Изображая жертву. Зачем в Польше ставят в один ряд Гитлера и Хмельницкого

Политики, превозносящие идею исключительности собственной нации, похожи друг на друга как кармические близнецы. У истории своеобразное чувство юмора на этот счет

Свежий пример: премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий, выступая с лекцией по польско-еврейским отношениям в городе Холм, неожиданно цитирует некоего раввина, который из всех иродов рода человеческого особенно выделил троих: Гитлера, Гиммлера и Хмельницкого. В соответствующей транскрипции все эти фамилии начинаются на одну букву — H. Все это может показаться недоразумением, притом несвоевременным, ведь события, к которым апеллируют и закон, и премьер-министр, принадлежат далекому и в целом проработанному со всех позиций прошлому. Ну право же, каких таких уточнений и дополнительных акцентов требует трагедия Второй мировой? И тем более, за какие дефекты современности может держать ответ гетман Хмельницкий?

Но для самих инициаторов законодательных новшеств вроде нашумевшего польского закона об Институте национальной памяти, подобные заявления, очевидно, следуют четкой и весьма актуальной логике. Эта логика безраздельно владеет умами националистически ориентированных политиков вне зависимости от их национальной принадлежности. Приверженность этой логике позволяет решить тактические задачи по удержанию власти и поддержанию эмоционально-психологического гомеостаза в обществе. А если говорить начистоту, то речь попросту идет о легитимации избыточных агрессии, гнева и фрустрации, которые, очевидно, руководят теми, кто сегодня руководит Польшей. Во главе этой прекрасной страны стоят сердитые люди с уязвленным чувством собственного достоинства.

У жертвы другого режима, тоже одержимого "восстановлением исторической справедливости", режиссера Кирилла Серебрянникова есть гениальный фильм "Изображая жертву". Главный герой работал в убойном отделе статистом для реконструкции сцен преступления. В его должностные обязанности входило изображать убиенного, пока следователи, понятые и подозреваемый восстанавливают детали происшествия. В конце концов главный герой сам стал убийцей. Но не потому, что насмотрелся жестоких сцен. Скорее наоборот. Желание изображать жертву служило ширмой для его собственной ненависти и безысходности — чувств, которым он в какой-то момент просто позволил дать выход.

Точно так же работает и позиция жертвы в политике. Стремление законодательно запретить отрицание преступлений, совершенных нацистским режимом и его приспешниками, на территории Польши и в отношении польского народа выглядит как попытка реконструировать преступление, чтобы изобразить его жертву.

Ведь ущерб, нанесенный Польше немецкой оккупацией, и так никто не отрицает. В первую очередь Германия. Канцлер Ангела Меркель на этой волне заявила, что Германия несет всю полноту ответственности за Холокост.

Что исторически, кстати, не совсем справедливо. В любой стране Европы в те времена антисемитизм был почти приличным. И жители оккупированных территорий нередко становились соучастниками убийств — кто из страха за свою жизнь, а кто и из удовольствия отнять чужую. Ненависть не имеет никакой привязки к национальности, это универсальная болезнь всего человечества. Но увидеть в самих себе и принять эту темную сторону человеческой натуры дано не каждому. Да что там, практически никому.

Нужны новые запретительные законы. Нужен кто-то, кто будет воплощать все страшное, мерзкое и злобное. Кому можно безопасно приписать кровожадные намерения и чьей жертвой себя назначить. На какое-то время эта тактика позволяет канализировать растущую ненависть. Бандеровцы, фашисты, евреи. Но это очень опасная игра. Рано или поздно ненависть возьмет свое.

Как взяла в России. С 2009 года тамошние ревнители исторической "правды" носились с идеей законодательного запрета на пересмотр итогов Великой Отечественной войны, то есть на отрицание победы СССР. Хотя кто ее, победу, отрицал? Если что-то и требовалось прояснить в отношении той войны и той победы, то это вопрос о соразмерности жертвы и ценности человеческой жизни. Но прояснение этих вопросов потребовало бы снять заговор отрицания с преступлений другого режима, сталинского. А это, в свою очередь, подорвало бы право нынешнего российского режима приносить любые жертвы и оплачивать любым количеством жизней собственные политические амбиции и агрессивные планы.

Уже этих двух примеров, подпирающих Украину с запада и востока, достаточно, чтобы с подозрением относиться к малейшим поползновениям наших собственных отечественных политиков законодательно запретить что-нибудь отрицать. Даже с учетом того факта, что Украина сегодня является жертвой агрессии — не воображаемой, а вполне реальной, области тьмы в нашем политическом бессознательном все равно есть, и они весьма обширны. Рано или поздно их придется исследовать, мобилизовав для этого все силы и все мужество, какое только возможно.

В противном случае Украина вечно останется заложником пагубного сценария про жертву, агрессора и отрицание.