Дедовскими методами. Как к мэру Киева аферист Нимкус приходил

1

Для простоты я буду называть его "дед".

В кабинете у деда великий комбинатор появился летом 1971 года. На великом комбинаторе не было фуражки с белым верхом. Зато был дорогой импортный костюм с металлическим отливом по тогдашней моде.

По-другому выглядел и кабинет председателя горисполкома. Ныне эту должность называют мэрской, но в те годы дед представлялся мэром, только когда в город наведывались иностранцы вроде Ричарда Никсона. Не было в его кабинете атласных экранов, пуфиков, обитых розовым шелком, и уж тем более полосатых козеток. У дальней стены — рабочий стол. По левую руку стол для телефонов: "вертушки", ВЧ-связи и аппаратов попроще. Встык — стол для совещаний. Несколько стульев и диван у стены. Окна выходят на Крещатик, и с высоты девятого этажа можно взглянуть на советскую идиллию, какой она предстает в кинохронике, на молочно-чернильных фотографиях и в памяти, которая так ловко умеет навести ретушь: цветут каштаны, троллейбусы с янтарными спинами и красными боками идут по центральному проспекту, не знающему пробок, клумбы засажены маками, рядом в киосках торгуют мороженым — полдень, двадцатый век.

Из полуденного сияния и материализовался великий комбинатор. У здания мэрии он высадился из черной волги с блатными номерами гаража ЦК Компартии, поднялся в кабинет деда. Он был подтянут, холен и сразу располагал к себе. Комбинатор улыбнулся и сообщил, что его фамилия Нимкус, что он член-корреспондент Академии наук СССР. Откуда? Из Ленинграда. Чем занимается? У него "закрытая тематика".

Незнакомые люди просачивались в кабинет деда каждый день, и он взял за правило спрашивать удостоверение личности у всех просителей. Униженным просителем Нимкус не выглядел, и дед попросил показать корочку скорее по привычке, чем из подозрительности.

В 1964 году на первом этаже будущей гостиницы "Днепр" размещался стихийный городской туалет

Нисколько не смутившись, Нимкус пошарил наманикюренными пальцами во внутреннем кармане пиджака. Не найдя того, чего там никогда не было, насмешливым тоном сказал, что переменил в гостинице костюм.

— Понимаете, летел из Москвы в дорожном костюме, помял его. У меня номер в гостинице ЦК, там погладить некому, предлагают самому, а я к такому не привык… Кстати, Непорожний Петр Степаныч передает вам привет и наилучшие пожелания.

Есть ли лучший способ быстро завоевать доверие, чем сослаться на общих знакомых? С союзным министром Непорожним деда связывали двадцать лет работы — в 1950-х они строили Каховскую ГЭС и Новую Каховку, дед был прорабом, а Непорожний главным инженером. Знали они друг друга неплохо, и по странному стечению обстоятельств дед как раз собирался ему позвонить. Так что он кивнул Нимкусу, снял трубку аппарата ВЧ-связи и набрал московский номер.

— Я наслышан о вас от моих друзей, Владимир Алексеевич, — продолжал "академик", — о вас очень хорошо отзываются… Кому это вы звоните так срочно?

2

Будучи уже на седьмом десятке, дед поражал меня тем, что без запинки называл имена и фамилии людей, с которыми виделся полвека назад, легко вспоминал содержание разговоров, даты и какие-то уж совсем мелкие детали своей юности. Например, порванный карман на кителе немецкого радиста, который осенью 1941-го зашел в их дом в шахтерском поселке возле Петровского рудника (ныне — Донецк). Или как он однажды притащил черствую буханку в общежитие КИСИ, где учился на инженера в послевоенные годы, и полчаса колол хлеб молотком — в 1947-м так выглядело приготовление ужина. Или как хрустело кожаное пальто на большом начальнике, который едва не уволил его за дерзость, когда после института дед работал на Каховской ГЭС.

В стране победивших казенных аббревиатур, первых и вторых секретарей бесчисленных обкомов и горкомов, в стране, которая пыталась вогнать жизнь в забетонированное русло пятилеток и планов, в стране, которая строила утопию, расчленяя экономику на монструозные Госпланы, Госснабы, Госцены и Госстрои, карьеру можно было сделать в партии или на производстве. В партии следовало делать оловянные глаза, колебаться вместе с генеральной линией, иметь правильную анкету и ловчее других подмахивать начальству. На производстве нужно было давать план.

Владимир Гусев с писателем Виктором Некрасовым (слева) в 1970-м. Через четыре года Некрасова выдавят в эмиграцию и лишат гражданства

Дед был молод, полон комсомольского задора и плевать хотел на капризы начальства. Пока строилась Каховская ГЭС, он стремительно взлетел вверх: от прораба в Новой Каховке до главы строительного треста в Херсоне. Конечно, дед искренне верил в коммунизм, конечно, вступил в партию, но из-за строптивости так бы и остался в Херсоне на годы. Однако вышло вот что: в девять двадцать утра 13 марта 1961 года на киевскую Куреневку обрушилась волна воды с песком. Она снесла несколько сот частных домов, залила стадион, трамвайное депо и заживо похоронила до полутора тысяч жителей. В Сети легко найти рассекреченные отчеты: песок был из карьеров кирпичного завода, им десять лет замывали отроги Бабьего Яра — этот песок с водой прорвал дамбочки и устремился вниз, на Куреневку. А вот деталь из неизданных дедовых мемуаров: замыть отроги Бабьего Яра городское начальство решило, чтобы избавиться от мародеров, которые раскапывали братские могилы в поисках украшений.

Киевских строителей перетряхнули, кого-то осудили, кого-то сослали, а из провинции в столицу перевели инженеров, работавших на "великих стройках коммунизма". На тогдашнем новоязе это называлось "укреплять кадры".

Дедом укрепили один из захудалых трестов Главкиевгорстроя. В 60-х годах главк представлял собой махину, где работали сорок тысяч человек. О лучшем дед, кажется, не мог и мечтать. В мемуарах он ни разу не упоминает о том, как встретил и полюбил бабушку, но целыми страницами описывает, как возводил панельный дом или прокладывал линию скоростного трамвая. Через год он стал главным инженером. Еще через год — начальником главка. Ему исполнилось тридцать шесть лет.

Кажется, больше, чем строить, дед любил только перечить партийному начальству. И когда его однажды поставили пред светлые очи Никиты Хрущева, бывшего в Киеве проездом, дед осмелился возражать товарищу генеральному секретарю — тот вздумал учить его класть плитку. Подробности разговора сохранились, но, пожалуй, никому не интересны. Повелитель СССР был одарен от природы, но, судя по его биографии американского историка Уильяма Таубмана, слишком влюблен в звук собственного голоса, вечно пребывал в восторге от собственных идей и не терпел возражений.

В 1964-м Хрущева сняли, его место занял Брежнев. Хозяин Украины Петр Шелест сыграл в этом дворцовом перевороте не последнюю роль, и когда пришла пора менять мэра столицы, вспомнил, как дед дал отпор опальному повелителю страны. В 1968-м Шелест поставил деда председателем горисполкома. А через несколько лет сбросили уже Шелеста — на его место Брежнев посадил "своего" Щербицкого.

Так дед занял мэрский кабинет, с тремя столами, "вертушкой" и окнами на советскую идиллию. Сам он по этому поводу говорил, что из главного строителя города стал главным дворником.

Дед немного лукавил — к дворнику едва ли набивался бы в знакомые великий комбинатор.

3

Министра, которому звонил дед, не оказалось на месте. "Академик" Нимкус тепло попрощался, сел в "Волгу" и уехал. В следующий раз он появился в кабинете деда через месяц, под руку с новоназначенным генеральным директором киевского завода "Кристалл". "Академик" попросил, чтобы генеральному побыстрей дали квартиру в центре города. Взамен Нимкус обещал дружбу и содействие в делах.

Так в СССР выглядел рынок, который строители советской утопии отменили, но только на бумаге. Торговались повсюду и обо всем. Киев торговался с Москвой, мэр торговался с министром, глава стройтреста торговался с директором завода. Предметом торга были люди, должности, премии, поездки за границу, возможность скостить план, войти в нужный кабинет, блатные номера на черной "Волге" и "цэковская" бронь в гостинице, импортный костюм с металлическим отливом и служебная квартира в центре города. Вместо денег ходила вполне реальная субстанция, которую российский ученый Симон Кордонский назвал "административной валютой" — резолюции, постановления, подписи.

В 1973 году Киев принимает чемпионат Европы по конному спорту. Глава оргкомитета чемпионата Владимир Гусев с принцем Филиппом, герцогом Эдинбургским, на ипподроме (справа)

Формально подобный торг запрещали. Неформально — полуслепая, неповоротливая махина плановой экономики без него не могла выполнять план. Удивительно ли, что нашелся человек, который освоил искусство кататься на ее шестеренках в свое удовольствие на кураже, на личном обаянии и голой интуиции?

Когда Нимкус ушел, сославшись на важную встречу, дед принялся расспрашивать о нем генерального. Директор "Кристалла" познакомился с Нимкусом в Москве. После совещания в министерстве он ужинал в ресторане гостиницы. "Академика" ему представил коллега из Ленинграда. Нимкуса сопровождал генерал таинственных войск, и когда тот на минуту отлучился из-за стола, "академик" пожаловался генеральному: мол, его все время охраняют и это чертовски мешает. В Киев "академик" приехал к новоназначенному генеральному "Кристалла", чтобы "посмотреть образцы".

— Так как насчет квартиры, Владимир Алексеич?

4

Дед умер 1 июля 2014 года, когда в центре столицы все потушили, но уже вовсю пылало на востоке. Остался архив — несколько тысяч снимков. Почти все выглядят одинаково: на них толпятся первые и вторые секретари бесчисленных обкомов и горкомов, завы и замы, ответственные работники. Полноватые мужчины за пятьдесят с крестьянскими лицами в костюмах и пальто, в каракулевых шапках и с непокрытыми сединами, со значками на лацканах и без — они несут венки, перерезают ленточки, машут с трибун, рукоплещут.

Дед обычно где-то сбоку, он лет на десять-пятнадцать моложе всех, он тоже несет, перерезает, машет, рукоплещет. Признаться, я не понимаю, как он выкраивал время, чтобы работать. За одиннадцать лет, которые он был мэром, в Киеве возвели несколько жилых массивов, Московский мост и центральный ЗАГС, реконструировали Олимпийский стадион и проложили линию метро на Оболонь. Прокладывать эту ветку хотели открытым способом, через Подол, и дед обнаружил, что вот-вот подчистую снесут дома вдоль улицы Сагайдачного. К всеобщему не­удовольствию он заявил, что рушить историческую застройку — варварство. Улица осталась цела.

В каком-то смысле деду, который страстно любил строить, повезло. В 1950–1960 годах жители сел активно переезжали в города и шли работать на заводы. Им нужны были квартиры, партия объявила жилье необходимым условием наступления коммунизма, и за умение строить деду какое-то время прощали строптивость.

В стране "волг", "москвичей" и "запорожцев" автомобили иностранного производства вызывали ажиотаж не меньший, чем летающие тарелки

За строптивость деда в конце концов и сняли в 1979-м. Первому секретарю Киевского обкома Цыбулько он не дал возвести здание обкома на верхней площадке Владимирской горки, прямо на костях Михайловского Златоверхого монастыря. Первому секретарю Киевского горкома Ботвину не дал снести трапезную. Первому секретарю ЦК Компартии Щербицкому не дал превратить Бессарабский рынок в бассейн.

Я рассматриваю фотографию из дедова архива. Вот они все на одном снимке, забытые повелители советской Украины периода застоя: Цыбулько, Ботвин, Лутак, Ляшко, Ватченко, Щербицкий встречают дорогого Леонида Ильича в Киеве на вокзале. Седины внушительно белеют, брови топорщатся, на лицах цветут улыбки.

5

Великий комбинатор спалился на любви к казенному транспорту — на мелочи, на ерунде. В Ленинградском обкоме Нимкус истребовал машину с водителем и уехал отдыхать на озера. Прошло три дня — ни машины, ни "академика". Управделами навел справки, позвонил знакомому из КГБ и после этого Нимкуса разоблачили.

С подложными документами он приехал в Ленинград из Прибалтики. На обаянии, на кураже, на жонглировании именами министров и председателей, туманными намеками на таинственную "закрытую тематику" выбил себе квартиру, а вслед за ней — брони, билеты, гостиницы, машины.

Великий комбинатор гастролировал по всему Союзу, селился по звонку в блатных гостиницах, его кормили и поили директора оборонных заводов. За годы гастролей всего два человека спросили у него удостоверение — телефонистка Кремлевского дворца съездов и дед.

По запросу "академик Нимкус" Google выдает пустую страницу. Дед выдумал это имя. Когда он сочинял свои мемуары, великий комбинатор был еще жив — удивительный реликт, призрак из другой эпохи. Эту эпоху и сейчас еще можно разглядеть вокруг — так сквозь евроремонт иногда просвечивают старые советские обои.

В той эпохе Европейская площадь называлась площадью Ленинского комсомола. На площади было грязно: гостиницу "Днепр" начали строить и бросили, на первом этаже образовался дикий городской туалет. Летом 1964-го забытый чин из забытого министерства повез туда деда. Зажимая носы, они поднялись на третий этаж и огляделись — это была голая коробка. Через полгода дед показал первый, "образцовый", номер, через девять месяцев сдал все номера в эксплуатацию, а через пятьдесят лет, во время революции 2014-го "Правый сектор" устроил в этих номерах штаб.

• Читайте также: Как Екатерина ІІ поддержала польских олигархов-сепаратистов

Советский Союз казался несокрушимым, а потом осел под собственным весом, рассыпался на части. После себя советская Украина оставила зарегулированную экономику, коррупцию, любовь к официозу.

И еще смутные воспоминания о несбывшейся утопии.

Машины едут по не знающему пробок Крещатику. Клумбы усажены маками. В киосках торгуют мороженым. Деду сорок четыре года. Полдень, двадцатый век.

Фото: из личных архивов, mashke.org