В войне — переломный момент. Почему именно сейчас закладывается основа победы Украины

Привет из Киева. Последние несколько дней я провел в Украине, здесь, в столице, а также в южных областях, Одесской, Николаевской и Херсонской, пытаясь прочувствовать состояние войны. Я напишу больше об этом опыте, но подумал, что сейчас самое время поделиться моими самыми общими ощущениями.

Это переломный момент частично из-за того, что происходит, а частично из-за нашего собственного ощущения времени. Полтора года — это неудобный период для нас. Нам хотелось бы думать, что его можно быстро завершить, тем или иным наступлением или оружием. Когда война не заканчивается быстро, мы приходим к мысли, что это "патовая ситуация", то есть ситуация, которая длится вечно. Это неправда и служит своеобразным оправданием, чтобы не разбираться в происходящем. Это война, которую можно выиграть, но только если мы будем достаточно терпеливыми, чтобы увидеть ее очертания и возможности.

Успехи России в этом вторжении были почти полностью достигнуты в течение первых нескольких недель, в феврале и марте 2022 года. Эти успехи стали в значительной степени возможными благодаря тому, что Россия захватила Крымский полуостров во время своего предыдущего вторжения в Украину в 2014 году. В течение 2022 года Украина выиграла битвы за Киев, Харьков и Херсон и вернула себе около половины территории, завоеванной Россией.

В первой половине 2023 года Россия осуществила наступление, в ходе которого не получила почти ничего, кроме города Бахмут. Во второй половине этого года Украина провела контрнаступление, которое охватило значительно большую территорию, чем российское наступление, но которое (пока) не изменило общее стратегическое положение (но могло бы). В России попытку военного переворота совершил Евгений Пригожин, лидер группировки наемников, которая захватила Бахмут. Он и Путин заключили соглашение, после чего Путин его убил. В связи с этим Сергей Суровикин, вероятно, самый способный российский генерал, был отстранен от командования. У России сейчас нет значительного наступательного потенциала. Ее стратегия заключается в том, чтобы продолжать террор против гражданского населения до тех пор, пока украинцы не смогут больше терпеть. Это в любом случае, судя по моему опыту, не является жизнеспособным подходом. С другой стороны, у России было время, чтобы значительно укрепить длинную линию обороны на востоке и юге и подготовиться к украинским наступательным действиям. Это делает украинское наступление очень сложным.

Украина хотела продвигаться вперед в прошлом году, еще до того, как были построены укрепления. Ей не хватало необходимого вооружения, а Илон Маск решил отрезать Украину от коммуникаций. Этот шаг, вероятно, продлил войну. Поскольку решение Маска основывалось на усвоении им российской пропаганды о ядерной войне и сопровождалось повторением этой пропаганды, он сделал ядерную войну более вероятной. Если влиятельные люди доносят месседж о том, что одних только разговоров о ядерной войне достаточно, чтобы выиграть обычные войны, то мы будем иметь больше стран с ядерным оружием и больше обычных войн, которые могут перерасти в ядерные. К счастью для всех нас, Украина не поддалась на это российское запугивание.

В прошлом году Украина не имела оружия, в котором нуждалась, частично по той же причине: американцы позволили российской пропаганде оттеснить в сторону стратегический расчет. На сегодняшний день, однако, американская сторона в целом поняла, что ядерные угрозы со стороны России были психологической операцией, направленной на замедление поставок вооружений. Соединенные Штаты и европейские партнеры предоставили Украине оружие, которое было абсолютно необходимым. Однако, с исторической точки зрения, темпы этого являются медленными. Истребители поступают, но на год позже, чем нужно для нынешнего наступления. Поэтому украинцы сейчас пытаются наступать в условиях, которые американские штабные офицеры считали бы сложными. Американцы воспринимают как должное экономическое преимущество, предварительное уничтожение логистики и господство в воздухе, но ничего из этого не описывает позицию Украины. Украинцы даже не имеют численного преимущества, не говоря уже о вариантах 3:1 или 5:1, что было бы стандартным вариантом для наступления.

Бои этим летом были очень тяжелыми и очень дорогими для Украины, тяжелее и дороже, думаю, чем они должны были быть. Сегодня утром я посетил раненых солдат в реабилитационном центре; среди многих чувств, которые это вызвало, было чувство вины за то, что мой народ мог бы сделать больше, чтобы защитить этих людей.

Тем не менее, украинских территориальных достижений этим летом было достаточно, чтобы вызвать шквал призывов к прекращению огня со стороны дружественных Кремлю голосов. Учитывая то, как работают СМИ, эти призывы (а не события на местах) иногда кажутся новостями. Прокремлевские публицистические статьи проталкивают предположение, что Украина не продвигается вперед, хотя на самом деле это происходит. Союзники Кремля выдвигают аргументы о страданиях украинцев, но никогда не цитируют украинцев или данные опросов, свидетельствующие о подавляющей поддержке войны.

Нет никаких оснований полагать, что Кремль действительно почувствовал бы себя ограниченным таким соглашением в любом месте; он даже не начал соблюдать условия [Минских — Ф.] соглашений после своего последнего вторжения. Вторгшись снова, Москва нарушила все свои договоренности с Украиной (четко дав понять, что не считает Украину государством). Российские пропагандисты, выступая перед российской аудиторией, не скрывают, что их целью является уничтожение украинской нации, а прекращение огня будет лишь средством выиграть время. Теперь, когда ядерный блеф в значительной степени исчерпал себя, Москва изменила свой подход, пытаясь заставить людей поверить, что на поле боя ничего не происходит. Москва надеется поощрять союзников Украины сдерживать Украину достаточно долго, чтобы Россия смогла изменить баланс сил в свою пользу.

Украина разворачивает собственные ударные средства дальнего радиуса действия для уничтожения самолетов и логистики на российской территории, что является необходимым условием для победы в войне. Это неудобное развитие событий, поскольку западные партнеры не всегда продумывают, как можно закончить такую войну. Она заканчивается, когда одна сторона побеждает. Вопрос в том, кто побеждает и при каких условиях.

Американские союзники придерживаются правильного мнения, что Украина для победы должна прорвать российскую оборону. Но украинцев не так много, чтобы просто бросать их в атаку, и, с украинской точки зрения, эти жизни будут поставлены под угрозу, когда поле боя будет подготовлено [противником]. Понятие прорыва также слишком узкое. Даже если не учитывать ценность жизни, за которую и ведется эта война, военная история показывает, что победы на поле боя являются завершающей стадией большего процесса, который начинается с логистики.

Эта война принесла совершенно новую теорию того, что означает оборона: борьба только на собственной территории. Это не соответствует международному праву и никогда не имело никакого смысла. Это немного похоже на то, как болеть за баскетбольную команду, но при этом считать, что она должна играть, не выводя мяч за пределы своей половины площадки, или болеть за боксера, но утверждать, что он не имеет права наносить удар после того, как это сделает его соперник. Если бы такое понимание [обороны] было в прошлых войнах, ни один из партнеров Украины не выиграл бы ни одной из войн, победой в которых они гордятся.

Высказывается беспокойство, что Россия может "пойти на эскалацию". Этот аргумент является триумфом российской пропаганды. Ни один из ударов Украины через границу не привел ни к чему другому, кроме уменьшения российского потенциала. Ни один из них не заставил Россию делать то, чего она еще не делала. Понятие "эскалация" в этом контексте является недоразумением. Пытаясь разрушить российскую логистику, Украина пытается закончить войну. Украина не будет делать в России большинство из того, что Россия сделала в Украине. Она не будет оккупировать или захватывать территории, не будет казнить гражданских, не будет строить концлагеря и застенки. Что ей надо позволить, чтобы иметь шанс остановить эти российские действия в Украине, так это иметь возможность победить в войне. В каждом селе, которое Украина возвращает назад, мы видим важнейшую деэскалацию: переход от военных преступлений и геноцида к чему-то более похожему на нормальную жизнь.

Победа будет тяжелой, но это актуальная концепция. Я не знаю ни одного украинца, который бы не потерял друга или члена семьи на этой войне. Мои друзья сейчас, как правило, имеют темные круги вокруг глаз и рассеянный взгляд. И все же уровень решимости очень, очень высок. За несколько дней, что я здесь нахожусь, произошли ракетные обстрелы обоих городов, где я ночевал, или их окрестностей, кровавый российский удар по рынку, и попытка России перекрыть экспорт украинского зерна с помощью ракет и беспилотников. Это повседневная жизнь — но это украинская повседневная жизнь, а не наша. Украинцы ведут все боевые действия, а мы частично финансируем их. Однако то, что защищает украинское сопротивление, выходит далеко за пределы Украины.

Украинцы защищают правовой порядок, установленный после Второй мировой войны. Они выполнили всю миссию НАТО по отражению нападения России с мизерным процентом военных бюджетов НАТО и с нулевыми потерями со стороны членов НАТО. Украинцы делают войну в Тихом океане гораздо менее вероятной, демонстрируя Китаю, что наступательные операции являются более сложными, чем кажется. Они сделали ядерную войну менее вероятной, продемонстрировав, что ядерный шантаж не обязательно сработает. Украина также борется за восстановление экспорта зерна в Африку и Азию, где миллионы людей оказались под угрозой из-за нападения России на украинскую экономику. И последнее, но не менее важное: украинцы демонстрируют, что демократия может себя защитить.

Украинцы поставляют нам такие виды безопасности, которых мы не могли бы достичь самостоятельно. Я боюсь, что мы воспринимаем эти достижения в сфере безопасности как должное (в свои наиболее циничные моменты я боюсь, что некоторые из нас, возможно, даже некоторые кандидаты в президенты, обижаются на украинцев именно за то, что они нам так много помогают).

Эта война не закончится из-за одного внезапного события, но и не будет длиться бесконечно. Когда и как она закончится, во многом зависит от нас, от того, что мы делаем, насколько помогаем. Даже если бы мы вообще не беспокоились об украинцах (а нам стоило бы), доведение этой войны до победы Украины, безусловно, было бы лучшим, что американцы могли бы сделать для себя. Действительно, я не думаю, что в истории внешних отношений США хоть когда-то был шанс обеспечить так много для американцев, приложив так мало усилий со стороны американцев. Я надеюсь, что мы воспользуемся этим шансом.

Источник

Важно

На фронте — 15% мужчин. Почему нельзя говорить о слабой вовлеченности украинцев в войну