Незнакомая Notre Dame
Великая писательница и поэтесса стала монументом в каменном пантеоне классиков нашей литературы. Улицы и площади, названные в честь Леси Украинки, есть почти в каждом городе; в столице ей установлено даже три памятника. Но можно ли разглядеть за этими холодными изваяниями хоть что-нибудь человеческое?
Новая книга Оксаны Забужко "Notre Dame d"Ukraine: Українка в конфлікті міфологій", выпущенная издательством "Факт" — попытка показать нам другую Лесю Украинку. Речь не только о дешифровке библейских, античных, фольклорных "кодов" творчества писательницы, малопонятных большинству нынешних украинцев. Забужко заглядывает в "сокровенные складки души" Леси Украинки. Сделать это нелегко: многое в биографии поэтессы — тайна за семью печатями. Она тщательно скрывала свои душевные переживания, методично уничтожая переписку с близкими. О нетерпимости к огласке свидетельствует хотя бы такой факт. Перед отъездом Леси Украинки в Египет газета "Рада" поместила в разделе светской хроники небольшую заметку о предстоящей поездке. Это вызвало неподдельный гнев писательницы. Никакие детали частной жизни, по ее мнению, не должны были становиться достоянием гласности.
Бесполая муза?
"Читая мягкие и расслабленные или холодно-резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с бодрыми, сильными, смелыми и вместе с тем такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка — едва ли не единственный мужчина во всей Украине", — слова Ивана Франко, стали, пожалуй, первой репликой, положившей начало будущим спорам о мнимой "бесполости" Леси Украинки.
В советское время Лесю преподносили как "мужчину в юбке", которая отличается несокрушимой силой духа и ищет слов, выкованных из стали.
— Однако, ее творчество не является бесполым, — уверена директор издательства Соломии Павлычко "Основи" Валентина Кириллова. — Учтите, что сила духа — черта, одинаково свойственная мужчинам и женщинам.
Похожее мнение высказывает и народная артистка Украины Лариса Кадырова, только что вернувшаяся с открытия экспозиции, посвященной поэтессе в Луцке:
— По силе духа и по способности противостоять болезни Леся Украинка для меня сродни Саре Бернар. Но неужели вы думаете, что Сергей Мержинский (белорусский революционер, журналист, возлюбленный писательницы — Фокус) полюбил ее только за это? Или потому, что она сочиняла замечательные стихи и записывала украинские народные песни? Он нашел в ней в первую очередь женщину.
К сожалению, очарование женственности не входило в необходимый набор качеств, пригодных для пропаганды в советской средней школе. При жизни говорить о личных тайнах Ларисы Косач (настоящее имя поэтессы) также было невозможно — по причине ее пуританского отношения к прессе и осторожности при переписке. Вот и получилось, что Украинка стала безликим и бесполым классиком, одним из ряда идолов, канонизированных советским режимом.
"Донжуанский" список
Оксана Забужко спешит поправить ситуацию. И приводит список "любовей" Леси Украинки (впрочем, вполне ожидаемый): Нестор Гамбарашвили, Максим Славинский, Сергей Мержинский и Климент Квитка. Первый — ровесник писательницы, студент Киевского университета, квартировавший у ее сестры. С ним она занималась французским языком, он ее учил грузинскому. Нестор надолго пережил Лесю (умер в 1966 г.), оставив о ней вполне безоблачные воспоминания. Славинский был старше и впоследствии стал одним из кадровых дипломатов УНР. Погиб в Лукьяновской тюрьме в 1945 г. История его взаимоотношений с Лесей, увы, также лишена живых подробностей. Мержинский — первая и единственная, самая сильная и неоспоримая любовь Косач — умер от чахотки, подобно самой поэтессе. Именно у постели умирающего за одну ночь она написала поэму "Одержима". Наконец, Квитка, который был значительно моложе Леси. Муж и вечный рыцарь оставался вдовцом на протяжении 20 лет после смерти своей Дамы сердца. Затем решил жениться, но прежде — спросить разрешения у покойницы. Пришел с невестой на могилу Леси Украинки, простоял у надгробия полчаса и молвил: "Леся дает согласие на наш брак, но счастливы мы не будем". Трудно даже представить, как отреагировала невеста на такие слова…
Избранное
из книги "Notre Dame d"Ukraine: Українка в конфлікті міфологій"Любопытно одно наблюдение Забужко, изложенное в книге. Относительно всех четверых упомянутых мужчин сказано: "Они принадлежали к одному и тому же, "гейневскому" типу".
Возможно, из-за этого безответным было чувство, которое питал к Лесе художник Иван Труш. Ему явно недоставало "гейневской" самоиронии. Он был готов по несколько раз приходить на львовский вокзал только потому, что ожидался приезд Леси во Львов. Портрет Леси Украинки, написанный им, и поныне находится в музее художника во Львове. В конце концов, Труш стал мужем двоюродной сестры Леси Украинки — Ариадны Драгомановой, — что привнесло в его брак горьковатый привкус.
Украинская Сафо
Игриво-ласкательный стиль писем Леси Украинки к писательнице с Буковины Ольге Кобылянской Оксана Забужко не склонна трактовать как проявление чего-то, выходящего за рамки женской дружбы, "как бы это ни разочаровало наших гомосексуалок". Две писательницы так никогда и не перешли друг с другом на "ты". Их переписка укладывается в нормы общения двух близких друзей: она слегка окрашена в родственно-семейные тона, но не более того. Тем не менее, письма Кобылянской Леся Украинка по привычке уничтожила. Зато их сохранила Кобылянская…
— Современная проблема Леси Украинки заключается в том, что она — в обозримой перспективе — будет оставаться вне сферы интересов массовой культуры, — говорит заместитель главного редактора журнала "Книжник-review" Михайло Брыных. — Это такая ломкая и эстетская украинская классика, из которой сложно "выжать" блокбастер. Единственное, чем она действительно может заинтересовать обывателя — намеками в своей биографии, которые прекрасно подходят для эксплуатации желтой прессой. Время от времени кто-то будет копаться в ее отношениях с Кобылянской. Вреда от этого — никакого. Как, впрочем, и пользы…
Лишь в 90-е годы прошлого столетия начались попытки ликвидировать пробелы в частной жизни поэтессы. Порой это было бессильное "копание в грязном белье". Но иногда — добросовестное стремление разобраться в подробностях ее биографии, прибегая к помощи документов. Таков, например, анализ переписки Леси Украинки и Ольги Кобылянской в книге "Дискурс модернізму в українській літературі" Соломии Павлычко, выпущенной в 1999 г. Тем не менее, попытка вторжения в личную жизнь писательницы вызвала бурю протеста. Столь сильную, что она аукнулась в Верховной Раде. Впрочем, обсуждали и клеймили автора в основном те, кто не читал ни книги Павлычко, ни большинства произведений Леси.
— Что касается биографии Леси Украинки, я глубоко убеждена: невозможно написать ее детальное изложение на бытовом и чувственном уровне, — говорит Валентина Кириллова. — Потому что любое воспоминание и любая деталь биографии того или иного человека, если он не написал ее сам, — слишком субъективны. Каждый смотрит на то, какой кофе предпочитала Леся Украинка, со своей колокольни.
Жертва Крюгера
В Украине четыре музея Леси Украинки — в Киеве, Ялте, ее родном Новограде-Волынском на Житомирщине, а также дом-музей в Колодяжном Ковельского района, что на Волыни. С недавних пор к ним добавилась выставка в Луцке, организованная Институтом Леси Украинки при Волынском университете. Однако в последние три десятилетия не выпущено ни одного собрания сочинений Леси Украинки; большинство ее произведений невозможно найти на книжных прилавках. Некоторые детали ее биографии до сего дня неведомы. Последняя книга Забужко лишь немного поправила ситуацию. Ждут ли нас новые попытки очеловечить классика?
— С Лесей Украинкой в течение последних лет многие желают поиграть во Фредди Крюгера, — считает г-н Брыных. — И, разумеется, будут продолжать это делать. Потому что ей — как никому из украинских классиков — к лицу быть жертвой. Именно ее творчеству причинен наибольший ущерб бывшей системой среднего образования. Тот бетонный иконостас, в котором Леся Украинка оказалась вместе с Тарасом Шевченко и Иваном Франко, и поныне невозможно демонтировать. А стоило бы. Потому что это самый легкий и быстрый путь к тому будущему, в котором ее, наконец, прочитают.