Без царя в голове. Как изменились украинцы за 25 лет независимости

Об изменениях за четверть века независимости

С одной стороны, изменения за четверть века лет были позитивными с точки зрения осознания того, что другой страны и другого образа жизни у нас не будет. Украинцы приходят к пониманию, что патернализма и заботы государства о человеке уже не будет. Государство снимает с себя часть ответственности за их судьбу, и нынешнее поколение готово воспринимать трудности как свои собственные, а не как проблемы "партии и правительства". С другой стороны, это приводит к постоянному психологическому стрессу. Отсюда огромное разочарование в возможности обеспечения нормального образа жизни для большинства людей. Но при этом растет надежда на то, что мы сами справимся.

Еще не достигнута критическая масса людей, готовых принимать на себя ответственность. За 25 лет у нас не сформировался доминантный путь личности, готовой брать ее на себя. Но тренд очевиден, и мы видим это в мониторингах нашего Института социологии.

25 лет были очень тяжелыми, но из тех чувств, которые люди ощущают в отношении будущего, наиболее популярное — 44% — это надежда, а безвыходность — лишь 11%. И 82% считают государственную независимость Украины важной для себя. В сознании большинства уже сформировался образ своей, именно своей страны. В начале девяностых до 80% людей считали себя неимущими, сейчас таких около трети. И хотя экономическая ситуация и тогда, и сейчас катастрофическая, люди научились выживать в этих условиях.

О типах политической культуры украинцев

Есть два измерения политической культуры: демократичность и активность, их сочетание приводит к четырем возможным типам.

Первый тип, активная демократическая политическая культура, — человек не только разделяет демократические ценности, но и готов их активно отстаивать путем участия в протестах, общественных организациях и т. д. Это базисный тип развитого общества, очень распространенный на Западе.

Второй тип, активный тоталитарный, который, например, участвует в противостоянии западной цивилизации, это фундаменталисты всех видов.

Третий тип — пассивный тоталитарный, это люди, тоже полагающие, что государство должно всем заправлять, но бороться за это не готовы.

И последний тип, пассивный демократический, когда люди считают, что демократические институты — это хорошо, но не верят, что как-то могут повлиять на ситуацию в стране. И десять лет назад, когда мы разработали этот тест, и сейчас в Украине доминирует именно такой тип, и Евромайдан мало на что повлиял. Как в 1992 году у нас было 12% участвующих в общественных организациях и движениях, так и сейчас у нас таких только 18%. И все, кто занимается волонтерством, организовывает акции протеста, борется с коррупцией и т. д., — это по сути одни и те же люди. Для сравнения: в США более половины всех граждан являются членами хотя бы одной общественной инициативы, хотя бы церковной общины или общества садоводов. В этом есть наша главная проблема.

Об изменении политической системы

Снести нынешнюю систему можно только революционным путем. Но что такое революция? Те, кто вводил этот термин в свое время, подразумевали под ним возвращение к естественному состоянию человека, где царит право и справедливость, а различные тираны нарушили этот порядок вещей. Потому бархатные революции в странах Восточной Европы и привели к успеху — они вернулись к временам досоветской оккупации, у них был уже свой демократический опыт. А у Украины такого опыта нет.

Украинцы доверяют трем общественным институтам, кроме церкви: армии, волонтерам и ученым, причем волонтеры — это не только те, кто что-то возит на передовую, а все люди, берущие на себя ответственность по контролю за властью. Любые перемены проводятся институтами, пользующимися доверием у народа. И любой моральный авторитет в первую очередь опирается на доверие к институту, который он представляет.

Нынешняя Верховная Рада рассчитана на период войны, а поскольку война не собирается заканчиваться, то и парламент вполне может отработать весь отведенный ему срок. И к тому времени, возможно, получится что-то изменить, новые политические движения, опираясь на украинскую интеллектуальную элиту, могли бы создать альтернативу сложившейся политической системе и победить ее на выборах. И другого пути я не вижу. В принципе, может быть еще один путь — прийти к демократии путем просвещенного авторитаризма. Но просвещенный диктатор — это иллюзия, у нас диктатор может быть только непросвещенным. Вот попытка Януковича стать непросвещенным диктатором вообще привела к падению его власти.

О лечении болезней общества

В начале независимости мы получили совершенно больное общество. Институты, сформированные в феодальное время, а позже — при советской власти, оказались абсолютно не приспособленными к жизни в конце ХХ — начале ХХІ века. Я приведу аналогию. Избрание президента страны — это как выбор врача для больного. И у нас этот выбор каждый раз был весьма своеобразным. Вот поляки в свое время обратились к профессионалу Лешеку Бальцеровичу, и он их вылечил. А мы обратились к партийному секретарю больницы. Он провел мероприятия, собрания, рассказывал, как все будет хорошо, — все болеют дальше. Потом решили выбрать завхоза, он хоть что-то понимает. Тот минимально наладил дело, кровати появились, убирать начали, но себя и своих друзей он тоже не обидел как всякий завхоз. Но потом люди поняли, что завхоз тоже не годится, надо кого-то со стороны, выбрали народного знахаря. Тот медом лечил, притирками всякими, очень красиво говорил, закончилось тем, что болезнь только усугубилась. В итоге решили обратиться к специалисту, выбрали профессора, только не обратили внимания, что с двумя буквами "ф". Решили, раз он сумел для себя накопить состояние, то и всем поможет. И профессор долечил до такого состояния, что только хирургическим путем можно спастись. А в 2014-м у людей создалось впечатление, что на всю страну остался лишь один врач, его и выбрали. Он не хирург, но операцию вроде как сделали в полевых условиях, хоть и очень некачественно, каких-то западных консультантов прислали, в общем, начался долгий период реабилитации с кучей осложнений. И, кроме медленного улучшения ситуации, другого пути не остается.

О геополитической ориентации

До 2013 года у нас была ориентация на какую-то форму постсоветской интеграции, 50–60% это поддерживали, меньше всего — после Оранжевой революции. Но иногда этот показатель достигал и 65%. Сейчас таких людей около 25%. И точка невозврата пройдена, ведь две трети населения считают главным врагом Украины Россию, а с врагом априори невозможна интеграция.

О готовности участвовать в массовых акциях

Несмотря на все события последних лет, участвовать в акциях готово меньшинство граждан. Кроме того, наблюдается феномен несовпадения вербального и реального поведения, открытый еще в 1920-е годы. Потому простой опрос не дает реальной картины о готовности участвовать в акциях. Наш институт мониторит индекс дестабилизационности протестного потенциала, он считается по сложной формуле, и его резкое возрастание обычно связано с какими-то реальными событиями. Он трижды давал всплеск: Украина без Кучмы, Оранжевая революция и во время Евромайдана. Сейчас тенденции к росту мы не наблюдаем.

О готовности перекладывать ответственность на других

Социальная анемия была наивысшей в 1992 году, люди не понимали, что хорошо, а что плохо, за что наказывают, а за что поощряют. Тогда 80% украинцев были в состоянии такой дезорганизованности, а в 2010-м — уже 63%. Но, к сожалению, людям все равно сложно выбрать власть. Пассивно демократический тип культуры совмещается с установкой на авторитарность. То есть жесткие установки на порядок и подчинение сильным в Украине сочетается с установкой на абстрактную демократию. Только активный демократический стиль политической культуры может противостоять авторитаризму. В США, кстати, такая проблема тоже есть, это видно по тому, сколько американцев поддерживают Трампа.

О среднем классе

У нас нет базиса для радикальных экономических преобразований, потому что за последние 15 лет численность среднего класса особо не возросла, хотя нищих, конечно же, стало меньше. Средний класс, который, в свою очередь, разделяется на верхний и нижний, это жители больших городов, имеющие хорошее образование и квалификацию, или частные предприниматели, таких 15–25%. Проблема в том, что у нас есть высшее сословие, закрытое и живущее по своим законам, и пока мы не разрушим существующую классово-сословную структуру, не добьемся прогресса. Есть два нормальных класса, высший средний и низший средний, и два сословия — высшее и низшее. И люди из низшего сословия, не обладающие никакими компетенциями, зачастую прямиком попадают в высшее и готовы идти на все ради этого. Правильный путь — высший средний класс должен постепенно проникать наверх, в высшее сословие, и менять политическую систему изнутри.

О прогрессивности

В целом общество становится более прогрессивным, но есть и законсервированные позиции, например, люди до сих пор выступают против приватизации. Сформировавшееся еще в советское время представление о том, что любое частное дело — это что-то негативное, до сих пор существует. Не надо надеяться лишь на смену поколений. Есть феномен ретрансляции ценностей. Мы проводили исследование: в 1992 году сравнивали 20-летних и 30-летних, а через десять лет — 30-летних и 40-летних. И оказалось, что прогрессивные и демократически настроенные 20-летние к 30 годам утрачивают свою прогрессивность.

Фото: Александра Чекменева