Игра в классику. Как с помощью музыки приблизить Украину к Европе

Фото: Александр Чекменев
Фото: Александр Чекменев

Фокус поговорил с пианистом Станиславом Христенко о том, зачем создавать фестиваль классической музыки, о глобальной культуре как способе борьбы с промывкой мозгов и о том, о чем при случае может побеседовать харьковский гинеколог с лондонским

Станислав Христенко — пианист с мировым именем. Уже около десяти лет живет в США. Во время харьковского фестиваля классической музыки Kharkiv Music Fest был застигнут корреспондентом Фокуса в момент, когда тащил стулья на сцену, на которой должен был состояться концерт. Крутился волчком между локациями, как заправский дирижер, приводя в движение громадный невидимый оркестр, который играл классику в самых неожиданных местах города — харьковском метро, пабах и кафе. Благодаря ему в Харьков приехали известные музыканты, выступающие на престижных мировых площадках Европы. Билеты на их концерты там стоят сотни евро. А в Харькове их можно было послушать за пару сотен гривен. Во время фестиваля Христенко читал лекции о классике детям из областных школ, переезжая из села в село по украинским дорогам с такими колдобинами, что с ними могут сравниться только американские горки.

Для разговора мы встретились в Киеве, когда фестиваль уже закончился. На Христенко был тот же костюм, что и в Харькове. Через пару часов музыкант улетит в Вашингтон, в совсем другую жизнь, респектабельную и устоявшуюся, в которой точно не надо таскать стулья на сцену.

КТО ОН

Украинский пианист. Победитель международных конкурсов. Сотрудничает со звукозаписывающими компаниями США, Великобритании, Германии, Гонконга

ПОЧЕМУ ОН

Создал фестиваль классической музыки Kharkiv Music Fest

Моральный поворот

Вы успешный человек, выступаете в Америке, Европе. Западная публика, которая там приходит на концерты классической музыки, понимает, на что и зачем идет. В нашей стране таких людей намного меньше. Для чего вы делаете фестиваль классической музыки в Украине?

— У каждого человека есть потребность в миссионерстве. У меня случился поворот во время Майдана. До этого я девять лет прожил в Москве, где учился, потом уехал в Штаты, уже десять лет как. В 2013-м у меня произошел моральный поворот, плюс так совпало, что возраст за тридцать, захотелось "посадить дерево" — оставить что-то после себя. Я сидел в Америке и ночами смотрел стримы с Майдана. Думал: что я могу сделать в этой ситуации? В чем моя роль? Надеть воен­ную форму и поехать в АТО? Я из Харькова и знаю его проблемы. У меня родители и сейчас там живут. Я понял, что моя миссия состоит в том, чтобы Харьков и восток Украины стали европейскими.

Это как?

— Согласитесь, что европейскость Львова и Харькова разные. В Харькове присутствует ментальная ориентированность на советскость. После Майдана многие люди разошлись во взглядах. Это как рельсы одной железной дороги, которые вдруг пошли в разные стороны. Моя задача сделать так, чтобы они сошлись. Классическая музыка способна объединять. Я много раз выступал на фестивале в Южной Корее, который проводится в нескольких километрах от Северной. Видна граница, там будки стоят. КНДР закрыта от мира, жизнь там нищая, хотя они полагают, что все у них хорошо, а в Южной играют Бетховена. Мне кажется, что глобальная культура нужна на востоке Украины. Для того чтобы у людей появилось ощущение, что мы не часть бывшего тоталитарного государства, а часть остального мира. С миром надо общаться, и для этого нужны фестивали такого уровня, как в Швейцарии, Австрии или Канаде.

Вы и музыкант, и организатор фестиваля. Не боитесь распыленности на две профессии?

— Я увлечен режиссурой с детства. Всегда организовывал конкурсы, утренники. Так что своего рода дирижирование мне близко. И это совершенно другая реальность. Если в Европе, когда я приезжаю как пианист, за мной носят сумки и я выбираю, хочу я на интервью или нет, в такое время или в другое, подходит рояль или не подходит, то в Харькове все наоборот. Здесь я живу в другом режиме — ношу стулья, могу ноты поднести. Потому что есть цель, и для того чтобы ее добиться, я готов делать многое. Моя задача состоит в том, чтобы наладить систему менеджмента, чтобы оркестры были такого уровня, как в Берлине. Чтобы залы были хорошими. Все в комплексе.

Fullscreen

ПИАНИСТ. Станислав Христенко считает, что главное в исполнении произведения — точно донесенный месседж, а не правильно сыгранный порядок нот

Другая музыка

После Майдана какие-то знаковые для вас произведения классиков вы стали воспринимать иначе, играть по-другому?

— Мне очень тяжело судить, что я и как. Но после того как переколбасило эмоционально и мировоззренчески, конечно, человек становится другим. Это даже не исполнения произведений касается, это относится к мировоззрению. Ощущению себя относительно слушателя — своей роли и роли музыки как таковой. Это связано и с возрастом в том числе. Потому что люди свою профессию ощущают в 20 лет одним образом, в 30 — другим. Все может измениться. Но я понимаю, что у классической музыки большая роль, чем просто быть интересной и милой.

А какая? Менять человека, делать его "выше"?

— В том числе. Почему искусство должно быть? Потому что искусство "поднимает" человека. Многие люди не задаются лишними вопросами: почему происходит так, а не иначе? Что было бы, если бы планета по-другому вращалась? Или что есть я относительно человека в Токио? Кто я относительно животного в центральной Африке? Почему я живу так, а в Берлине живут иначе? Некоторым достаточно еды и одежды. А искусство ставит вопросы. Я когда с детьми на эти темы говорю, то объясняю, почему важно изучать то, что было, например, в 1722 году. Искусство того времени — это отпечаток мышления человека 1722 года, отпечаток его видения мира. И если гео­метрически смотреть на 1722, 1837, 2014, — мы можем предположить, что будет через сто лет. Это дает понимание того, как развивается цивилизация. Музыка — это тоже история. Но, в отличие от истории, написанной словами, которую можно переписать или уничтожить, с музыкой никто ничего не сделает. Музыка и живопись — это история эмоций, история мировосприятия. Ее можно по-разному видеть в разные времена, но переиначить нельзя.

Люди, которые хотят открыть для себя мир, интересуются в том числе и классической музыкой. Но когда нет доступа к ней, ведь не все могут съездить в Берлин, то у общества упрощается понятие о мире. Даже у тех людей, которые к этому тянутся. И это не только к Харькову относится, к любому другому украинскому городу. И задача фестиваля состоит в том, чтобы эта возможность была. Тогда и общество выйдет на другой уровень.

Вы верите во всеобщую увлеченность населения классикой?!

"Некоторым достаточно еды и одежды. А искусство ставит вопросы"

— Нет конечно. Я говорю о тех, кого отношу к элите. В медуниверситете я читал небольшую лекцию о классической музыке. Медики, с моей точки зрения, относятся к элите. В той же Европе я встречался с врачами, которые о музыке знают больше, чем я. Потому что я на клавиши часами нажимаю, а они интересуются, слушают, изучают. И я студентам сказал, что, когда харьковский гинеколог встречается с лондонским, у них должна быть тема для разговора. Я не знаю, как в профессиональных вопросах разбирается высококвалифицированный харьковский врач, может быть, лучше, чем лондонский. Но в вопросах культуры лондонец, скорее всего, понимает больше, потому что ходит в галереи на выставки живописи и знает симфонии Бетховена. Так что для того, чтобы харьковский гинеколог не чувствовал себя в этой области ущербным, чтобы им было о чем поговорить, надо разбираться в искусстве. Потому что это нормально для высококвалифицированного медика.

Ставить произношение

Я в интернете смотрела видеозапись вашего мастер-класса для детей, в котором вы мальчику-пианисту сказали примерно следующее: что он, когда в проброс нажимает на клавиши во время исполнения произведения, это может выглядеть как бранное слово, а историю надо рассказывать красиво. Можете пояснить более подробно?

— Музыкальное произношение — одна из важнейших задач в обучении музыке. Точно так же в зависимости от уровня образованности, кругозора, культуры люди говорят по-разному. И вот это отношение к произношению, точно так же, как к произношению слов, очень важно. Кроме того, когда мы играем произведения польских или французских, или австрийских композиторов, надо учитывать, что их музыкальная речь связана с языком, на котором они говорят.

Во время фестиваля вы побывали в восьми районных центрах и в каждом из них давали мастер-классы. Какую задачу перед собой ставили?

— Мой первый вопрос на всех мастер-классах: для чего надо учиться музыке на постсоветском пространстве? Я очень часто слышу, что дети играют произведение и не доносят его месседж. Потому что музыка — это не правильно сыгранный порядок нот в определенной высоте и ритме, а месседж. Важно понимать, про что играешь. И я стараюсь донести, что слушателям не настолько интересно наблюдать за виртуозностью исполнителя, как хочется получить состояние, сюжет, звуковую атмосферу. В музыкальных школах детям это нечасто говорят. Основная разница в образовании на Западе и у нас в том, что на постсоветском пространстве система заточена под воспитание профессионалов (та же ситуация в Китае и Северной Корее). Так как играют у нас в 12 лет, в Штатах или в Европе не играют, разве что только в азиатских семьях. И у нас дети, которые не достигают чего-то в музыке, после окончания музыкальной школы ее не любят. Я встречал многих, которые к последнему классу музыкальной школы это дело возненавидели. И на концерты они потом никогда не ходят. На Западе нет системы, заточенной под воспитание большого количества профессио­налов высокого уровня. Но зато там каким-то образом детям прививают любовь к музыке.

"Самое лучшее противостояние — это культурно-мировоззренческое развитие. Тогда люди просто не поведутся на всякую чушь"

Ну да, вопрос "где результат?" может убить любой порыв.

— Да. И это азиатская история.

А у вас в детстве так не было?

— Нет! У меня было рвение. Я погрузился в систему музыкальных конкурсов с 9 лет. Но мне удавалось добиваться требуемых результатов. Если бы нет, я, наверное, вырос бы другим человеком. И так депрессивность присутствует. Профессия пианиста она такая — с кочками, очень одинокое дело.

Насколько структура личности влияет на манеру игры? Может ли человек пустой или легкий, но технически подкованный сыграть хорошо, например, Вагнера?

— Не может. Способности важны, но воспитания и образования никто не отменял. Классическая музыка развивает личность не только эмоционально, но и философски. Дети прикасаются к серьезным философским сочинениям, это воздействует на них.

Что или кто на вас как пианиста оказал сильное влияние?

— Путешествия. Я много путешествовал. Общался с самыми разными людьми. Я очень люблю наблюдать за ними. Я мог сесть на автобус в Японии и ехать просто так до конечной станции, наблюдая за пассажирами. Профессия дала мне возможность общаться с людьми самого разного ранга. Например, я общался с королевой Бельгии.

О чем вы говорили?

— О футболе.

Музыкант и политика

Как вы относитесь к музыкантам с явно выраженной политической позицией?

— Я дружу с некоторыми из них. С Павлом Гинтовым, например (пианист, ныне живущий в Нью-Йорке, один из активных участников акций в Америке в поддержку Украины. — Фокус). Я считаю, что у каждого человека должна быть политическая позиция. Политика — это часть жизни. От того, что происходит в политической жизни страны, зависит то, сколько платить за кофе или есть ли свет в доме. Другой вопрос — является ли политика основой всей жизни, или нет? Но я полагаю, что у мыслящего человека должна быть какая-то позиция. Делать фестиваль в Харькове — это тоже выражение моей человеческой позиции, частью которой является и политическая. Я не хочу и не буду рассказывать, за кого надо голосовать, а лучше сделаю так, чтобы в стране было больше культурных, образованных людей. Таким людям промыть мозги будет сложнее. Если ты знаешь искусство, разбираешься в нем, тебя сложнее подчинить политическим лозунгам. Самое лучшее противостояние — это культурно-мировоззренческое развитие. Тогда люди просто не поведутся на всякую чушь.