Плоть из терракоты

Жаль, что я не древний грек (в идеале — спартанец, для которых, как известно, чем суровее испытание, тем больше поводов для самоуважения), чтобы насладиться пребыванием на открытом безжалостным лучам клочке суши, что вытянулся вдоль мутного Днепро-Бугского лимана. Захотелось стать греком, потому что именно античные колонисты нарекли воздвигнутый здесь город Ольвией, что значит "Счастливая".

Конечно, раскинувшийся по соседству совхоз, соблазняет ухоженными виноградниками, завлекает молодым вином, но то — по соседству. А тут — лишь песок, глина, бесчисленные черепки, каждому из которых не менее полутора тысяч лет, камни, фундаменты, археологические раскопы да копошащиеся в них студенты-историки — практика у них.

И еще — дом семьи художников Владимира и Татьяны Бахтовых. В отличие от большинства своих коллег, бывающих здесь лишь наскоками-наездами, они тут живут постоянно, лишь время от времени выбираясь в Николаев. Здесь у них дел куда больше, чем в пыльной "метрополии". Да и тем для вдохновения тоже.

Уже много лет подряд они осуществляют ими самими придуманную миссию — "оживляют" руины древней Ольвии, возвращая то, что отняли безжалостное время и "черные археологи", хищнически растаскивающие то, что еще не осело в Москве, Петербурге, Киеве. О своих корнях — не генеалогических, но духовных — Бахтовы говорят уверенно и убедительно:

— Материальная культура может быть разрушена, и литература может потеряться. Но пространство, которое мы заняли, напрямую связано с древней Грецией. Правда, сначала здесь жили кочевники, потом турки, потом русские, но сейчас это часть Украины. Греки прожили тут тысячу лет, а для формирования этноса и ментальности это является наиболее важным фактором. Самое важное, какое пространство заселяет народ. Все — наука, литература, взгляды на жизнь, отношения в обществе складывается из географических понятий. Почему греки всегда жили у моря, у них даже было неписанное правило: с агоры (место, где проходило народное собрание, самая высокая точка города) должно быть видно море? Отсюда и отличная от степняков или жителей лесов ментальность, они — люди побережья и в их пространство входила Ольвия, которая тысячу лет была колонией Греции. Это пространство досталось нам, и ощущать его по-русски или по-украински было бы неправильно, т.к. пространство в иерархии ценностей важнее, чем пришлый менталитет, и это пространство диктует правила, взгляды на отношения, на эстетику, в общем, на все.

Князь Григорий Потемкин (основатель Николаева) был большим почитателем античной идеи, как и Екатери­ на II. Николаев они называли Афинами, Очаков — Пиреями, Херсон — Херсонесом, Одессу — Одессос (есть такой город в Греции).

Бахтовы — странные художники. Кажется, они совсем не думают о вечности, отдавая предпочтение недолговечным, сиюминутным материалам, например, огню.

— В Ольвии реальной реконструкции зданий не предвидится. Да этого и не нужно. Идея реконструкции огнем, называю ее гелиограффити, реально воссоздает очертания древних построек. Здание прорисовывается, и его уже можно увидеть воочию на фотографии. Античный город обнаружили 200 лет назад. Сто лет ведутся раскопки и ничего не восстановили за это время. Здесь сталкиваются интересы общества, которое хочет видеть туристический центр со всеми атрибутами, в том числе и восстановленными памятниками архитектуры, а наука этого не хочет, ей и так хорошо. Наши идеи сохраняют Ольвию для науки, и в то же время делают ее более понятной и интересной для любителей древности. Развалины столетиями использовали как каменоломню турки, русские, украинцы. Все соседние села на древних камнях построены. Искусство, которое исповедуем мы, ближе к идеям. Мир рухнет, а идеи останутся, не в этом ли предначертание искусства?

Но не только огонь служит им и холстом, и красками. Еще это глина и… человеческая плоть. Да, да, именно живая, дышащая плоть. Ее горячее биение они пытаются "приглушить" с помощью здешней красной глины, выстраивая из добровольных натурщиков (ими служат студенты, "навербованные" на ближайшем раскопе) терракотовые античные фризы, многофигурные скульптурные группы, дошедшие до нас лишь во фрагментах, а то и вовсе утраченные и пришедшие Владимиру и Татьяне в их античных снах. Так, все лето ­ 2006 г. прошло у четы Бахтовых в "восстановлении" Пергамского фриза:

— Два года я фотографировал алтарь, создавал эскизы, и тогда пригласил студентов Луганского педуниверситета "оживить" фрески алтаря. В основе изображений лежит вечный сюжет о борьбе старого и нового, в данном случае о битве титанов, богов и героев или доолимпийской и олимпийской религий. Да, и у греков была борьба религий, приведшая, в конце концов, к появлению христианства. Кстати, сами натурщики не только позируют, но и принимают участие в творении, они обрабатывают тоги глиной, разрисовывают друг друга, т. е. "приглушают звучание живой плоти". Мы сознательно отказались от профессиональных моделей, они в любом случае будут играть роль. А студенты "играют в игру" и слушаются режиссера, т. е. меня, безоговорочно. Да и обходятся нам дешево, ведь между идеей и ее воплощением, как ни крути, лежат деньги. А людей, поддерживающих современное искусство, сейчас, к сожалению, очень мало. Не на всех фресках сохранились детали поз и одеяний, тогда я говорю своим натурщикам — "клади руку или ставь ногу, как тебе удобно". Видели бы вы, что они придумывают!

"Приглушая плоть", Владимир Бахтов как бы спорит с античными скульпторами, стремившимися "оживить" мрамор — они раскрашивали свои статуи, подрисовывали им глаза, подводили губы… Кстати, сами фигуры и фигурки зачастую имели вполне прикладное значение, выполняя, например, функцию… журналов мод. Статуэтки, изготовленные в Афинах и доставленные в Ольвию, наглядно показывали, как в этом сезоне завязывают тоги, на какую высоту шнуруют сандалии. Такой вот "эллинистический глобализм".

Но то, что с легкостью сносил холодный мрамор, доставляет немало неудобств натурщикам. Моментально схватываясь под безжалостным ольвийским солнцем, глина превращается в настоящий кокон, не позволяя шевельнуться или заговорить. Я замечаю тяжелые капли, стекающие из уголков глаз у совсем молодого парнишки. "Плачешь?" — сочувствую ему. Тот почти незаметно двигает головой и не говорит, а выдыхает: "Пот"… Однако, право же, эти неудобства — небольшая плата за возможность прикоснуться к таинственным кодам выдающихся мастеров Фидия и Праксителя, обессмертившим и их имена, и их произведения. Великие идеи, как и великое искусство, пребудут вовеки…