Майдан всемирного масштаба. Почему основная победа еще впереди и далеко не гарантирована

Фото: 112 Украина
Фото: 112 Украина

Со второго раза Украина закрепила в других языках слово "Майдан" в его протестном значении. Казалось бы, чем не повод для гордости. И все-таки лучше бы гордиться чем-то другим

Белоленточники на Болотной, OccupyWallStreet, антикоррупционные выступления в Бухаресте, предрождественские протесты поляков у сейма, — какие только события с некоторых пор не называют Майданом. А когда армяне уселись посреди проспекта маршала Баграмяна в Ереване, возмущаясь новыми тарифами на электроэнергию, заговорили об "Электромайдане". Слово живет своей жизнью, чаще всего никак не отражая реальность.

Неповторимое

Для начала важно понимать, что Майдан все-таки один. Тот последний, принесший чувство тяжелой победы, с февральским солнцем над закопченной землей, с комом в горле и "качей, що пливе по Тисині". Он полностью изменил наши собственные оранжево-карнавальные представления о Майдане, сформировавшиеся в конце 2004 года.

Уже одного этого достаточно, чтобы отбросить как бессмысленные сравнения с Майданом тех событий, в которых протестующие не готовы рисковать жизнью за свои требования и убеждения. Просто весело постоять с друзьями на центральной площади столицы, покричать обидное про власть и потолкаться с полицейскими — в счет не идет. Майдан — длительное по времени гражданское выступление, с которого можно не вернуться целым и невредимым, поскольку власть применяет или вот-вот применит неполицейские методы противодействия.

К тому же Майдан — это обязательно протест в самом центре. В центре страны, в центре столицы, на ее главной площади, а площадь и ближайшие улицы непосредственно примыкают к центру принятия решений — правительственному кварталу, президентской Администрации, парламенту: антивластному выступлению важно мозолить глаза отторгаемой власти, угрожать ей дальнейшим сближением дистанции, вплоть до захвата ее зданий, и быть в фокусе непрерывного медийного освещения. Поэтому СМИ едва не в любых протестных акциях у центральных органов власти склонны видеть начало Майдана.

Майдан все-таки один. Тот последний, принесший чувство тяжелой победы

Но мало протестовать в центре, в нем, по-хорошему, по-майдановски, надо закрепиться, окопаться, чтобы не дать полицейским силам легко очистить захваченное пространство. Сесть на землю и дружно взяться за руки — это из какой-то другой оперы. И палатками тут, как мы знаем, не обойтись. А когда начнется зачистка, нужно быть готовым ко всему, включая самое худшее.

Несложно заметить, что проверку на "майданность" в результате не проходят практически никакие протестные акции, которые принято сравнивать с Майданом. Он уникален. А еще он не похож на аналоги, потому что победил. Ну как победил…

Когда власть не может

Как бы ни хотелось возвести Майдан на национальный пьедестал, есть и другая сторона дела: там, где эффективно работает государство, — а эффективно оно работает там, где сложилось крепкое гражданское общество, — нет никакой необходимости в майданах. Так что два Майдана подряд, с нарастающим уровнем насилия, это очевидное свидетельство государственной несостоятельности и, как ни парадоксально, гражданской незрелости в Украине. Можно ли три года спустя после победы говорить о том, что государственная эффективность и гражданская зрелость в стране значительно выросли? Очевидно нет. Так что основная победа Майдана еще впереди и далеко не гарантирована. Что не перечеркивает важного: в феврале 2014 года протестующие в Киеве добились своего, власти пришлось обновиться, кое-кто был вынужден просто сбежать. И тот успех гражданского солидарного действия уже не исключить из общественного опыта. Не будь победы в 2004-м, не было бы ее, гораздо более тяжелой, в 2014-м. Накопление гражданских качеств происходит, хотя и не так быстро, как хотелось бы.

В обществах развитых демократий могут быть схожие формы массового протеста, когда на улицы выходят тысячи людей и долго никуда не уходят. Но там нет майдановского протеста системного, всеобъемлющего характера, когда все, то есть представители самых разных возрастов и социальных слоев, против всего — против режима как такового, всего и всех, кто и что его олицетворяет. Гражданский протест в зрелых обществах носит более точечный и управляемый характер. Требования предельно конкретны, и организации, стоящие за акцией, известны и имеют сотни других способов работы с обществом и донесения своей позиции до власти. Сами протесты указывают на наличие каких-то проблем, но речь не идет о смене режима, его массовом неприятии. И перед властью не стоит вопрос выживания.

Майдан — это когда власть шатается и трещит от неразрешимых противоречий, будучи не в состоянии ни сдержать, ни подавить массовые выступления, но и быстро уступать не готова

Жасминовые и другие

При всей уникальности каждого массового антирежимного протеста и непохожести нашего Майдана на все аналоги, очевидно, что смена режима под народным давлением открывает некое окно возможностей. Как оно будет использовано и не случится ли отката назад, никогда нельзя сказать заранее.

Начало "арабской весны" было положено в Тунисе, причем в декабре 2010 года рвануло совсем не в столице, а в провинциальном Сиди-Бузиде, где в знак протеста сжег себя уличный торговец Мохаммед Буазизи. 4 января он умер от ожогов в больнице, а уже через десять дней президент Бен Али сбежал из страны, "жасминовая революция" была скоротечной. Тунис называют единственной страной, выигравшей от "арабской весны", там сейчас, несмотря на соседство Ливии, спокойно и вполне демократично.

Египту, где протесты привели к свержению Хосни Мубарака после его тридцатилетнего правления, не так повезло. Сначала там к власти пришли "братья-мусульмане", сейчас правят военные — ни демократией, ни процветанием не пахнет. В Ливии, Сирии, Йемене идет жестокая гражданская война.

Посмотрев на этот ряд и вспомнив Украину, которая из другого ряда, но тоже после Майдана оказалась в нелегком положении, утратила часть территории и ведет гибридную войну с Россией, можно сделать вывод, что ни к чему хорошему антирежимные протесты не ведут. И это будет неправильный вывод. Ни к чему хорошему не ведут режимы, доводящие ситуацию до социального взрыва, который оказывается неудержим и неуправляем. Чем дольше и плотнее удерживается крышка, под которой накапливается протест, тем сильнее рванет и тем непредсказуемее будут последствия взрыва. То, что произошло бы во время попытки Януковича переизбраться на второй срок, было бы наверняка драматичнее по последствиям.

От Тяньаньмэнь до Майдана

У Майдана есть всемирно известная предшественница — пекинская площадь Тяньаньмэнь, где с апреля по июнь 1989 года разместились в палатках протестующие, большую часть из которых составили студенты. Протестовали буквально против всего плохого за все хорошее и на государственные учреждения не покушались. Разгоняли их с помощью танков, и привлеченная к разгону армия патронов не жалела. Точное количество жертв неизвестно до сих пор. Протестующие сопротивлялись, пытаясь задержать бронетехнику баррикадами и сжечь ее. Очень похоже на Майдан, только расстрелянный.

Тяньаньмэнь надолго стала символом раздавленной танками свободы, и Китай совсем не гордится этой страницей своей истории. Возможно, этот символ удержал Леонида Кучму в 2004 году от приказа разогнать оранжевый Майдан. Янукович, говорят, был тогда сильно недоволен слабостью президента, но и сам девять лет спустя на большую кровь не решился. Однако и малым количество пролитой не назовешь.

Вопрос, не были ли жертвы напрасны, неуместен. Они не могли собой не пожертвовать в тот момент, в тех обстоятельствах. А оправдаются ли надежды погибших и выживших, наши надежды, говорить просто рано. Жизнь продолжается. Продолжается борьба.