Что наша жизнь? Игра! Как играли в карты в старом Киеве

Если сегодня азартной страсти к быстрому обогащению служат рулетки, букмекерские конторы и игровые автоматы, то для киевских реалий XIX — начала ХХ века более привычной была игра в карты, пронизывавшая все слои общества.

Любой читатель журнала, вероятно, хотя бы раз в жизни брал в руки игральные карты. Количество всевозможных игр с использованием карточной колоды исчисляется десятками и сотнями. Однако игра игре рознь. Издавна их подразделяют на три основных категории: семейные, коммерческие и азартные. К семейным играм относят самые незамысловатые вроде "пьяницы" или "верю — не верю", в которые играют даже малые дети. Коммерческие игры требуют внимания, хорошей памяти, трезвого расчета, Результат игры здесь обусловлен не столько везением, сколько способностями игрока. Примером могут служить преферанс или бридж. Что же касается азартных игр (таких как очко, девятка и ее иностранные аналоги — макао, баккара), то здесь решающее влияние на выигрыш или проигрыш оказывает слепой случай.

Киевская сатирическая открытка начала ХХ в. на тему игры в карты. Художник В. Кадулин

Поскольку коммерческие и азартные карточные игры нередко ведутся на деньги, они оказываются в поле зрения законодателей. Так, в Российской империи со времен Екатерины II коммерческие игры считались дозволенными в приличном обществе, "только ж не на большие, но на самые малые суммы денег, не для выигрыша, но единственно для препровождения времени". На таких основаниях карты стали неотъемлемой частью общественной жизни, излюбленным средством проведения досуга, вплоть до царского двора. За картами вели светские беседы, обсуждали деловые вопросы, сводили полезные знакомства. К примеру, в воспоминаниях киевского старожила Сергея Ярона фигурирует адвокат Яков Зеленский. Он создавал себе имидж удачливого поверенного в делах и действительно был на короткой ноге со многими здешними судьями, которые часто приходили к нему домой "сыграть по маленькой". Ради рекламы Зеленский словно бы невзначай показывал своим клиентам, как жрецы Фемиды сидят в его гостиной за ломберным столом.

Азартные же игры считались под запретом. Впрочем, в криминальном мире существовала целая сеть тайных игорных притонов. Но и в респектабельных домах игроки порой предавались азарту, и уж здесь легко переходили из рук в руки многотысячные состояния, дома, заводы, усадьбы.

Надо сказать, что, согласно законам Российской империи, карточные долги считались необязательными и не подлежали официальному взысканию. Но сильнее писаных законов могли оказаться законы неписаные. Игра на крупные суммы нередко велась в компаниях, где залогом игрового долга оказывалась честь дворянина или офицера, а в кругу чиновников — будущая карьера. Негласное, но общепринятое правило устанавливало предельный срок уплаты проигрыша: 24 часа. Те же, кто играл "на арапа" (без намерения платить), быстро теряли свою репутацию в обществе и надолго превращались в изгоев.

За счет чего функционировали общественные клубы

В Российской империи, в отличие от многих западных держав, трудно было найти легальные игорные дома — специальные публичные заведения для игры в карты, пусть даже и дозволенной законом. Вместо казино успешно функционировали различные клубы и общественные собрания. Они помещали в своих уставах пункты о том, что в клубных помещениях "дозволяются все игры, за исключением азартных или таких, о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное распоряжение".

Бывший доходный дом Г. Богрова на бульваре Тараса Шевченко, 4. Фото автора, 2011 г.

Для старого Киева популярными местами коммерческих игр были прежде всего Дворянский клуб и Купеческое собрание. Хотя сами названия заведений указывали на принадлежность их членов к определенным сословиям, увлечение картами стирало все границы. Завзятые картежники проникали туда по рекомендациям знакомых из числа действительных членов клубов. Так, одним из постоянных посетителей Дворянского клуба был адвокат еврейского происхождения Григорий Богров. Он слыл мастером карточной игры, и благодаря частым выигрышам ему удалось выстроить в начале Бибиковского бульвара (ныне бульвар Тараса Шевченко) крупный доходный дом. В этом доме, к слову, жил сын адвоката Дмитрий Богров, в 1911 году снискавший печальную известность как убийца премьер-министра Петра Столыпина.

В 1908 году Григория Богрова избрали председателем совета старшин созданного в Киеве общественного собрания "Конкордия". Согласно уставу, "Конкордия" имела цель "доставить своим членам и их семействам возможность проводить свободное от занятий время с удобством, приятностью и пользой в общении между собой". Но фактически это был элитарный клуб картежников. Его основателем стал Лев Бродский — крупнейший сахарозаводчик и страстный игрок, предоставивший для размещения клуба собственный особняк на углу Пушкинской и Прорезной улиц (здание разрушено в 1941 году). Многие статьи устава "Конкордии" были посвящены проблемам, связанным с карточными долгами и спорами. В случае недоразумений следовало обращаться к посредничеству старшин, которые выносили окончательный вердикт.

Логотип Императорского воспитательного дома на тузе бубен

Правления клубов охотно использовали пристрастие своих членов к картам для пополнения бюджетов. Непосредственно облагать какими-либо сборами деньги на кону было неудобно, однако существовал более подходящий способ. С определенного часа (например, с половины третьего ночи) клуб объявлялся закрытым, а все остающиеся позже этого времени должны были платить несколько рублей штрафа. Такая мера была рассчитана исключительно на картежников. Надо отметить, что ночная игра далеко не всегда удерживалась в правовых рамках. Даже в самых респектабельных клубах негласно культивировались азартные игры вроде макао или баккара.

Искушение поправить дела за счет карточной игры в свое время подорвало репутацию одного из самых известных культурных объединений — Киевского Литературно-артистического общества. Оно было создано в 1895 году и собрало в своем составе многих выдающихся деятелей литературы, искусства, науки — таких как Владимир Антонович, Николай Бердяев, Александр Куприн, Николай Лысенко, Михаил Старицкий, Леся Украинка. Вопреки официальной политике властей, это общество сочувственно относилось к национальным чаяниям украинцев, евреев, поляков. Киевская интеллигенция охотно посещала его мероприятия. Но в начале прошлого столетия Литературно-артистическое общество неудачно затеяло строительство нового обширного помещения и влезло в долги. Правление вынуждено было сократить культурную деятельность, а вместе с тем — шире открыть двери для игроков в карты. С тех пор там реже происходили концерты и вернисажи, зато гораздо чаще — скандалы и разборки, и в 1905 году Литературно-артистическое общество было закрыто властями.

На чем ловили карточных шулеров

Подлинным бичом всей игорной отрасли были шулера — мошенники, обогащавшиеся за счет недобросовестных приемов. Они действовали как поодиночке, так и компаниями и старались вовлечь в игру неопытных партнеров — "карасей", чтобы обчистить их до последнего гроша.

Важно

Зерно коррупции. Как полицейские Киева 150 лет назад повышали свое благосостояние

Певец Киевской оперы Федор Орешкевич в роли Германа (опера "Пиковая дама" П. И. Чайковского по повести А. С. Пушкина). С открытки начала ХХ в. Герман стремился узнать тайну трех карт, чтобы добиться успеха в азартной игре "фаро" ("Фараон")

Шулерский арсенал был разнообразным и пополнялся в зависимости от технических возможностей. Часто применялось передергивание — подмена нескольких карт или всей колоды своими, краплеными, то есть заранее помеченными с "рубашки". Если нельзя было передернуть, то шулер наносил на карты пометки прямо в ходе игры — ногтем или даже при помощи миниатюрной пипетки, спрятанной в перстне. Порой жулики выведывали карты противника при помощи особых очков, зеркал или обмена условными сигналами с сообщниками. В азартных играх шулера нередко пользовались накладками — заготовляли благоприятные сочетания карт и незаметно накладывали их сверху на колоду.

Разумеется, в уважаемых обществах таких мошенников не терпели. Солидные клубы считали своим долгом разоблачать их, собирали сведения о крупных шулерах, кое-где даже вывешивали их портреты. На колодах карт, подаваемых для игры, во избежание подмены ставились клубные печати и подписи дежурных старшин.

Киевский мемуарист Александр Паталеев вспоминал характерный эпизод в Дворянском клубе. Как-то раз во время игры в макао адвокат Григорий Богров, находясь в туалете, услышал подозрительный шорох за перегородкой. Ему удалось подсмотреть, что там устроился один из игроков, некто Лабунский, который подбирал карты для накладки. Вернувшись в игровое помещение, Богров дождался прихода Лабунского и стал внимательно следить за его движениями. В тот момент, когда тот взял колоду и сделал на нее накладку, адвокат в буквальном смысле схватил мошенника за руку. Все убедились в бесспорном шулерстве, заставили Лабунского вернуть выигранные им в тот вечер деньги и с позором выгнали из клуба. А в повести Александра Куприна "Звезда Соломона" (ее место действия во многом напоминает Киев) четверка шулеров-французов вела в Купеческом клубе крупную игру в баккара. Герой повести, одаренный сверхъестественной проницательностью, "открыл в рукаве одного из них, у главного крупье monsieur Филиппара, машинку с готовыми восьмерками и девятками".

Лев Бродский, сахарозаводчик и заядлый игрок

В сентябре 1897 года заметное внимание киевской публики привлекла лекция, прочитанная в Купеческом собрании (нынешнее помещение Национальной филармонии) тогдашним "королем карт" Дмитриевым. Сообразительный и удачливый игрок, Дмитриев был сторонником честных сражений за зеленым столом и всячески боролся с шулерами. Его выступление предназначалось именно для того, чтобы осложнить мошенникам жизнь. На основании своего богатого опыта лектор раскрыл перед заинтересованными слушателями многие шулерские приемы.

Законодательство Российской империи признавало шулерство уголовным преступлением, разновидностью мошенничества. "Уложение о наказаниях" предусматривало за него суровое наказание, вплоть до лишения прав состояния и ссылки в Сибирь. Однако в большинстве случаев картежники не прибегали к судебному вмешательству. Они попросту отбирали у изобличенных шулеров неправедную добычу, а потом "угощали" их тяжелым канделябром.

Каким образом игорные деньги шли на добрые дела

Нынешние приверженцы легализации игорного бизнеса аргументируют свою позицию возможными поступлениями в госбюджет. Впрочем, механизмы взимания налогов с казино еще требуют внятного объяснения. Между тем в царской России такой механизм существовал, был предельно простым и эффективным. Мало того, он изначально гарантировал, что обложение любителей игр пополнит средства социальных учреждений.

Карточные фигуры по эскизам А. Боде-Шарлеманя

В чем же заключалась хитрость? Царское правительство издавна ввело строгую монополию на изготовление карт и предоставило ее официальным благотворительным структурам. Некоторое время этим занималась администрация воспитательных домов в Санкт-Петербурге. На туз бубен полагалось наносить государственный герб и соответствующий логотип: изображение пеликана, согласно преданию, кормящего птенцов собственной кровью. С 1892 года столичная карточная фабрика состояла при так называемом ведомстве учреждений императрицы Марии. Оно адресовало деньги от продажи колод на содержание приютов, сиротских домов, учебных заведений.

Реализация карт могла осуществляться только в специальных казенных бандеролях. За торговлю импортными, поддельными или бывшими в употреблении необандероленными колодами с виновных взыскивался солидный штраф. Покупателями карт могли быть как частные лица, так и учреждения. Товар продавали "играми" или "дюжинами игр" (на "игру" приходилось две колоды). Дороже всего стоили глазетные карты (глазетом называли особый вид парчи), изготовленные из высококачественной бумаги с использованием позолоты. Их поставляли даже к высочайшему двору по 3 руб. за "игру" с колодами по 52 карты. Простые смертные могли купить глазетные карты по 2 руб. 50 коп. Несколько дешевле — 1 руб. 75 коп. за "игру" — обходились атласные карты на гладкой бумаге, удобные для тасования и не боящиеся влаги. Более скромной была продукция первого сорта (по рублю) и второго (по 60 коп.). "Игры" с колодами в 32 или 36 карт стоили еще дешевле (от 30 коп.). Годовая производительность карточной фабрики в 1893 году составила 980 тыс. дюжин "игр", так что на социальные нужды поступали многие миллионы рублей.

Карточные фигуры трефовой масти по эскизам Н. Каразина

На фабрике заботились о качестве продукции, о достойном дизайне. С 1862 года и по сей день пользуются популярностью игральные карты по эскизам известного живописца, академика Адольфа Боде-Шарлеманя. Встречались и другие версии оформления колод. Одну из них предложил в 1897 году художник-этнограф Николай Каразин. На его картах король, дама и валет обрели национальные черты народов Российской империи: червы изображали великороссов, бубны — поляков, трефы — украинцев, пики — киргизов.

Монополия распространялась не только на колоды, предназначенные собственно для игры. В ассортимент карточной фабрики входили гадальные карты, пасьянсные карты, детские карты и т. п. Такую продукцию тоже не имели права изготовлять никакие другие типографии.

Важно

Из крепостных в олигархи. История бизнес-империи братьев Яхненко и Симиренко в царской России