Карта мира. Ближе к Богу. Путешествие в глубинку Грузии

Выпить вина, закусить жареным бараньим сердцем, поднять стокилограммовый камень, прокричать хором молитву и попросить у святого Георгия о рождении сына — таков "джентльменский набор" храмового праздника в небольшом горном селе Адиши в Сванетии

Храм охотников
О чем хочется рассказать, вернувшись из грузинской Сванетии? О новой классной дороге с тоннелями, отбойниками и указателями? О сванской столице Местии — крохотном городке с фонтаном, дизайнерскими лавочками и современным инфоцентром? О грузинском аналоге гуцульского села с хай-тек аэропортом, которого там год назад не было и в помине? Или о Доме юстиции, где все правовые вопросы граждан решают за 10–15 минут? Нет, пожалуй, я не буду конкурировать с гуглом, а расскажу об одном празднике в маленьком селении Адиши на высоте 2100 метров.

В Адиши живет всего шесть семей, хотя знаменитых сванских башен тут гораздо больше. Чует мое сердце, это ненадолго: еще год-другой — и там будут подъемники, гостиница, интернет, как уже есть в Местии. Адиши — начальная точка восхождения на красивейшую гору Тетнульди (4865 м), ради покорения которой мы, собственно, и ехали. Прибыли вечером, расположились в первом же доме, сели ужинать. Тут-то нам и сообщили, что завтра мы никуда не пойдем.

Завтра очень важный праздник — что-то вроде нашего "храма". На него съезжаются со всей Сванетии, а заодно — из Кутаиси, Тбилиси и даже из-за границы. Так что мы просто не можем пойти на гору, не говоря уже о том, что посещение церкви будет гарантией удачи и безопасности восхождения. Спорить не очень-то хотелось: попробуйте уйти из карпатского или волынского села накануне "храма". Нет, уйти, конечно, можно. Но, как в анекдоте насчет жизни без выпивки, мяса и женщин: "А смысл?"

Проходит праздник не в самом селении, а еще километра на три выше по тропе — практически под ледником, с видом на добрую половину кавказских пятитысячников, в "охотничьей" церкви, где зимой отдыхают после промысла по пути в село.

Церкви в Сванетии — "самые церковные" церкви в мире. Здесь нет ни привычного византийского золота и куполов, ни готических шпилей и пинаклей. Это базилика в первоначальном, раннехристианском смысле: четыре стены и крыша. Таким, наверное, был хлев в Вифлееме: только люди и Бог. И горы. Еще более впечатляет, что адишская церковь уже была немолодой, когда Ярослав Мудрый закладывал первый камень в фундамент Софии Киевской.

Сам себе поп
В глубинке Сванетии есть интересная традиция: службу в храмах отправляют не священники, а старейшины общины — махши. Нам это объяснили просто: мужчина должен уметь все. Охотиться, ездить на коне, стрелять — так что же он, не сможет прочитать молитву? Представляю, что по этому поводу сказали бы наши священники, но, знаете, с этим трудно не согласиться. В Сванетии вообще много язычества: по сравнению с адишским "храмом" даже Ивана Купала покажется каноническим христианским праздником. Да и как может быть иначе, если год за годом ты видишь ледники, рождающие реки, лавины, сметающие целые леса, и новые леса, вырастающие на отвесных склонах?

Каждая семья приводит на праздник барашка, его вводят в церковь и свечой с алтаря прижигают шерсть. Потом тут же, почти на пороге, барашков разделывают и варят в общих огромных котлах, которые тут оставили, наверное, еще аргонавты. Сердце и печень жарят.
На склоне у церкви сидят, стоят, лежат, веселятся, поют песни, танцуют. Жара испепеляет, кругом жужжат пчелы, и вдруг — порыв неожиданно холодного ветра. Ты оборачиваешься и видишь: отсюда рукой подать до вершин Шхары, Тетнульди, Джанги, а это лед, снег и камень.
Подходит наша очередь, мы вносим в церковь бутылку украинской горилки. Стоящие у алтаря старейшины с литыми затылками и руками лесорубов опрокидывают ее над каменным желобом и, пока льется, читают молитву за нас, нашу удачу, семьи и Украину. Читают — слабо сказано: они ее кричат, в полный голос! Им вторят другие, и это многоголосье поражает настолько, что хочется плакать. Нам возвращают половину бутылки, хлопают по плечу, зовут к столу, а в церковь уже входят следующие — с барашком и мехом вина.

Отцовское шествие
Около церкви лежат два гладких камня — 135 и 90 кило, "мужской" и "женский". Их пытаются "рвануть на грудь" и, в идеале, бросить через плечо. С "женским" еще как-то удается, да и то лишь самым здоровым мужикам. А вот "мужской" поднимают максимум до пояса — он не так и тяжел, но его не за что ухватить. К камню подходит наш попутчик Леха, весьма худощавый парень, и вдруг "рвет" его выше всех. Оказалось, что в юности он занимался тяжелой атлетикой. Следует "минута молчания", после которой нас уже не просто зовут, а тащат к столу, пересказывая подвиг, просят повторить его на бис. Мы поем украинские песни, они — сванские.

Приближается кульминация праздника. Церковь ведь не простая, а чудотворная: если попросить здесь у святого Георгия сына — он обязательно родится, даже у безнадежно бездетных. А когда родится, счастливый отец несет сюда длиннющий шест из отесанной ели, стараясь, чтоб его шест был самым высоким. К шесту привязывают платок матери, все выстраиваются с этими "флагами", из церкви выносят икону, и опять все молятся в голос. Шестов много, отцов много — опять всплывают в памяти аргонавты, Колхида, Леонид, спартанцы.

На гору мы в тот раз так и не взошли, зато и правда вернулись живые и здоровые. Были там еще через год, а в этом году придется ехать снова. Шест я, пожалуй, срублю на месте, а вот платок-рушник повезу из Украины: теперь у меня трое сыновей — ну надо ж было помолиться тогда! Осталось спросить там, в Сванетии, есть ли у них "девчачья" церковь.

Иван Пономаренко, Фокус