О болевом пороге нации. Почему нас не интересуют имена погибших бойцов

Гілля калин похилилося.
Мама, кому ж ми молилися?
Скільки іще забере вона
Твоїх дітей не твоя війна?

("Океан Ельзи")

"За минувшие сутки российско-террористические войска обстреливали украинские позиции 88 раз. Трое военных погибли, восемь ранены". Это сообщает пресс-центр АТО. Война, прежде шокировавшая нас, теперь прочно вошла в наши будни. Раньше мы знали имена погибших. Раньше они нас интересовали. Нигоян, Жизневский, Вербицкий — первые жертвы этой войны — до сих пор не забыты.

Но потом погибших стало слишком много. Один военный эксперт как-то сказал мне, что реакцию правительства на войну во многом определяет болевой порог нации. К примеру, если в каких-либо военных операциях погибнут несколько немецких солдат, немецкое общество будет возмущено настолько, что это, скорее всего, приведет к выводу войск Германии из зоны конфликта, а то и вовсе закончится отставкой правительства. В постсоветских странах жизнь человека ценится настолько низко, что для каких-либо движений руководства страны нужна гибель сотен, а может, и тысяч военных.

Они гибнут почти каждый день по нескольку человек, когда количество обстрелов с российской стороны приближается к сотне. Мы стараемся не думать об этом — так же, как стараемся вообще не думать об этой войне. После того как военкоматы перестали грозить призовом каждой семье, а волонтерское движение пошло на убыль, для многих эта война стала, как говорил Хемингуэй, "такой далекой, словно футбольный матч в чужом колледже". У нас свои дела, у военных — свои. Они, в конце концов, получают за это зарплату — деньги налогоплательщиков, то есть наши деньги.

Мы не видим ни смертей, ни трагедий, стоящих за каждым сообщением о гибели военного в зоне АТО. Не видим мы и калек, выходящих из госпиталей после ранений. Моя война обрела реальные очертания после того, как я сделал материал об Иловайской трагедии. Для этого я встретился с парнем, два года воевавшим в батальоне "Донбасс" и потерявшим обе ноги во время разведки под Марьинкой. Огромный широкоплечий парень из Мариуполя с детской улыбкой. Я видел и эту улыбку, и глаза его жены, которая плакала все время нашего разговора. В день его ранения сообщили только: "Жоден наш солдат не загинув, одного поранено".

Может быть, именно в высоте болевого порога наций кроется механизм защиты от войн? Может быть, войны потому и возможны, что люди не интересуются тем, кто и по какой причине погиб сегодня и все ли сделано для того, чтобы никто не погиб завтра?

Ремарк говорил, что смерть одного человека — это трагедия, а смерть миллионов — статистика. Мне кажется, очень важно не забывать о трагедии каждого. Тогда болевой порог нации будет другим и война пойдет по-другому, принося меньше страдания и боли, а то и вовсе сойдет на нет.