Смешной терроризм. Как украинцев приучают к... К чему?

За две недели в Украине случилось три эпизода с захватом заложников: 21 июля в Луцке, 23 июля Полтаве и 3 августа Киеве. Но не только кучность однотипных событий заставляет задуматься о природе этой новой политической моды.

Бросается в глаза еще и удивительная невнятность, даже бессмысленность требований, которые предъявляли захватчики. Максим Кривош хотел, чтобы сограждане посмотрели документальный фильм в защиту животных "Земляне", и чтобы прорекламировал этот фильм лично президент страны. Роман Скрыпник хотел избежать тюремного заключения за угон автомобиля. Сухроб Каримов требовал выхода в прямой эфир, хотя, как оказалось, сказать ему было совершенно нечего.

И тут, конечно,нельзя обойти вниманием теории заговора, которые интенсивно растут на взрыхленной указанными событиями почве: если человек отваживается на захват заложников без явной для себя пользы, значит эту пользу извлекает кто-то другой.

Попробуем разобраться с каждым из этих вопросов.

Итак, почему так кучно? Пожалуй, это самый простой вопрос. Потому что люди — социальные существа, и социальное подражание является базовым механизмом человеческого поведения. Мы наблюдаем, как поступают другие, и поступаем так же. Причем, отнюдь не всегда это происходит сознательно. Наиболее уязвимы и чувствительны к возникновению новых экстремальных образцов поведения люди с неустойчивой психикой.

Как замечено социологами, люди обычно сходят с ума в направлении, которое подсказывает им общество: раньше была мода на Наполеонов, сейчас – на захват заложников.

Лучанин в данном случае является "нулевым пациентом" — именно его поступок задал направление для проявления "социального сумасшествия". Остальные лишь воспроизвели, импульсивно или продуманно, предложенный паттерн действий. Вспомним, как год назад в Киеве, два человека, правда с разницей в пару месяцев, угрожали взорвать мост Метро. Та же кучность, та же схожесть сценариев и, вероятно, тот же психологический механизм подражания в основе.

Менее очевиден ответ на вопрос, почему люди, отважившиеся на совершение столь экстремального действия, как захват заложников, предъявляют такие странные требования. Если уж рисковать свободой и жизнями своей и других людей, то ради чего-то стоящего.

В нашем же случае заложники обеспечивают террористу выход на большую сцену (о луцком инциденте сообщили все мировые СМИ) лишь для того, чтобы он сказал что-то необязательное вроде "кушать подано". Скорее всего, единственным подлинным требованием наших злоумышленников, за исключением полтавского случая, было получение внимания и признания факта собственного существования.

Подобный мотив мы встречаем у гоголевского Бобчинского, который всего-то и хотел, чтобы "вельможи разные, сенаторы и адмиралы" знали, что он живет в таком-то городе.

За этим безмолвным криком луцкого и других подобных ему террористов стоит подлинная трагедия украинского общества в целом. Речь о крайне слабом понимании простыми людьми собственных интересов и требований, которые можно было предъявить, и за которые можно было бы строго спросить с власти.

Единственное убеждение, которое украинский гражданин неизменно доносит до избирательной урны — "так жить нельзя". А как можно? Да кто его знает.

Гражданская повестка в Украине полностью вытеснена повесткой политических кланов и олигархических групп, именно вокруг их интересов в основном ломаются копья в предвыборный и межвыборный период и строится сетка вещания национальных телеканалов и многих других СМИ.

Настоящий терроризм по-украински — это не захват заложников отчаявшимся одиночкой, а захват умов чуждой им повесткой дня.

Кстати, власть не только не препятствовала выполнению требований луцкого и киевского захватчиков, а всемерно этому содействовала именно потому, что требований никаких, по сути, не было.

Именно поэтому истерический, то есть направленный на привлечение внимание скорее, чем на достижение конкретных политических целей, терроризм не является подлинным террором.
А подлинные террористы, как сегодня подозревают некоторые украинцы, вполне могут находиться по другую сторону закона.

В всем мире угроза терроризма, явная или мнимая (а кто рискнет на глаз отличить одну от другой?) является прямым показанием к закручиванию гаек, усилению административного контроля и сворачиванию гражданских свобод.

Это еще и повод к существенному финансовому и политическому усилению силовых структур. Структур, давших миру Путина, например.

Однако, если предположить, что внезапное усиление террористической угрозы в Украине действительно инсценировано с целью создания односторонних политических преимуществ для каких-то игроков или для оправдания готовящегося авторитарного разворота, или для того и другого разом, кое-что все равно не сходится.

В психотерапии часто применяется метод систематической десенсибилизации, который заключается в дозированном погружении клиента в пугающую его ситуацию. Например, людям с арахнофобией предлагают рисовать пауков — рано или поздно пауки становятся привычной частью окружения и перестают пугать вообще. Дозированные бескровные (за исключением полтавского инцидента, закончившегося гибелью злоумышленника) захваты заложников в общественном сознании могут сработать как десенсибилизация — люди просто перестанут бояться.

А значит, политическая тактика запугивания населения, если таковая действительно реализуется, перестанет приносить желаемый результат, и придется повышать ставки.

Сложно сказать, продиктована ли эта тактика незнанием психологических законов, или, наоборот, десенсибилизация проводится сознательно, только не в отношении населения в целом, а для какой-то его части — чтобы снять психологические барьеры против насилия.

В любом случае, это плохая история. Потому что притупляет и искажает национальную реакцию на угрозу терроризма, которая во всем мире так явно и недвусмысленно растет.