Человек, двигающийся не к чему-то, а от чего-то, обречен на поражение, – Дмитрий Бавильский
Писатель и блогер Дмитрий Бавильский рассказал Фокусу, почему эмиграции предпочитает жизнь в нынешней России, как укрыться от зомбоящика, почему понятие "российский либерал" спекулятивное и чему учит опыт вражды и примирения Франции и Германии
Как живется сегодня в России не "крымнашисту", который воспринимает все, что вываливает на него государственная пропаганда, именно как пропаганду — обманку и развод? О чем думает такой человек, как строит свои отношения с государством и миром — и с самим собой? Какой выход для себя выбирает в этой ситуации? И — может быть, главное — какие собственные стратегии информационной безопасности он вырабатывает, как борется с мракобесием и абсурдом?
Александр Иличевский, Андрей Дмитриев и другие — в последние годы многие писатели уезжают из России. Никогда не думали об эмиграции — есть ли для вас лично та черта, за которой оставаться в России вы больше не сможете или не захотите?
— Уехать можно в любой момент, правда, непонятно зачем. Человек, двигающийся не к чему-то, а от чего-то, обречен на поражение: ему всегда будет казаться, что он оказался в неправильное время в неправильном месте. Еще в школе я прочел фразу у Сенеки о том, что путешествие его не изменило, потому что в дорогу он брал самого себя. Покойный Аркадий Драгомощенко как-то сказал, что ему везде плохо.
Эти две фразы оказали на меня магическое воздействие, как, кстати, и слоган из одной телерекламы — "ты не можешь изменить свою лучшую подругу, но ты можешь измениться сама..." Ну то есть, если среда и дискомфорт заедают дома, то на выезде все то же самое превращается в реальную катастрофу. Преодоление политических и социальных траблов — достойная интеллектуальная задача и жизненно важный повод проверки своих ценностей на выживаемость.
Этим теперь и занимаюсь, так как человеку важно быть центром собственной жизненной вселенной. Предпочитаю думать, что где я — там и солнце.
Вы — человек социально активный и активно социальный — блогер, у которого масса подписчиков и чей каждый пост вызывает бурную реакцию, член ПЕН-клуба, инициировали и подписывали письма и петиции в защиту Надежды Савченко, директора украинской библиотеки, и т. д. Значит — противостоите?
— Противостоит тот, у кого нет цели и кому нечего терять. Если у тебя есть "домашнее задание", сложно отвлекаться на противостояние или, напротив, на совпадения. Бережешь себя для исполнения урока и собственной участи. Социальная активность необязательно должна выражаться в демонстративной борьбе со злом, некоторые предпочитают актерству (я долго работал в театре и знаю цену эффектным жестам) скучную, ежедневную, например, просветительскую работу, делающую жизнь если не лучше, то, как минимум, нормальнее.
Потому что нормальная жизнь — это книги и театры, концерты и выставки, а не пикеты и демонстрации. Нормальная жизнь — это растить свой сад, даже если сад будет затоптан. Нормальная жизнь — это делать то, что считаешь должным, а там — будь что будет.
Созидательные усилия порой важнее ощутимого результата, поскольку позволяют провести время насыщенно и с пользой. Я подписываю некоторые коллективные письма, так как думаю о себе, как о человеке прагматическом и милосердном, во мне сильна эмпатия и сострадание к другим людям. И когда я вижу, что мое действие может кому-то помочь, то впрягаюсь, хотя и с большой неохотой, так как мне бы очень хотелось быть этаким олимпийцем, живущем только ради искусства. Это же очень красиво сказать, что я никогда нигде не состоял и никогда ничего не подписывал. Но вот не получается. Не получилось.
Насколько сейчас нормальна нормальная жизнь — вот в Москве? Если ее сравнить с жизнью двух-трехлетней давности — что забрано, что ушло, что пришло, от чего вынуждены отказаться?
— Я вам не скажу за всю Москву (тем более что сам живу на два города, постоянно бывая в Челябинске), но лишь о себе. Моя жизнь особенно не изменилась. Все изменения так или иначе связаны с экономическими проблемами. Выставки стали пожиже, книги стали выходить реже, а стоить дороже. Вкусных и качественных продуктов стало ощутимо меньше.
Важнейшая особенность нашего времени в том, что оно оставляет нам возможность выбора. Это фундаментальное отличие от советских времен не всеми принимается в расчет. Выбор позволяет выстраивать массу непересекающихся реалий и игнорировать то, что тебе неприятно. Все-таки мы первое поколение, живущее при интернете, позволяющем вычерчивать в информационном (да и каком угодно) пространстве свои собственные кротовьи норы. Все-таки интернет — великое дело, позволяющее не ходить туда, где тебе неинтересно или где тебя накололи всплывающими окнами ("шок-видео: трагедия в семье Лолиты") или же смысловыми подменами.
Если не смотреть телевизор и не читать публицистику (а она почти вся скудная и слишком, что ли, эмоциональная), при желании, можно не заметить всей этой политической мешпухи, что ежедневно отравляет жизнь.
Если человеку отвратительно то, что показывают по федеральным каналам, никто не заставит смотреть его новостные программы или зарежиссированные ток-шоу, пока их просмотра не требуют законодательные акты. Мне бы очень хотелось ответить на ваш вопрос так: москвичи стали меньше смотреть телевизор. Но, боюсь, что такой ответ будет далек от реальности.
Дмитрий Бавильский: "Мы живем в постиндустриальной матрице — каждый, кто пользуется компьютером, не говоря уже о смартфоне, автоматически перенастраивает мозги на персональные пути получения информации и эмоций, связанные в том числе и с общением"
Стало быть, зомбоящик по-прежнему держит зрителя и доверие к нему не падает? Или это уже психическое, наркотическое?
— Могу ответить лишь за себя: для меня телевизор — воплощение социального дна, поэтому никакого доверия к нему нет. В нем сидят люди, делающие работу за деньги. То есть речь идет о частном способе заработка, о бизнесе, поэтому не очень понятно, причем тут я.
Нам враждебно все то, что избыточно, а зомби-функцией обладает любой гаджет, настроенный на переживание коллективных эмоций. Мы живем в постиндустриальной матрице — каждый, кто пользуется компьютером, не говоря уже о смартфоне, автоматически перенастраивает мозги на персональные пути получения информации и эмоций, связанные в том числе и с общением. Думаю, это один из самых важных ментальных и, следовательно, цивилизованных разрывов, определяющих развитие нашей сегодняшней личной и даже общественной жизни.
Подспудно мы переживаем ползучую технологическую и ментальную революцию, позволяющую свысока смотреть на усилия агрессивной пропаганды — она попросту противоречит основам современного существования, все более и более зависимого от индивидуального информационного потребления. Я и по себе замечаю, как, например, сервисы, типа "Википедии" меняют настрой и соотношение между моей оперативной и моей же долгосрочной памятью. Умный человек всегда умеет минусы превратить в плюсы и в игровое преимущество, поэтому в любом явлении нужно искать собственную, а не заемную выгоду. Зачем интересоваться предвзятым новостным хламом, когда есть много иных способов доставать важную информацию?
Вы сказали, что живете на два дома, постоянно бываете в Челябинске — как тамошняя жизнь, мироощущение человека — отличаются от московских?
— Ну Челябинск — это же "дремотная Азия", не зря в гербе нашего города верблюд увековечен. Челябинск привычно выживает, преодолевая искусственно создаваемые трудности. Там, в отличие от Москвы, торговля не зачищена под крупнооптовые продуктовые компании, работает масса местных фермерских хозяйств, из-за чего продукты вкуснее, качественнее и разнообразнее, чем в Москве (если брать, разумеется, общедоступные цены, а не специальные экоприбамбасы хай-класса).
"Человек, двигающийся не к чему-то, но от чего-то, обречен на поражение: ему всегда будет казаться, что он оказался в неправильное время в неправильном месте"
С экологией в Челябинске всегда были жуткие проблемы, но к ним так привыкли, что стараются не замечать, хотя разница ощущается уже в аэропорту, как только выходишь из самолета. Когда человек выживает, то есть занят проблемами конкретными и весьма предметными, все остальное кажется ему вымороченным и ненужным, поэтому Москва, "скупившая все", в том числе и в Челябинске, разумеется, с жиру бесится, как любой сосед, который живет лучше, чем мы. Ну или же нам так кажется, что лучше, так как чужую беду — руками разведу.
Мне кажется, что выпивать стали умереннее, нет этого запойного, беспринципного, бескрайнего пьянства, которое раньше так бросалось в глаза на улице и в маршрутках, но, опять же, это сугубо мое наблюдение. Возможно, мы с родителями попросту живем в зоне стихийной трезвости и относительного экологического благополучия — сосновый бор рядом, Шершневское водохранилище, можно сказать, практически курортные, по уральским понятиям, места на границе города и области, вне этой ужасной розы ветров, подкрашивающей воздух промышленными выбросами, которые, кажется, никогда не прекратятся.
Вернемся, если вы не против, к либералу-интеллектуалу? Что вы думаете о высказывании (которое кому только ни приписывают), что российский либерал заканчивается там, где начинается украинский вопрос?
— Андрей, я вам отвечу на этот вопрос, если мне его объясните. Я искренне не понимаю, что такое "российский либерал" и что такое "украинский вопрос", а главное, где он начинается?
Чтобы мои уточнения не выглядели кривлянием, я поясню, что понятие "либерал" в последнее время превратилось в еще один "пустотный канон", какими раньше были, например, максимально размытые, спекулятивные понятия "социалистический реализм", "народ" или "постмодернизм", которые склоняют по любому поводу, не вдаваясь в смысл сказанного.
Даже если просто залезть в "Википедию", можно увидеть, что либерал — обычный человек здравого смысла, уважающий свободы и чужую собственность. То есть по сути это каждый второй хомо сапиенс, для мироощущения которого как бы и особого слова-то не нужно.
К чему я клоню? Вот, скажем, есть не самое распространенное в русском языке слово "тучный", которое внезапно становится клише, будто навечно приклеившись к слову "годы". Проще было бы сказать "сытые годы" или "богатые годы", но вдруг, откуда ни возьмись возникает фразеологическое сращение "тучные годы", заставляющее людей, даже не обладающих конспирологическим мышлением, видеть за всеми этими лингвистическими усилиями четкую работу четких людей.
Как же не хочется вестись на все эти разводки про "креативный класс" или "тучные годы", "российский либерал" или "украинский вопрос", на которых словно бы конкретный копирайт стоит.
Мы, кстати, платим за эти копирайты конкретными денежными отчислениями, поэтому очень не хочется весь этот политтехнологический мусор употреблять еще и в нашей с вами речи только для того, чтобы очередные прококаиненные лингвисты получали свои зарплаты.
Давайте будем точнее в словоупотреблении, манипуляции и подмены начинаются с малого. Начинать противостоять очевидному злу нужно с точного словоупотребления, так как оно требует постоянной сосредоточенности в себе, а не в ком-то. И постоянного ответа за базар перед самим собой. Когда ты не на баррикадах, а когда тебя никто не видит.
Дмитрий Бавильский: "Любые времена можно назвать подлыми, в каждую эпоху на человека давит разный набор обстоятельств, и человечность заключается еще и в том, как мы реагируем на эти вызовы"
Хорошо, и какие разводки-клише сегодня рулят Россией и россиянами? И, главное, что за ними, этими разводками и "политтехнологическим мусором", стоит, каковы цель и прагматика?
— Любые разводки, в политике или на улице (цыганка остановила и погадать по руке просит) хотят навязать нам чужую волю обманным способом, отвлечь от того, что человека повседневно занимает. Подменить "повестку дня", новостную или деловую, или какую угодно.
Мы с вами все время говорим о давлении извне, которому подвергается каждый из нас. Оно кажется нам беспрецедентным, так как выпадает на время нашей жизни, а другого времени мы просто толком не знаем — только по документам, фильмам или историческим источникам. Любые времена можно назвать подлыми, в каждую эпоху на человека давит разный набор обстоятельств, и человечность заключается еще и в том, как мы реагируем на эти вызовы. И это тоже постоянная составляющая жизни на протяжении веков, иначе мы бы попросту не понимали искусство прошедшего времени.
Так что если по сути, то ничего не меняется, существуют лишь оттенки, окрашенные в те или иные полутона. Нынешняя политика Российской Федерации носит мобилизационный характер. Ты едешь в метро, куда попадаешь через рамки металлоискателя, и тебе там постоянно откуда-то сверху говорят о террористической опасности, предлагают следить за забытыми вещами, смотреть направо и налево, быть все время в тонусе. Приходишь домой, включаешь телевизор с развлекательным шоу, а его прерывает выпуск "новостей часа" с тревожными дикторскими интонациями и агрессивным музыкальным сопровождением, что тоже записывается на подкорке, поэтому когда начинают говорить, что страна окружена врагами, это находит отклик в том, что уже живет у человека внутри. Но оно там не стихийно поселилось, а его осознанно воспитывают.
Но есть давление извне, а есть ответ изнутри — то, что я уже называл попытками нормальной жизни, стремлением не потерять здравый смысл и минимально поддаваться манипуляции, которые важны каждую минуту. В том числе и в личной жизни, в отношении с близкими, например. Которые, в том числе и есть один из способов оградить себя от внешней агрессии, так как, повторюсь, сокровенная суть жизни не меняется веками. Есть искусство и творчество, личные интересы, которые всегда важнее коллективных, так как моя жизнь принадлежит только мне. Не обществу, не государству, не власти и даже не моей семье, но мне одному, и я сам выбираю, как ее прожить и какие у меня интересы.
Общество не будет умирать и ложиться в гроб вместо меня, а другой жизни не будет — в богов я не верю, оттого и сам распоряжаюсь отпущенными мне возможностями. Мне кажется, что избыточная политизированность, даже если во благо — еще одна личина зла. Это пережиток нашего общего коллективного прошлого, когда всех гребли под одну гребенку и невозможно было уклониться от того, чтобы не разделить общие новости и устремления. Все-таки, несмотря на нынешнюю автократию, ситуация значительно поменялась и оставляет человеку возможность выбора, а следовательно, и параллельности существования, когда ты сам выбираешь собственные приоритеты. Выбор — это хорошо, это почти свобода. Хотя бы и внутренняя, хотя бы и как осознанная необходимость. Главное — сделать его в правильном направлении. То есть в том направлении, которое лично тебе кажется правильным.
"Что делать, нам давно объяснили классики — жить своей жизнью, летом варить варенье, зимой пить с этим вареньем чай. И поменьше оглядываться по сторонам и следить за новостями — самое важное происходит всегда внутри, а не снаружи"
Какой выбор — между чем и чем — делает сейчас литература?
— Единой литературы больше нет. "Литературный процесс", как было принято выражаться раньше, существует, способен существовать лишь в замкнутой системе, которой и была советская культура (ну или при четко структурированной книжной индустрии с железными критериями мейнстрима и всевозможных маргинальностей).
У нас же все зыбко, неотстроенно и размыто. Критерии отсутствуют, критика спит или даже умерла. Плюс интернет: внутри него каждый путешествует на особицу. Как может. Вот и литература теперь у каждого тоже своя.
Тут главное — разделять (и не путать) издательский бизнес, стремящийся к повторению однажды найденных успешных формул, с рискованными, на свой страх и риск, поисками нового. Неповторимого. Темы-то испокон веков всегда одни и те же, но способы выражения этих тем должны быть разными. Углы и точки зрения. Литература не столько развлекает (конструирование увлекательных сюжетов подходит все-таки больше сценаристу, чем писателю), сколько формулирует, включает новые особенности и обстоятельства в строй "вечных вопросов", литература фиксирует изменения и задает старые вопросы в новых вариантах, близких современникам.
Такая литература почти никогда не живет на проторенных дорогах, она не про ремесло, но про уровень мышления, поскольку выражает художественными способами именно мыслительные цепочки. И, таким образом, материализует их, делает видимым сам процесс мышления. Даже если писателю удается поймать то, что называется "духом времени" (то есть то, что принадлежит как бы всем), это почти всегда возникает на новом, на пустом месте. Как еще один шажок вперед.
Сегодня литература (то, что лично мне кажется литературой) интересно и плодотворно подходит к изучению и описанию "внутреннего мира" отдельного человека — не как социальной или общественной единицы, члена коллектива, массы или толпы, но конкретного индивида, тела, помещенного как бы под увеличительное стекло.
"В богов я не верю, оттого и сам распоряжаюсь отпущенными мне возможностями"
Можно, конечно, возразить, что поэзия и проза всегда только этим и занимались. Не поспоришь. Да, занимались, но на макро-, а не на микроуровне. Не под микроскопом, роль которого выполняют модернистские приемы, позволяющие почти буквально проникнуть под человеческую кожу, чтобы, к примеру, передать не только интеллектуальные, но и физиологические материи. Сменился сам вектор литературной интенции — с центробежного на центростремительный, интровертный.
В русскую литературу с большим опозданием почти массово пришел зрелый модернизм — уже после того, как все наигрались постмодерном и его готовыми информационными блоками, которыми можно жонглировать в произвольном порядке. С модернизмом так не посвоевольничаешь: для того чтобы не потерять последнего читателя, тут железная хватка нужна, особенная четкость замысла и трезвость исполнения.
Видимо, русская литература, в лучших своих проявлениях, то ли догоняет, то ли восстанавливает пропущенные из-за большевиков эволюционные звенья. В СССР было принято хвалить Монголию, которая якобы шагнула от феодализма сразу же к социализму, минуя капитализм. Но природу не обманешь, и любое искажение развития, любые пропущенные, но необходимые в развитии формации все равно будут прожиты и отработаны. И это не только русской литературы, переживающей период "Внутренней Монголии", касается.
"Не только" — это значит, жизни вообще? Российское общество тоже сейчас проживает и отрабатывает пропущенные формации?
— Разумеется, ведь литература повторяет закономерности развития государства как часть его культуры примерно так же, как каждый человек проходит в своей биографии набор одних и тех же периодов. Исключений здесь практически не бывает, исключения не есть норма.
Кстати, именно поэтому сегодня тексты прошлых веков читать интереснее текстов наших современников — с предшественниками есть о чем вести диалог. И с кем. Ведь эти люди испытывали те же самые проблемы и мучились теми же самыми вопросами, что и мы. Классика — это же сливки нашей цивилизации, лучшие размышления самых умных людей, да еще и проверенные временем.
Раз речь зашла о классике и вечных вопросах, скажите, так кто же все-таки, с вашей точки зрения, виноват, что делать и что же с нами происходит?
— Никто ни в чем не виноват, происходит просто жизнь, которая скоро закончится, а что делать, нам давно объяснили классики — жить своей жизнью, летом варить варенье, зимой пить чай с этим вареньем. И поменьше оглядываться по сторонам и следить за новостями — самое важное происходит всегда внутри, а не снаружи.
Политика ничего не приносит, только отвлекает — от сути, от близких, от самого себя. Сегодняшние "новости" ничего не меняют, ничего не приносят, но подсаживаешься на них хуже, чем на водку, растворяя свои мозги в ненужном мусоре, чтобы в конечном счете заменить их свалкой. Когда у меня возникает желание смотреть телевизор или ковыряться в информационных лентах, я беру книгу и начинаю читать: самая зряшная книга будет важнее самой лучшей аудиовизуальной подачки хотя бы потому, что она успокаивает и умиротворяет — восприятие человека начинает работать активно, а не пассивно, продолжая самосовершенствование.
В сегодняшнем бешеном ритме, не позволяющем сосредоточиться на ясном понимании, важно уметь замедляться и останавливаться, уметь разделять сущностное и наносное, погружаясь в то, что действительно влияет на твое конкретное существование и позволяет стать хоть немного совершеннее.
А еще мне кажется крайне важным сформировать умение смотреть на все с дистанции хотя бы минимальной исторической перспективы — это лишает нас отчаянья. Когда читаешь дневники Эдмона Гонкура, описывающие вход немецкой армии в Париж и разграбление этого великого города, или же "Дневники странной войны" Жан-Поль Сартра, призванного воевать с агрессивными соседями в начале Второй мировой (дальше Сартр попадет в плен к фашистам), начинаешь все эти минувшие эпохи взаимной испепеляющей вражды сравнивать с тем, в каких отношениях Франция и Германия находятся сейчас. Теперь французы и немцы, несмотря на многочисленные войны друг с другом, и даже отъем Эльзаса и Лотарингии, живут во вполне дружеском и конструктивном соседстве. Это дает надежду на возможность преодоления противоречий и вражды у наших стран.
Фото: из личных архивов