Карта мира. Путешествие в Зазеркалье. Жизнь в трущобах Лимы

Мой путь в Перу начался с солнечного удара: галлюцинации красочно показали мне девушку из Латинской Америки. В ту пору я жил в Житомире и ни о каких латиноамериканках речи быть не могло. Вскоре в мои руки попала книга Альберто Виллолдо "Четыре ветра – четыре направления", где автор описывал свою одиссею к шаманам Перу, в Анды и Амазонию. А через некоторое время я стал студентом и поселился в киевском общежитии.

И первым человеком, которого увидел в коридоре, была удивительной красоты смуглая девушка с большими черными глазами и волосами цвета вороньего крыла. Оказалось, что девушка – перуанка! Она поразила меня своей выносливостью и склонностью объяснять природные явления мистическими причинами. Следующим летом мы поженились – видение исполнилось!

Город контрастов
Вскоре я прилетел за океан, в гости к супруге. За окнами такси пронеслись огни реклам, какие-то дома в испанском колониальном стиле, а потом все это сменила темнота с едва прочерченными силуэтами странных построек. Утром, выйдя на улицу, я в ужасе осознал, где оказался. Это были настоящие трущобы посреди песчаной пустыни! Они состояли из недостроенных двухэтажных безобразных домов с торчащей арматурой, зарешеченных лавок, куч гниющего мусора и рваных тряпок национальных красно-бело-красных флагов.

С первого же дня пребывания в Лиме осознаешь, что это край господ и рабов, трущоб и дворцов. В глаза бросается чудовищный контраст. С одной стороны – небольшие, красивые, прекрасно обустроенные элитные районы. С другой – бескрайние грязные криминальные кварталы, которые застроены уродливыми лачугами бедняков, приехавших со всех концов Перу в поисках работы.
Но это лишь внешняя сторона социальной катастрофы. Намного ужаснее ее внутренняя сторона, когда в личном общении видишь, как люди тут в массе своей равнодушны к себе подобным и относятся к ближним лишь исходя из собственной пользы.

"Пираньяс" и "бандидос"
Как-то я спросил, почему купить что-то в магазине можно лишь через решетку и почему все переулки перекрыты массивными металлическими шлагбаумами на замках. Оказалось, если магазин в трущобах не защитить с помощью решетки, он немедленно подвергнется полному разграблению. Подобным разбоем занимаются многочисленные группы детей и вооруженных подростков – "лас пираньас". А шлагбаумы на переулках нужны для обороны уже от взрослых преступников, "бандидос", которые вламываются в дома и выносят все ценное.

Конечно, шлагбаумы не всегда помогают, поэтому местные жители вынуждены объединяться и вооружаться, защищая свои дома. Ведь полиция редко заезжает в трущобы, побаиваясь расправы. В Перу основная функция полицейских состоит в охране богачей и их богатств, а вовсе не законов, поэтому законов там особо никто не исполняет, а к самим стражам так называемого порядка относятся как к сторожевым псам: в них не грех и палку кинуть, а потом удрать.

Один из индейцев в квартале, где я жил, рассказал мне о том, что лет двадцать назад тут шла настоящая война. Полицейским было приказано выгнать людей с самозахваченных участков пустынной земли на окраине столицы. Однако люди отстояли свое право жить тут с помощью стрел, копий, старых револьверов и бутылок с зажигательной смесью, которыми они забрасывали полицейские автомобили. Теперь стражи порядка сюда просто не суются и тут правит простой закон: кто самый сильный, тот и прав.

Мне повезло – меня никто не обижал, хотя насилие на улицах я видел постоянно. Почему мне удалось остаться невредимым? Я объясняю это тем, что родственники моей избранницы пользовались в квартале большим уважением: именно эта семья возглавила в свое время борьбу народа с властями.

Зов флейты
Чем дольше я находился среди этих людей, тем чаще перелистывал приведшую меня в эти края книгу Альберто Виллолдо, зовущую к вершинам Анд. Родственники супруги и соседи отговаривали от путешествия – они были уверены, что в горах можно встретить "пистакос" – так в Перу называют зомби, которые, согласно поверьям, добывают ценный человеческий жир и продают его транснациональным корпорациям для производства мыла.

Но однажды теплым февральским вечером, сидя на крыше дома под наполовину незнакомым звездным небом и взирая на отражение луны в океане, я впервые за два месяца пребывания в Перу услышал голос сампоньи, тростниковой флейты. На ней, как оказалось, играл маленький мальчик. Низкий глубокий тембр звал куда-то вдаль – это и стало последней каплей, заставившей меня отправиться в Анды.

Но это уже другая история. А напоследок скажу, что Лима изменила меня, сделав более мужественным и более терпимым.

Олег Дандурьянц, Фокус