Борис Гудзяк: УКУ стоит на мучениках и маргиналах

Будущий ректор Украинского католического университета мечтал играть в профессиональный баскетбол и получил блестящее гарвардское образование. А потом создал уникальный вуз во Львове и стал епископом с кафедрой в Париже

Related video

Восьмой текст из спецпроекта Фокуса - "Свет нации"

Его родители не имели детей почти десять лет. Врачи говорили, что уже и не будет. Маме тогда было 34 года. Решили усыновить ребенка. И тут Ярослава Гудзяк забеременела.

Во время одного из церковных праздников в городе Сиракьюс (штат Нью-Йорк), где жила семья, она дала себе обет: если родится здоровый мальчик, буду молиться, чтобы он стал священником.

Фокус представляет спецпроект "Свет нации". Мы расскажем о современниках, которые действовали и добивались успеха наперекор всему: времени, обстоятельствам, общепринятым представлениям о том, что возможно. Ученые, художник, музыкант, издатель, военный. Поляки, русские, крымский татарин, индеец чероки. Однажды эти люди идентифицировали себя украинцами, поэтому жили и работали ради своей страны — Украины. В каждом номере мы будем рассказывать об одном из тех, кого мы называем светом нации.

Fullscreen

Борис узнал об этом из маминого интервью львовской газете 45 лет спустя. Она рассказала об этом, когда сын стал не только ректором восстановленного Украинского католического университета, но и священником УГКЦ. Может быть, потому молчала, что отец Бориса — успешный и авторитетный в общине врач — не хотел, чтобы сын принял сан.

Как Гудзяк пришел к маминой мечте

Борис Гудзяк — сын послевоенных эмигрантов. Не националистов. Просто не желавших жить под Советами. По их близким прокатилось красное колесо. Тетя, мамина сестра, воевала и погибла в УПА. Бабушка по отцовской линии похоронила восьмерых детей, девятого большевики выслали в Сибирь, а десятый — отец нашего героя, Олександер (тогда так писали) Гудзяк, выехал на Запад.

Семья была обеспеченной. Борис учился в университете в родном городе, потом его ждал Рим — Папский университет Урбана и Ориентальный институт. Затем — славистика в Гарварде.

Как раз на это время — перестройки и гласности, встреч Михаила Горбачева и Рональда Рейгана в верхах — пришелся первый долгий визит в Украину. Сложности "совка" молодого докто­ранта не пугали. Главное — общение. Кухонные разговоры были важнее всего. Находил родственные души.

Вспоминает те времена с улыбкой: "Много лет назад я был в гостях у Славка Грицака (сейчас — известный историк, профессор Украинского католического университета. — Фокус) и Елены Джеджоры. В старой квартире, извините за подробность, посреди кухни стоял унитаз, накрытый деревянной коробкой. И это не мешало нашим спорам за чаем и коньяком. Это была встреча отважных и искренних сердец".

Борис Гудзяк Fullscreen

Член куреня "Орден Крестоносцев" Борис Гудзяк (слева) живет в "Пласте"

Незацикленность на комфорте — пожалуй, следствие его детско-юношеских занятий в скаутской организации "Пласт" с походами, песнями у костра, лыжными гонками.

Еще подростком Борис начал тянуться к религии. Не раз встречался с тогдашним предстоятелем УГКЦ Иосифом Слипым. Мечтал помогать митрополиту выпускать книги.

В Украинском католическом университете в Риме был книжный склад, и Слипый считал, что, когда Украина станет независимой, эти издания попадут в страну и их будут читать. Так и произошло.

Католический университет объединяет Украину

В 1992-м Гудзяк купил билет из Соединенных Штатов в Украину. В один конец.

Первое его большое дело — создание Института истории церкви, сотрудники которого начали собирать материалы об Украинской грекокатолической церкви в катакомбах, свидетельства людей, несмотря на репрессии сохранивших живую веру.

Затем Гудзяк при поддержке церкви восстанавливает в исторических стенах львовскую Богословскую академию как предтечу будущего УКУ. Сначала была острая необходимость в высококультурных, европейски образованных священниках, но затем задачу "перепрошили" — Украине нужны не только пастыри, но и психологи, историки, социальные педагоги, журналисты.

Сегодня Украинский католический университет — небольшой по количеству студентов, уютный, открытый миру, светлый дом для учащихся не только из Галичины. К примеру, в Школе журналистики УКУ галичан уже меньшинство. Молодежь из Симферополя, Донецка, Одессы, Мариуполя, Николаева, Киева, Полтавы — студенты университета, где отец-ректор ходит в подряснике, все здороваются: "Слава Ісусу Христу!", большая перемена совмещена с церковной службой, а в столовой за соседними столами сидят будущие священники и нынешние хипстеры.

Атмосфера УКУ — во многом заслуга его первого руководителя. Открытого, доброликого и с отличным чувством юмора. "Кто внимательно и с открытыми глазами читает Евангелие, — говорит он, — тот видел иногда юмористические повороты, Христос этого не чурался. Юмор — обратная сторона таинства".

Fullscreen

Оргработа на какое-то время вырвала Гудзяка из науки. Его главный на сегодняшний день труд — монография "Киевская митрополия, Царьгородский патриархат и генезис Берестейской унии". Но продолжение следует.

Чуть больше двух лет назад УКУ ректора потерял. А католическая церковь обрела нового епископа. Папа Римский Бенедикт XVI назначил отца Гудзяка апостольским экзархом УГКЦ во Франции. В начале 2013 года папа возвел экзархат в ранг епархии в Париже, и уже не просто рядовой священник, а владыка Борис Гудзяк стал ее первым епископом.

В УКУ он теперь президент. Со студентами видится реже. Его паства — католики византийского обряда, живущие во Франции, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге и Швейцарии. Украина еще не в Евросоюзе, а посол, пусть и неофициальный, чрезвычайный, хоть и не совсем полномочный, у нас есть.

Восемь вопросов Борису Гудзяку

Fullscreen

Студенты УКУ

Владыка, из миллионов украинцев-эмигрантов после 1991 года на родину вернулись, наверное, несколько сотен людей. И вы среди них, почему?

— Украинское для меня с детства — синоним богатого, полноценного, не вторичного. Дома родители говорили только на украинском, не замусоривая язык английскими словами. Еда дома была только национальная. Воспитывался в атмосфере старой, еще довоенной галицкой обрядовости. К примеру, моя мама (как и ее мама) перед тем, как перерезать хлеб ножом, делала знак креста. Это создавало вокруг меня двукультурность. Друзья-американцы, глядя со стороны на все это, шутили, что быть украинцем очень изнурительно, все приходится делать по два раза… (Смеется.)

Вы как-то сказали, что одним из людей, которые определили вашу жизнь, стал патриарх Иосиф Слипый, глава церкви и многолетний политзаключенный коммунистического режима. Но между вами более полувека жизни.

— Летом 1968 года патриарх Слипый, незадолго до этого вышедший на свободу по соглашению между Ватиканом и Москвой, объезжал украинские общины по всему миру. Меня, семилетнего, выбрали приветствовать владыку в аэро­порту. Помню, я был тогда в гуцульском кептарике (традиционной вышитой жилетке).

Эта встреча стала одной из многих, которые у меня состоялись с владыкой Слипым. Мне было 14-15 лет, когда я почувствовал стремление стать священником. И в митрополите Слипом видел эталон украинца и духовного человека, который борется не только за национальные ценности, но и за общечеловеческие.

Он выстоял и против нацизма, и против коммунизма, был, можно сказать, живым мучеником. Занимался наукой, воссоздал Украинский католический университет, построил собор Святой Софии в Риме. В начале 1970-х начал собирать молодых ребят со всего мира и записывал нас как семинаристов Львовской епархии. По тем временам это было то же самое, как если бы он записал нас в епархию на Марсе.

Какой вы увидели родину своих родителей?

— Впервые приехал в Киев в 1978-м, через десять лет прожил здесь полгода. А в 1992 году остался насовсем. В перестройку я был американским докторантом из Гарварда. И, наверное, именно поэтому получил визу в СССР. Ранее несколько раз обращался и мне отказывали. Однажды из-за того, что во львовских гостиницах якобы нет свободных мест.

Я был прикреплен к Институту литературы АН УССР, моим куратором был Николай Жулинский. Много общался с Соломией Павлычко, с историками. Это и была реальная Украина, и мне важно было ее познавать. То, что было, глядя из диаспоры, миниатюрное и виртуальное, раскрывалось в своей полноте — драме, трагедии, но одновременно красоте и потенциале.

Вначале вы возглавляли Львовскую богословскую академию, которая готовит священников. Думали ли вы уже тогда, что впереди университет, несмотря на слово "католический" в названии, вполне светский и весьма либеральный?

— Да, так задумывалось с самого начала. В Украине начала 1990-х при всех понятных идеологических вывертах было не самое плохое высшее образование, а в стране в процентном соотношении меньше неграмотных людей, чем в США. Здесь был построен самый большой самолет в мире, работал завод "Южмаш" и конструкторские бюро, делавшие баллистические ракеты. Тут была хорошая школа по математике, физике.

Мы думали об Украине, которая не будет жить ностальгией по былой славе, и поэтому пошли на риск. Мы ориентировались на подвиг диссидентов, которые оказались сильнее вызовов тоталитаризма. Кроме того, привлекли к работе в университете людей с особыми потребностями. Не потому, что они "бедненькие", их жалко, а потому, что мы сами нуждаемся в их помощи. Эти люди не способны на игру и не носят масок. Когда они стоят перед тобой, возникает основной педагогический вопрос: умеешь ли ты любить? Они помогают нам и в ректорате, и в коллегиуме, и в библиотеке, и в каплице. Такого ни один университет в истории до нас не пробовал делать. И в итоге эти два "м" — мученики и маргиналы стали краеугольным камнем Украинского католического университета.

Студенты УКУ первыми во Львове организовали свой Майдан. Они пропустили лекции очень хороших профессоров? Как вы к этому относитесь?

— В те дни наш университетский "майданчик" вышел на улицу — в центр Львова, на так называемую стометровку перед Оперным театром. И именно там проходили самые важные лекции. И лучшие преподаватели УКУ только поддержали студентов в этом.

Попытка силового разгона Майдана заставила наш ректорат 11 декабря 2013 года заявить: президент уже не является нашим президентом, правительство не является нашим правительством, они потеряли моральную легитимность. Университет официально провозгласил гражданское неповиновение президенту и правительству. И только через два с лишним месяца, после расстрела протестующих, общество признало нашу правоту и в полной мере реализовало идею.

20 февраля на Институтской погиб молодой преподаватель УКУ Богдан Сольчаник. Это жертва, принесенная на алтарь чего?

— Это невосполнимая потеря. В первую очередь для его родителей и невесты Марички, аспирантки УКУ. Во вторую — для тех, кто никогда не сможет слушать его лекции, не прочитает научные труды талантливого историка. Он был участником всех гражданских акций, начиная с Оранжевой революции.

Для христиан жизнь не заканчивается смертью. Наше общение с Богданом в духовном смысле продолжается. Я часто перед сном думаю о ребятах, погибших в зоне АТО. Вспоминаю американца Марка Паславского, которого знал со времен скаутской юности, Устыма Голоднюка, совсем юного мальчика в синей каске, который также погиб на Майдане, википедиста, студента Львовского университета Игоря Костенко, 17-летнего Назара Войтовича. И думаю о том, почему они совершили эту жертву, а я нет?

Два года назад вы стали епископом УГКЦ. Что изменилось в вашей жизни с того времени?

— Меня приняла прекрасная парижская греко-католическая община во главе с Михаилом Романюком. 80% нашей общины — люди без документов, бедняки, которые приехали на заработки и стараются обеспечить своих родных в Украине. И несмотря на это щедро жертвуют на помощь солдатам, раненым.

Я не очень хотел уезжать из УКУ. И тогда вспомнил рыбака Петра, маргинала, пахнувшего рыбой, руки которого были в мозолях и соли и который стал лучшим учеником Христа. Какие шансы оставить след были у этого рыбака, провинциала из Галилеи, не знавшего языков, отправившегося в Рим — город с сенатом, легионерами…

Я имел счастье выступить с проповедью в соборе Святого Петра, стоящего на могиле того самого рыбака, в храме, который стал самым большим памятником в мире. И тогда я понял, что моя стартовая позиция в Париже несравненно лучше, чем у Петра. (Смеется.)

На корпусе УКУ, где находится Школа журналистики, написано "Візьми і зроби!". Мэр Львова Андрей Садовый и его партия, мягко говоря, позаимствовали этот лозунг, пошли с ним на парламентские выборы и победили. Как вы к этому относитесь?

— Я буду счастлив, если все, кто берет у УКУ идеи, станут победителями.

Фото: Htvua via Flickr, из личных архивов