От советского информбюро. Как Сталин заставлял дважды капитулировать Германию

Празднование Дня Победы 9 мая вместо 8-го – наследие одной из многочисленных советских лжей. Именно лжи о капитуляции, которую якобы принимал в Берлине Жуков поздно вечером 8 мая, тогда как в реальности принимали капитуляцию в ночь с 6-го на 7 мая в Ремсе, и совершенно другие люди.

По правде сказать, для поколения наших дедов и даже отцов, в памяти которых живы воспоминания о войне с детства, этот "праздник со слезами на глазах" был абсолютно подлинным – они праздновали не абстрактную "Великую Победу", а избавление от 4-летнего кошмара, который закончился для них именно 9 мая, подобно тому, как начался 22 июня 1941 года, а не 1 сентября 1939-го.

Мое поколение – а уж тем паче более молодые поколения, – не связано с войной непосредственно. Оно может либо достаточно академически относиться к памяти о Второй мировой и участию в ней его предков, либо замкнуться в пространстве чистого мифа о Великой Отечественной войне — мифа, приобретающего все более омерзительный и пугающий характер.

К несчастью, не существует китайской стены между теми, кому мы не имеем никакого права говорить: "Ваше совковое 9 Мая – ложь", и теми, перед кем мы имеем полное право настаивать на этом.

Сталин, большой любитель и мастер создавать монументальные идеологические мифы, сделал миф о капитуляции в Карлсхорсте центром более обширного мифа о Великой Победе, миф о Великой Победе – центром мифа о Великой Отечественной войне (не собственные же поражения 1941 года и не подвиг же миллионов безымянных "винтиков" должен был он ставить в центр этого мифа!).

А уже миф о Великой Отечественной войне стал, в свою очередь, центральным мифом новой исторической общности, именуемой в просторечии Совком, а также "ватниками".

• ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Бесы Победы. Откуда пошло российское безумие и как с этим бороться?

Сталинский миф придал акту капитуляции значение какого-то мистического таинства, хотя на самом деле это был чисто военный акт о сложении оружия вооруженными силами Германии. В штабе Эйзенхауэра, где капитуляция была в реальности подписана, ее воспринимали именно так и вообще не нагружали никакими символическими смыслами. Сам Эйзенхауэр в историческом событии участвовать отказался, потому что счел, что ему это не по рангу: он главнокомандующий, а немцы прислали начальника штаба (Йодля) – вот пусть и переговоры с ним ведет начальник штаба.

Французский представитель в союзном штабе генерал Севез даже не подумал настоять, чтобы во время церемонии фигурировал французский флаг, и подписал акт в качестве "свидетеля". До какой степени Эйзенхауэр не думал о символическом и просто политическом значении совершенного в его штабе акта, видно из того, что он собрался лететь в Берлин на сталинский спектакль подписания: здесь уровень представленных чинов его вполне устраивал, и он был готов поставить и свою подпись рядом с подписью Жукова. Правда, быстро нашлись люди, объяснившие ему нелепость такого намерения: собственными руками помогать Сталину возвеличивать его бутафорский акт в противовес своему, эйзенхауэровскому.

Реальная история капитуляции такова. После самоубийства Гитлера новый рейхспрезидент Дениц понимал, что возглавляет не столько Рейх, сколько ликвидационную комиссию Рейха, что не только победа, не только сколько-нибудь честный мир, но даже "версальский позор" теперь – недостижимая мечта. Задача заключалась, в представлении Деница и его окружения, в том, чтобы как-то сохранить остатки немецкой государственности и не допустить вглубь Германии "большевистские орды", по крайней мере, перевести к западным союзникам как можно больше войск и гражданского населения. По этой причине решено было постепенно капитулировать перед союзниками на Западе, продолжая сопротивление на Востоке.

4–5 мая адмирал Фридебург подписал акт о капитуляции северной группировки немецких войск (причем в результате в зоне оккупации союзников оказался и Дениц со своей временной столицей – Фленсбургом), а генерал Шульц сдал группировку в Баварии. После этого адмирал Фридебург был послан в штаб генерала Эйзенхауэра (в Реймсе), чтобы подписать общую капитуляцию Западного фронта (прежде всего это касалось единственной оставшейся там крупной группировки Кессельринга в Австрии). Эйзенхауэр поручил переговоры с ним своему начальнику штаба Уолтеру Бедделу Смиту, заявив, однако, что никакой торговли с немцами он вести не будет, никакой частной капитуляции принимать не будет, а требует немедленной общей капитуляции на всех фронтах.

Фридебург и затем сменивший его Йодль пытались увещевать западных союзников. Все это продолжалось с вечера 5 мая и на протяжении всего дня 6 мая, пока наконец выведенный из себя Эйзенхауэр не пригрозил Йодлю, что в случае, если он немедленно не подпишет капитуляцию, он, Эйзенхауэр, прекратит принимать беженцев и сдающиеся войска. Йодлю и Деницу деваться было некуда, и в полночь 7 мая Дениц телеграфировал Йодлю полномочия на подписание капитуляции.

Сам акт подписания произошел в 02:41 7 мая в помещении оперативного управления штаба Эйзенхауэра в Ремсе (это было краснокирпичное здание коллежа, и в историю оно вошло под тем названием, которое дали ему штабисты: "красная школа"). Акт капитуляции представлял из себя коротенький текст, наскоро составленный на английском языке американскими штабистами (кстати, только английский текст признавался аутентичным).

От СССР акт подписал советский представитель при Эйзенхауэре, генерал Иван Суслопаров. Он не смог вовремя связаться со Сталиным и получить от него инструкции и подписал акт на свою ответственность. Уже после этого пришел ответ Сталина: капитуляцию в Реймсе ни в коем случае не подписывать, требовать, чтобы акт состоялся в занятом Красной Армией Берлине. Суслопаров должен был пережить очень нехорошие часы.

Впоследствии на Западе ходили слухи, что он сослан в Сибирь и пр. В реальности, никаких репрессий не последовало. Очевидно, с точки зрения Сталина, параноидально боявшегося сговора союзников с немцами за его спиной, Суслопаров поступил так, как только и мог поступить в своей ситуации, потому что (должен был думать Сталин) иначе бы мог быть заключен фактически сепаратный мир. А это стало бы кошмаром для Сталина, предотвращение которого и было первейшей задачей советского представителя у Эйзенхауэра.

Единственное, что выторговали немцы, – это очень сильное растягивание времени, когда капитуляция вступает в силу. В принципе, никакая капитуляция не может вступить в силу немедленно, потому что необходимо время для передачи приказов на места – иначе части, не знающие о капитуляции и продолжающие сражаться, окажутся ее нарушителями. Но немцы получили почти двое суток: до 23:01 8 мая (по центральноевропейскому времени, соответственно это 01:01 9 мая по московскому декретному).

Сталина это устраивало, так как давало возможность подготовить помпезный спектакль в Берлине, где Жуков как представитель СССР (то есть как бы представитель его личности) играл бы центральную роль. Главной головной болью для Сталина было теперь сохранить в секрете "неправильную" капитуляцию. Вежливые союзники дали ему соответствующее обещание.

О ней открыто заявило радио Фленсбурга, кроме того, из ставки Деница на места пошли соответствующие приказы, следовательно, она не могла остаться в секрете и для соприкасавшихся с пленными немцами военных. Мало того, о капитуляции даже заявило "Ассошиейтед пресс": после сообщения радио Фленсбурга его корреспондент Эд Кеннеди счел себя свободным от обязательства держать этот факт в секрете (в результате, однако, он был выгнан из агентства).

Наконец, днем 8 мая о состоявшейся в Реймсе капитуляции официально заявили (к величайшему неудовольствию Сталина) и Черчилль, и Трумэн. Именно с этого момента для всех, кроме жителей СССР, война закончилась. Советским людям знать об этом не полагалось; им полагалось узнать только о том торжественном спектакле, который готовил Сталин в Берлине. Спектакль состоял во вторичном подписании той же самой бумаги, только составленной на трех языках (английском, русском и французском) и с мелкими исправлениями и дополнениями. Подписание это было совершено за 15 минут до вступления капитуляции в силу, что как бы особо подчеркивало бессмысленность действа: ведь если бы капитуляция подписывалась по-настоящему, то за 15 минут подписавший ее генерал даже не успел бы доехать до своего штаба, чтобы отдать необходимый приказ!

Нельзя сказать, впрочем, чтобы все жители СССР оставались в полном неведении. По крайней мере, это касается жителей Москвы и больших городов. Сведения просачивались от дипломатов, западных журналистов и военных, имевших связь с фронтом. Что касается самих фронтовиков, то они уже были пьяны на радостях, так как прекрасно знали о капитуляции от союзников (поэтому на всех фотографиях, демонстрирующих радость и победные салюты советских солдат, мы видим белый день 8 мая, а отнюдь не ночь на 9-е).

Весь день 8 мая Левитан многозначительно анонсировал "важное сообщение". И наконец в час ночи 9 мая оно последовало. Война закончилась и для советских людей.