Уметь выиграть самостоятельно хотя бы одну войну. Украина и новая концепция двух войн для США

Какие меры по безопасности являются достаточными? Во время Холодной войны ответ был довольно простым. У США один противник – Советский Союз, которого нужно сдерживать и, если потребуется, победить. За последние три десятилетия на этот обманчиво простой вопрос стало очень трудно ответить.

В течение многих лет американская оборонная стратегия предусматривала "концепцию двух войн": Соединенные Штаты должны обладать достаточным военным потенциалом и возможностями для ведения и победы в двух одновременных войнах на разных театрах военных действий против крупных региональных держав, таких как Ирак и Северная Корея. Однако за последнее десятилетие, по мере того как американские вооруженные силы сокращались, а их противники становились все мощнее, США отказались от подобных устремлений.

Фокус перевел новый текст Рафаэля С. Коэна, посвященный новым военным концепциям США.

Сегодня вероятность того, что Америке придется противостоять многим конфликтам на нескольких фронтах, возросла. По собственному признанию, Соединенные Штаты сталкиваются с проблемой "натиска" Китая, "острой угрозой" со стороны России и множеством менее серьезных проблем в виде Ирана, Северной Кореи и терроризма. Покупка достаточного количества оружия и платформ для создания армии, способной победить всех или даже двух этих противников одновременно, скорее всего, окажется непомерно дорогой. В свою очередь, концентрация только на одной из угроз, исключая другие, лишь поощрит враждебное государство попытаться воспользоваться слабостями Америки.

Война в Украине выдвинула новую концепцию "двух фронтов", которая может замкнуть этот стратегический круг и при этом позволить Соединенным Штатам защититься от возможности одновременного возникновения нескольких кризисов без удвоения оборонного бюджета. Для этого США придется увеличить численность своих вооруженных сил для победы в одной войне против одной крупной державы, одновременно нарастив свою оборонную промышленную базу, чтобы обеспечить средства для победы в двух войнах одновременно – так США смогут вести одну войну напрямую, а другую через прокси.

Война на два фронта

Идея о том, что Вашингтон должен иметь возможность вести несколько войн на нескольких театрах военных действий, возникла еще во время Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты и их союзники сражались с нацистской Германией в Европе и императорской Японией в Тихом океане. Во время холодной войны Соединенные Штаты закрепили принцип ведения нескольких одновременных войн в своей оборонной стратегии, хотя значение этой концепции на практике оставалось открытым для интерпретации. Сменявшие друг друга администрации спорили о том, какое сочетание нескольких крупных войн и менее масштабных конфликтов должно стать ориентиром для американских вооруженных сил. На протяжении десятилетий определение конфликта варьировалось от "полутора войн" (одна крупная война на одном театре военных действий и один конфликт на других) при администрации Никсона до двух крупных войн и двух конфликтов при администрации Рейгана.

Когда закончилась холодная война, Соединенным Штатам понадобился новый ориентир для определения необходимых мер безопасности и того, какие ресурсы можно перенаправить с обороны на внутренние приоритеты. Вместо единого противника Соединенные Штаты столкнулись с рядом менее значительных вызовов со стороны Северной Кореи, Ирана и Ирака. Хотя ни одно из этих государств не могло сравниться с американской военной мощью, США неоднократно могли предстать перед необходимостью вести несколько конфликтов одновременно. Поэтому в американских оборонных стратегиях – например, в Bottom Up Review времен Клинтона – предлагалось, чтобы вооруженные силы США были рассчитаны на одновременную борьбу в сценариях Персидского залива и Кореи.

В течение следующих двух десятилетий эта концепция двух войн оставалась основным структурным элементом американской стратегии. Руководители Министерства обороны вносили изменения в формулировки, но основная идея, что Соединенные Штаты должны быть способны вести две войны одновременно, оставалась неизменной.

Однако к началу 2010-х годов призывы к тому, чтобы "вооруженные силы страны были способны сражаться и побеждать в двух крупных региональных конфликтах", звучали все менее убедительно. В течение многих лет Соединенные Штаты отдавали предпочтение возможностям, а не потенциалу своих вооруженных сил. В результате армия сократилась почти по всем показателям – личному составу, самолетам и кораблям – до частицы своей мощи времен холодной войны, даже когда они столкнулись с почти непрерывной нагрузкой, начиная с первой войны в Персидском заливе, кризисов на Балканах, а затем вторжения в Афганистан и Ирак. Военная техника совершенствовалась, но даже самый мощный танк, корабль или самолет может одновременно находиться только в одном месте. Одновременное ведение войн в Ираке и Афганистане почти до предела истощило вооруженные силы США. И обе эти войны велись против повстанцев и террористических групп, а не против государств с современными армиями.

Тем временем противники Америки становились все мощнее. Китай превратился в милитаризованную державу, ослабляя традиционное военное преимущество США в Восточной Азии. После десятилетия резкого спада, последовавшего за распадом Советского Союза, Россия приступила к масштабной модернизации, избавляясь от советских корней и наращивая новые возможности. Северная Корея разработала ядерное оружие и огромное количество средств доставки, чтобы сдержать упреждающие военные действия США. Хотя Соединенные Штаты по-прежнему оставались доминирующей военной силой в мире, идея о том, что США могут бороться с обоими противниками одновременно, выглядела все фантастичнее.

Поэтому Министерство обороны США постепенно отошло от своей концепции двух войн. Администрации Обамы, Трампа, а теперь и Байдена признавали, что Соединенные Штаты сталкиваются с многочисленными угрозами – в частности, со стороны Китая, России, Ирана, Северной Кореи и террористов. Однако все администрации воздерживались от утверждений, что американским вооруженным силам когда-либо придется бороться с двумя из этих субъектов одновременно.

Вместо этого в оборонных стратегиях говорилось о победе в войне против одного противника за один раз и попытках сдержать остальных. В Стратегическом руководстве по обороне 2011 года, принятом при Обаме, говорилось о "победе над агрессией любого потенциального противника" и "навязывании неприемлемых издержек" другому. Стратегия национальной обороны 2018 года, разработанная при Трампе, утверждает, что вооруженные силы должны быть способны "победить агрессию крупной державы, [одновременно] сдерживая оппортунистическую агрессию в других местах". А в Стратегии национальной обороны 2022 года, разработанной Байденом, аналогичным образом говорится о необходимости "одержать победу в конфликте", но при этом "сдерживать оппортунистическую агрессию в других местах". Концепция двух войн свелась к концепции одной войны, и известные оборонные аналитики поют ей дифирамбы.

Растущие ставки

В основе перехода к концепции односторонней войны лежала большая стратегическая ставка – а именно, что противники США внутренне разобщены и поэтому вряд ли начнут войны одновременно. Какое-то время эта предпосылка казалась разумной. В конце концов, Китай и Россия вели войну друг против друга. Китай и Россия также присоединились к Западу в переговорах о заключении соглашения по ограничению ядерной программы Ирана. Северная Корея и Иран находятся на расстоянии полумира друг от друга. Даже отношения между Китаем и Северной Кореей временами становились напряженными.

Более того, все угрозы представились разнесенными по времени. Иран и Северная Корея казались наиболее непосредственными угрозами, учитывая продолжающуюся прокси-войну первого и регулярные ракетные и ядерные испытания второй. В то же время Россия (по крайней мере, до февраля 2022 года) и Китай представляли собой более долгосрочные вызовы. Даже самая последняя Стратегия национальной обороны до 2022 года содержит некоторые из этих размышлений: Китай – "надвигающийся вызов", а Россия – всего лишь "острый", или краткосрочный. Если бы угрозы возникали только последовательно, то Соединенные Штаты могли бы обоснованно предположить, что им придется только с одним противником на одном театре военных действий за один раз.

Но геополитическая обстановка меняется. Для начала, противники США все больше переплетаются в военном отношении. Россия давно занимается оружейным бизнесом – продает системы ПВО Ирану и авиационные двигатели Китаю. Однако сегодня эти отношения стали более взаимными. Иран поставлял России беспилотники, а Северная Корея — артиллерийские снаряды для поддержки ее войны в Украине. Китай поставляет беспилотники иранским прокси. Северная Корея передала Ирану ракетные технологии и, возможно, предложила свои ядерные ноу-хау.

Военное сотрудничество между противниками США теперь выходит за рамки простой продажи оружия. Иран и Россия предположительно сговорились о реакции на гражданскую войну в Сирии, координируя свои военные действия в этой стране. Совсем недавно Иран предоставил советников для помощи России в использовании ее беспилотников в Украине. В ответ Тегеран, как сообщается, попросил Москву о помощи в подавлении протестов. Как заявил недавно пресс-секретарь Совета национальной безопасности Джон Кирби, российско-иранские связи углубляются, превращаясь в "полноценное оборонное партнерство".

Между тем, Китай и Россия заявили, что их дружба "не имеет границ". В то время как Китай оказал лишь незначительную поддержку России в войне в Украине, Пекин по-прежнему заинтересован в углублении военных связей с Москвой. Фактически, китайский лидер Си Цзиньпин – по крайней мере, по некоторым оценкам – удвоил интенсивность своих взаимодействий с Россией. Эти два государства провели множество совместных патрулей бомбардировщиков и приняли участие в военных учениях.

И сроки реализации каждой из этих угроз ускоряются. В настоящее время Иран регулярно осуществляет низкоуровневую военную агрессию, включая ракетные удары по американским дипломатическим объектам. Северная Корея провела очередной рекордный год ракетных испытаний. Россия ведет войну в Украине и угрожает ядерной войной. А сроки возможного вторжения Китая на Тайвань, возможно, приблизились. Никому уже не кажется, что эти угрозы не могут возникнуть одновременно.

Поэтому предположение о том, что Соединенным Штатам придется сражаться только с одним противником в одной части мира, представляется не совсем верным. Возможно, Соединенные Штаты еще не столкнулись с настоящей "осью зла", но американские противники становятся все более тесно связанными друг с другом, оставляя США с односторонней армией перед все более многосторонним миром.

Решение проблемы одновременности

В общих чертах, у Соединенных Штатов есть четыре варианта решения проблемы одновременности двух конфликтов.

• Во-первых, Соединенные Штаты могут ограничить свои амбиции и сказать, что некоторые угрозы не имеют значения. Действительно, некоторые китайские ястребы приводили именно такой аргумент в пользу того, почему Соединенным Штатам не следует вмешиваться в преддверии войны в Украине. Любой конфликт с Россией, утверждали они, отвлечет внимание от главного противника – Китая.

Каким бы заманчивым ни был этот стратегический редукционизм, он совершенно непрактичен. Если оставить в стороне моральные соображения, Соединенные Штаты – это глобальная держава с глобальными интересами, от которых нельзя просто так отказаться. Более того, если противники США формируют все более монолитный блок, то сосредоточиться на одном из них просто нецелесообразно, даже если Соединенные Штаты примут подход, основанный на реальной политике.

• В качестве альтернативы Соединенные Штаты могут попытаться сдержать вторую войну, как это предлагается в Стратегиях национальной обороны на 2018 и 2022 годы.

Однако сдерживание, как известно, является сложной концепцией. В конечном счете, разница между тем, сдерживают ли те или иные действия, провоцируют или просто игнорируются, зависит не столько от того, что делают Соединенные Штаты, сколько от того, как эти действия воспринимаются горсткой диктаторов. Есть множество примеров того, как американское сдерживание не сработало – будь то действия Ирана на Ближнем Востоке, растущая угроза вторжения Китая на Тайвань или, что самое впечатляющее, вторжение России в Украину. Хотя сдерживание конфликта всегда предпочтительнее, Соединенным Штатам необходим жизнеспособный план Б на случай, если сдерживание потерпит неудачу.

• Третьим вариантом является создание Соединенными Штатами полноценных сил для ведения двух войн, что и предлагают некоторые "ястребы" в области обороны.

Однако это чрезвычайно дорогостоящее предложение. За последние 70 лет стоимость среднего военнослужащего более чем удвоилась и по некоторым оценкам приближается к 140 тысяч долларов на одного рядового, находящегося на действительной военной службе. Для такого роста есть веские причины. Привлечение и удержание высококвалифицированных специалистов, необходимых для ведения современных войн, обходится дорого. А для создания настоящей двойной армии потребуется гораздо больше людей. Народно-освободительная армия больше по некоторым параметрам – например, по численности личного состава и флота – даже несмотря на то, что ее платформы могут уступать по мощности. Если Соединенные Штаты попытаются создать достаточно крупные вооруженные силы, чтобы противостоять китайскому вторжению на Тайвань, а также в других непредвиденных обстоятельствах, это будет стоить очень дорого.

Более того, даже если Соединенные Штаты смогут оплатить такой счет, неясно, послужит ли такая стоимость априори стратегическим интересам Америки в долгосрочной перспективе. В конце концов, долгосрочное соперничество с Китаем – это не просто военная гонка, а битва за глобальное влияние, которая ведется во множестве других областей – экономической, дипломатической, технологической. Учитывая финансовые ограничения Соединенных Штатов, такое масштабное военное расширение может произойти за счет этих других форм власти – или поставить под угрозу общую экономическую жизнеспособность Америки.

• Но возможен и четвертый вариант: украинская модель. В спорах о военной помощи Украине иногда упускают из виду, что эта война – с точки зрения беспристрастной реальной политики – принесла Соединенным Штатам большую отдачу от их стратегических инвестиций. За примерно 20 миллиардов долларов США смогли помочь украинским войскам защитить свою территорию и тем самым нанести поражение российским вооруженным силам – своему второму по военной мощи грозному противнику.

Конечно, 20 миллиардов долларов не отражают всей стоимости войны для Соединенных Штатов: это и гуманитарная помощь Украине, и стоимость дополнительных 20 тысяч военнослужащих, направленных Соединенными Штатами в Европу для усиления сдерживания на восточном фланге НАТО, и дальнейший износ средств, направленных для защиты воздушного пространства НАТО. Но даже с учетом общей суммы в $100 млрд, которую Конгресс выделил Украине, это не так уж и много – по крайней мере, по сравнению с общим американским оборонным бюджетом, который в следующем году составит почти $860 млрд. В целом, Украина представляет собой модель того, как в будущем может выглядеть достаточно экономически эффективный способ ведения второго конфликта.

Однако, помимо экономии средств, украинская модель также предлагает стратегическую гибкость. Поскольку Китай, Россия, Северная Корея и, возможно, в будущем Иран имеют ядерные арсеналы, существует множество причин, по которым будущие американские политики могут захотеть избежать прямого военного вмешательства США. Даже если оставить за скобками ядерные вопросы, крупномасштабный конфликт с применением обычных вооружений почти наверняка будет очень кровавым. Создание потенциала для ведения непрямых боевых действий, по крайней мере, предоставляет альтернативу.

Конечно, жизнеспособность такой стратегии в некоторой степени зависит от поиска будущих сценариев типа украинского – то есть стран, чье руководство и население решительно настроены эффективно использовать такую военную помощь. Другие попытки оснастить вооруженные силы и позволить им вести войны закончились плачевно, особенно в Ираке и Афганистане. И все же есть основания полагать, что в будущем у Соединенных Штатов может появиться больше украинцев и меньше иракцев и афганцев. Вероятно, США больше не будут пытаться восстанавливать вооруженные силы с нуля, как это было в Афганистане и Ираке. Кроме того, иностранные вторжения с большей вероятностью вызовут эффект сплочения общества, чем внутренние конфликты, поскольку население объединяется против общего врага, как это сделали украинцы против наступления России.

Другими словами, Соединенные Штаты не могут всегда рассчитывать на вторую Украину – партнера, готового воевать и достаточно способного, чтобы делать это успешно, если только ему дадут нужные инструменты. Тем не менее, Украина тоже не является редким исключением. И в качестве средства балансирования в мире с множеством угроз, но все еще ограниченным в финансовом отношении, украинский сценарий может быть лучшим из имеющихся подходов.

Новая концепция двух войн и возвращение к арсеналу демократии

Соединенные Штаты всегда должны быть в состоянии самостоятельно вести и выиграть хотя бы одну крупную войну. Как и любая суверенная страна, Соединенные Штаты имеют свои собственные интересы и должны быть в состоянии защитить их в одиночку, если придется. Они не могут всегда полагать, что у них будут такие же мотивированные и такие же способные союзники и партнеры, каким оказалась Украина. В некоторых случаях, особенно когда речь идет о таких грозных странах, как Китай, угроза может быть столь велика, что любой объем военной помощи при отсутствии прямого американского военного участия окажется недостаточным.

Тем не менее, война в Украине представляет собой потенциальную модель того, как Соединенные Штаты могут вести сразу два конфликта, особенно если один из них направлен против одного из второстепенных противников Америки – России, Ирана и Северной Кореи. Даже если Соединенные Штаты связаны одним конфликтом на одном театре военных действий, то, по крайней мере, они могут предложить своим союзникам и партнерам военные ресурсы для победы, если те решат воевать. В этом смысле Соединенные Штаты могут рассматривать свою поддержку Украины не как разовый ответ, а скорее как потенциальную модель для будущей оборонной стратегии – и как способ застраховаться от проблемы одновременных войн.

Такой шаг не будет беззатратным. Прежде всего, он потребует значительного расширения оборонной промышленной базы, которая с трудом обеспечивает производство боеприпасов для войны в Украине. Какими бы ни были затраты, они все равно составят лишь малую часть от создания структуры сил, необходимой для ведения двух войн одновременно, и это значительно менее рискованно, чем полное игнорирование проблемы. Другими словами, это реалистичный способ сохранить американские цели и ресурсы, не жертвуя слишком многим.

Более 80 лет назад Франклин Делано Рузвельт заявил, что "мы должны быть великим арсеналом демократии". Сегодня для США настало время выполнить это обещание – если не ради всего мира, то ради себя самих.

Об авторе

Рафаэль С. Коэн – старший политолог и директор программы "Стратегия и доктрина" в проекте AIR FORCE некоммерческой, непартийной корпорации RAND.