Александр Боровик: Пока непонятно, что будет строить украинская власть

Почему вас так и не назначили первым заместителем министра экономического развития?

— Поначалу мне казалось, что никаких препятствий не будет. Мне выделили кабинет, сделали визитки, и то, что мою кандидатуру не утвердили в Кабмине, виделось просто техническим моментом. Сомнения закрались, когда прошло два месяца, а все так и стояло на месте. Потом произошел тот случай, который, наверное, и предопределил все события. Накануне донорской конференции в апреле меня на заседании Кабмина спросили, как нам выстраивать отношения с инвесторами. Я ответил, что нужно придерживаться стратегии и отчитываться за каждую копейку, даже если она была потрачена неэффективно. Мне кажется то, что я говорил, не очень понравилось премьеру. Он тогда достаточно резко ответил мне, начав со слов: "Молодой человек…"

А с вашим непосредственным начальником у вас не было проблем?

— Министр экономического развития Айварас Абромавичус на первых порах поддерживал меня, говорил, что отстоит мое назначение. Но после того случая, очевидно, перестал это делать. Личных конфликтов у меня с ним не было. Мы иногда спорили, не сходились каких-то моментах, но все в рамках обычной рабочей дискуссии.

Если вам предложат другую должность в исполнительной вертикали, согласитесь?

— Если эта должность не будет чисто технической.

За это время вы, наверное, успели оценить темпы реформ в Украине. Вам не показалось, что они стоят на месте.

— Реформы идут медленно, но это закономерно. Когда в Польше к власти пришла "Солидарность", то у Лешека Бальцеровича, возглавившего блок экономических реформ, уже давно был готов план действий. Но не все было реализовано сразу. Точно так же в Словакии Иван Миклош начал реформы только спустя 9 месяцев после того, как к власти пришла его команда. Потребовалось время для адаптации. Революция в Украине произошла уже более чем год назад, но были объективные трудности — сначала работало временное правительство, а у коалиции не было видения того, какие должны быть реформы.

С другой стороны, украинская власть до сих пор не определилась со стратегией. Люди, которые говорят, что реформ нет, очень часто не понимают, куда мы идем. Вот на прошлой неделе консерваторы выиграли выборы в Великобритании. Они точно знают, что это значит: какие будут налоги, как они будут или не будут вмешиваться в бизнес, и это дает возможность что-то планировать на 4 года. Выиграла бы другая партия — тоже было бы понятно, что происходит. А в Украине непонятно. И меня это больше всего напрягает.

У нас есть стратегия-2020, коалиционное соглашение.

— Если взять тот же коалиционный договор, то там совершенно непонятно, что собирается строить власть — welfare state (социально ориентированную экономику со значительным участием в ней государства по типу Швеции. — Фокус) или либеральную систему. Модель до сих пор не определена.

Власть должна вести с обществом честный разговор. Кто-то должен выйти и сказать: мы создали нацию, теперь давайте вместе создадим экономику. Людям нужно объяснять, что мы болеем сегодня, чтобы завтра наступило облегчение. Именно так в тяжелые времена добивались успеха Вацлав Клаус (бывший премьер-министр Чехии) и Франклин Рузвельт (32-й президент США).

За какую модель украинской экономики выступаете вы?

— В Украине на социальные расходы уходит 53% ВВП. Но самая бедная страна в Европе не может себе позволить жить, как Швеция. Нам нужно идти по грузинскому пути. Они либерализовали экономику, сократив долю своих социальных расходов до 35%. Когда Грузия смотрела на реформы в восточноевропейских странах, то она рассуждала так: у нас хуже условия, нам нужно больше либерализма. А в Украине ситуация еще сложнее, значит, урезания должны быть более жесткими. На первых порах, конечно, придется искать баланс, чтобы не было социальных взрывов. Например, предоставлять адресную помощь малоимущим, освобождать их от налогов. Но впоследствии ситуация должна выровняться за счет роста ВВП. То есть в абсолютном значении соцрасходы останутся на том же уровне, просто снизится их относительная доля в ВВП.

Как уменьшить роль государства в экономике?

— Для начала хотя бы избавиться от 3500 государственных предприятий. Из них оставить только 10–15 стратегически важных. Все остальные продать. Все, что может быть частной собственностью, должно ею стать. В Америке есть даже частные тюрьмы, которые производят каски для армии. Почему не сделать так же в Украине?

В кризис активы сильно обесценились. Стоит ли продавать задешево?

— Пусть рынок определит, что дешево, а что нет. Сегодня украинская экономика — это всего лишь 36% того, что было при СССР. В этом году прогнозируется падение ВВП на 7,5%, и это еще по оптимистичным меркам. Дальше якобы будет рост по 2% в 2016-м и 2017 годах. То есть серьезного взлета экономики в ближайшие годы не случится, а значит, и активы расти в цене сильно не будут. Поэтому нужно еще посмотреть, что выгоднее: содержать убыточные предприятия или продать их сейчас. К тому же многие предприятия необходимо реструктуризировать, чтобы их цена выросла. Государство вряд ли сможет сделать это самостоятельно.

Все активы наверняка раскупят наши олигархи.

— Организация честного приватизационного конкурса — это всего лишь технический вопрос, он не должен стать препятствием для реформирования госсектора. Государство должно волновать только то, будет ли у кого-то монополия или нет. Почему-то на Западе это удается делать. Посмотрите, там даже не боятся всерьез обсуждать разделение таких компаний, как Гугл или Майкрософт. В Украине тоже можно и нужно бороться с монополиями и олигархами. Главное, чего нельзя делать, — это бороться с ними выборочно. Нужно убрать субсидии, льготы, преференции, поставить всех в равные условия, и рынок сам отрегулирует олигархов.

Вы еще верите в успех Украины?

— Я по-прежнему остаюсь оптимистом относительно будущего страны. У меня нет сомнений, что в украинском правительстве есть интеллектуально сильные люди и профессионалы. К сожалению, пока я не вижу одного — горящих глаз, как в свое время у грузинской команды. И ведь не скажешь, что они там были умнее. Просто они работали как единомышленники. И сила их лидера заключалась в том, что он собрал вокруг себя сильных индивидуальностей и дал им шанс преуспеть в том, что они умеют делать. В Украине этого сейчас нет.

Может, нам не хватает кадров?

— У нас есть новые лица на уровне министров, на уровне замов, есть волонтеры. Кадров более чем достаточно. Концептуально нам нужно сократить правительство, но оно должно быть более эффективным. Необходимо просто уменьшить штат за счет отказа от госплановских функций, дать достойные зарплаты тем, кто останется. А пока бюрократическая машина не дает старым людям уйти, а новым войти. Если по три месяца проверяются дипломы кандидатов, то смена лиц будет мучительно долгой.

По этой же причине у нас один из самых низких уровней освоения средств инвесторов. Представьте, что Европейский инвестиционный банк выделяет Украине 3 млрд евро, а мы берем только четвертую часть. Почему? Потому что даже на какой-то небольшой проект технической помощи в 2–3 млн евро нужно собрать 40 разных подписей.

Не поспешила ли Украина идти в Европу? За год ассоциация с ЕС особых дивидендов не принесла.

— Это говорит лишь о том, что продукция неконкурентна. Иначе ее бы покупали. Нужно брать пример с немцев и постепенно рационализировать все процессы. Именно по этой причине Германия — один из крупнейших экспортеров мира, несмотря на очень высокий уровень оплаты труда. Но сейчас не нужно зацикливаться на Европе. Подписав договор об ассоциации, Украина не стала государством — претендентом на членство, и это дает определенную гибкость. Мы можем брать то, что интересно, но не спешить с тем, что может ограничить наш бизнес. Нужно ориентироваться на Европу с точки зрения идеологии, свободы и принципов, но экономически играть в прагматичную игру, делать то, что выгодно.

Если Украина будет рациональна и прагматична, то со временем Крым и Донбасс можно будет вернуть. Ведь точно так же рухнула стена между Западной и Восточной Германией. На каком-то этапе восточные немцы стали считать за счастье западные продукты, многие ринулись через Чехию и Венгрию в ФРГ, так как там были культурные, экономические возможности. Если Украина создаст конкурентную экономику, а Донбасс и Крым будут строить гетто, то лет через 30 они сами захотят вернуться.

• Читайте также: Порошенко не до конца понимает, что происходит в Донбассе, - Сергей Тарута

У нас есть шанс взыскать нанесенный Россией ущерб за Донбасс и Крым?

В 1990 году Ирак совершил агрессию против Кувейта. Чтобы подсчитать убытки, ООН создала комиссию, которая принимала 6 категорий исков (потеря жизни и близких, личного имущества, бизнеса, ущерб экологии, разрушение инфраструктуры, убытки государства). Всего было подано, кажется, 2,6 млн. исков на $350 млрд. К 2013 году, уже после правления Саддама Хусейна, удовлетворили 56% исков. Ирак платил за это своими доходами от нефти. То есть государство-агрессор через какое-то время частично рассчиталось даже по индивидуальным искам. На сегодняшний день выплачено $57 млрд. Для Украины это хороший пример.