безопасности, как стратегическая конкуренция.
Отсутствие практической структуры, ориентированной на национальную безопасность, для оценки и использования гендерных линий разлома в обществе особенно остро ощущается при рассмотрении необходимости разработки и применения специализированных комплексных стратегий сдерживания в контексте политической борьбы и войн в "серой зоне". Чего можно было бы достичь, если бы Соединенные Штаты изучили пересечение гендера и структур власти в авторитарных режимах и включили бы эти знания, например, в планирование действий на театре военных действий и кампаний – или даже в последнюю Национальную стратегию обороны, в которой ничего не говорится о гендере? Вместо этого в документе утверждается, что Соединенные Штаты должны конкурировать с противниками, используя традиционные представления о власти, основанные на реальной политике, упуская из виду роль идентичности в формировании авторитарной политики.
Суть проблемы
Все эти теоретические рассуждения приводят практического политика к фундаментальному вопросу: какую роль гендер в его широком понимании играет в стратегическом конкурентном пространстве?
Более того, почему все это имеет значение?
Во-первых, автократы по всему миру спешат принять патриархальный тоталитаризм и развязать совершенно новую форму информационной войны. Теперь уже недостаточно контролировать свободу речи или собраний. Диктаторы манипулируют идентификацией и дискурсами – особенно такими мощными, как гендерные нормы, – чтобы оправдать свою власть над обществом. Эта патриархальная реакция происходит в особенно трудное время для демократий, где общества ведут дискуссии о новом, часто противоречивом, понимании гендерной идентичности и традиционных ценностей. Такая тенденция ставит конкуренцию за определение гендерных ролей и идентификации в центр новой эры соперничества великих держав.
В Иране за недавней волной протестов, возглавляемых женщинами, стоит долгая история. На протяжении десятилетий режим использовал гендерные нормы и идентичность в качестве главного инструмента репрессий. Традиционные ценности долгое время служили оправданием для отказа в основных свободах и платформой для мобилизации сторонников режима. Тем не менее, борьба за права женщин и права личности в Иране переплетаются.
Гендер стал пространством сопротивления, что делает последнюю волну протестов особенно сложной для авторитарного режима и все чаще ставит женщин в авангард сопротивления.
Путин настаивает на ремаскулинизации России, манипулируя традиционными культурными символами и языком для оправдания территориальной экспансии, национализма и сопротивления тому, что его окружение считает коррумпированным и упадническим Западом. Эта кампания привела к значительному ухудшению прав женщин и исторически маргинализированных групп в России.
Путин дошел до того, что причислил россиян, стремящихся к гендерным свободам, к большой антироссийской пятой колонне. Российские социальные сети переполнены группами, пропагандирующими ненависть, такими как Male State, которые стали ярыми сторонниками войны Путина в Украине.
В период с 2005 по 2019 год российская элита использовала молодежные группы вроде "Наших" – самопровозглашенного "антифашистского движения", описывавшего себя как "Поколение Путина", – чтобы связать гендерную принадлежность, поддержку Москвы и традиционные ценности в противовес Западу. Манипулирование гендерными ролями и идентичностью помогает Путину охватить глобальную сеть популистов, которые считают, что традиционные ценности и общество находятся под угрозой.
Меньше внимания уделяется роли гендера и дискурса о порядке и стабильности в современном Китае. Китайская коммунистическая партия все чаще рассматривает феминизм как угрозу собственной идеологии и восприятию Китая как социально консервативной страны. Си Цзиньпин – неотрадиционалист, пропагандирующий понятия недостатка культуры и вырождения для оправдания централизованного правления и репрессий. Коммунистическая партия все больше внимания уделяет гендеру как угрозе стабильности, призывая государственные институты предотвращать феминизацию мужчин и подростков и продвигать китайских знаменитостей, считающихся мужественными противовесами "размазням" с их "ненормальной эстетикой".
Манипулирование гендерными ролями занимает центральное место в усилиях коммунистической партии по пресечению цветных революций и любой угрозы ее правлению. По словам Леты Хонг Финчер, автора книги Betraying Big Brother: the Feminist Awakening in China: "Китайские правители-мужчины решили, что систематическое порабощение женщин необходимо для выживания коммунистической партии. Поскольку эта борьба за выживание партии становится еще более острой, репрессии против феминизма и прав женщин – более того, против всего гражданского общества – скорее всего, усилятся".
Си рассматривает традиционные семейные ценности и свой проект национального омоложения как взаимосвязанные, что делает феминизм угрозой выживанию партии. Это представление о более традиционном, мужественном китайском мужчине, восставшем, чтобы бросить вызов упадническому Западу, демонстрируется во всем, начиная от вербовочных видеороликов НОАК и заканчивая фильмами-блокбастерами типа франшизы "Воин-волк".
Другими словами, гендерные роли и идентификация являются информационным центром притяжения для автократов, стремящихся ограничить свободу слова и обмена мнениями в своих обществах.
С помощью сочетания медиапропаганды и цензуры этим режимам крайне необходимо создать имидж поборников традиционных ценностей, находящихся под угрозой. Поскольку этот дискурс опирается на манипулирование гендерными ролями и идентичностью, гендер также является критической уязвимостью, с помощью которой можно получить преимущество. Любая стратегия, направленная на противостояние авторитарным государствам без использования этой уязвимости, упускает возможность получить конкурентное преимущество и победить без боя.
Хорошо, и что дальше?
Похоже, современные диктаторы боятся, что девочки и женщины, а также матери, бабушки и мужчины, которые выступают против карикатурных представлений о мужественности, станут политически сознательными и активными. Неудивительно, ведь они представляют собой противоположность гипермачо, скачущему на медведе – идеальному образу для современной авторитарной проекции власти как внутри страны, так и за рубежом.
Итак, что могут сделать Соединенные Штаты, чтобы использовать эту точку давления в своих интересах?
- Во-первых, и это, пожалуй, самое важное, Соединенные Штаты должны опираться на предыдущие резолюции ООН, исполнительные распоряжения и законодательство, которые признают, что гендер является важным аспектом человеческого существования и заслуживает серьезного изучения, когда речь идет о вопросах государственного устройства.
Многие демократические страны приняли важную программу "Женщины, мир и безопасность". Несмотря на это, дискуссии о гендере в национальной безопасности, как правило, вызывают бурную реакцию. С одной стороны, некоторые поддерживают идею о том, что женщины играют жизненно важную роль в подъеме хрупких демократических обществ – от образования до гражданского и политического участия.
С другой стороны, гендерный фактор отвергается как фоновый шум для реальной политики, его называют "мягким" или относят к внешним факторам. Даже когда гендерные вопросы становятся частью программ национальной безопасности, к ним относятся скорее как к "факультативным" или "дополнительным", чем к основному аспекту продвижения гражданского общества и демократических ценностей. Эти упрощения препятствуют серьезному обсуждению гендера как аналитической линзы для анализа политики и того, как манипулирование гендерной идентичностью становится ключевым измерением национальной безопасности в двадцать первом веке.
- Во-вторых, гендер должен означать нечто большее, чем подсчет количества женщин на руководящих должностях – цель, безусловно, благородная, но ограниченная, когда речь идет о противостоянии авторитаризму.
Другими словами, представительство необходимо, но недостаточно. В законодательные органы по всему миру избирается больше женщин, но они порой попадают в комитеты по "женским вопросам" и "семье", а не в реальные органы, принимающие решения. Сильно ограниченные, доминирующие в обществе представления о гендерных ролях и стереотипы воспроизводятся в институтах управления, увековечивая и усиливая угнетение.
Кроме расширения представительства, гендер также полезно концептуализировать как линзу, через которую можно рассматривать поиск преимуществ в информационной среде, играющей важнейшую роль в соперничестве великих держав. Для этого стратеги должны понять, что если гендер является одновременно критическим требованием и уязвимостью, необходимы новые виды кризисных симуляций и военных игр. Эти усилия должны следовать последним исследованиям и сочетать в себе лучшие достижения стратегических игр и социальных наук, чтобы выделить методы, с помощью которых противоборствующие группы используют манипулирование гендерными ролями и идентичностью для продвижения своих интересов, и потенциальные последствия. Необходимо понять, как гендер пересекается с планами кампаний и театрами военных действий, а также с противостоянием, деятельностью в "серой зоне" и политической борьбой. Эти вопросы составляют ключевой компонент исследовательской программы Smart Women, Smart Power Центра стратегических и международных исследований.
Учитывая центральную роль гендера и репрессий в выживании режима, понимание того, как гендер используется для усиления динамики власти, важно для поиска возможностей разрушения авторитарных структур власти. Политикам и практикам сообщества национальной безопасности самое время использовать гендер для изучения основных представлений и опыта власти, ролей и идентичности на индивидуальном и институциональном уровнях. Гендер представляет собой глубоко укоренившиеся представления об идентичности и властных отношениях, которые сообщество национальной безопасности должно лучше учитывать, например, при разработке специальных стратегий сдерживания или планов кампании на театре военных действий.
В конце концов, война – это сугубо человеческая деятельность, а гендер – основное выражение того, что значит быть человеком; игнорировать гендер – значит игнорировать основные аспекты самой войны.
Об авторах
Кэтлин Дж. Макиннис – доктор философии, старший научный сотрудник и директор инициативы Smart Women, Smart Power в Центре стратегических и международных исследований.
Бенджамин Дженсен – доктор наук, профессор стратегических исследований в Школе передовых боевых действий при Университете морской пехоты и старший научный сотрудник по вопросам войн будущего, игр и стратегии Центра стратегических и международных исследований.
Джарон С. Уортон – доктор наук, полковник армии США, в настоящее время работает военным научным сотрудником в Центре стратегических и международных исследований и в Институте современной войны.