"Незваный гость" в Харькове: первый советский небоскреб и город в городе

От пустыря до сердца города

В начале ХХ века на месте будущего шедевра архитектуры был пустырь. Здесь, за Университетским садом, город фактически заканчивался, дальше — только госпитальные бараки времен Первой мировой да городская больница. Но когда в 1919-м советская власть утвердилась окончательно и перенесла столицу молодой украинской республики из Киева в Харьков, потребовались радикальные перемены. Долой патриархальный уют и капитализм, даешь новую социалистическую архитектуру! Градостроители получили невиданную возможность реализовать грандиозные, глобальные замыслы. Одним из лучших проектов перестройки города признали решение в будущем ведущего архитектора Харькова, а пока самоучки Виктора Троценко. Он предложил сделать главным узлом нового центра круглую площадь на месте упомянутого ранее пустыря.

А раз центр — значит, именно здесь и должны заседать народные комиссары, значит, именно для Совнаркома — правительства УССР — и должно быть возведено здание, поражающее умы и сердца советских людей. Да и для расплодившихся при новой власти учреждений требовались просторные помещения.

К 1925 году средства удалось найти: в основном их внесли конторы, которые собирались разместиться в новом здании. Объявили конкурс на проект "здания нового типа, соответствующего новым задачам социалистического строительства", — основу будущего административного центра. В течение трех месяцев были представлены 17 проектов, в том числе даже заграничные, принимал участие в конкурсе и знаменитый харьковский архитектор Алексей Бекетов (впрочем, его работу назвали старомодной).

Победила работа, поданная вне конкурса, с соответствующим названием — "Незваный гость". Авторы — ленинградские архитекторы, хоть и старой закалки, но с прогрессивным, соответствующим эпохе мышлением: Сергей Серафимов, Самуил Кравец и Марк Фельгер. Серафимов писал о своем детище: "Дом Госпромышленности я пытался решить как частицу организованного мира, показать завод, ставший дворцом". Внешне это и правда выглядело, как дворец. Но без этих чуждых выкрутасов в стиле рококо или барокко. Монументальная парадность была совмещена с деловой динамичностью благодаря лаконичным, строгим геометрическим формам.

Денег нет, но вы держитесь

Проект начал разрабатываться ударными темпами. Сразу же сформировались архитектурное, конструкторское и санитарно-техническое бюро, которые разместили в деревянном бараке прямо на стройке для оперативной связи с рабочими. Над чертежами трудились студенты и выпускники Харьковского технологического института, руководил группой Самуил Кравец. Работа предстояла огромная, ведь здание не имело аналогов в Европе и по размерам, и по сложности конструкции из железобетона. Чтобы воплотить полет мысли архитекторов, пришлось решать новые, сложные инженерные задачи, для этого создали специальное конструкторское бюро. Даже окна приходилось конструировать по-новому, не говоря о проектировании железобетонных конструкций. Возглавил строительство опытный инженер-строитель Павел Роттерт. Краеведы поговаривают, что Роттеру задали вопрос, знает ли он, как воплотить такой сложный замысел. Инженер не колебался: "Теоретически — да, но нужны технологии, которых нет, специалисты, которых нет, и деньги, которых тоже нет". Но за проект взялся.

Размах был невиданный: строительная площадка — 64 тыс. кв. м, 9 связанных между собой корпусов из железа и бетона, от 8 до 11 этажей, общая высота — 63 м.

Гигантомания у советских чиновников, впрочем, зачастую плохо соотносилась со здравым смыслом и наличием ресурсов. Поэтому первый советский и европейский небоскреб, олицетворение мощи социалистического государства, начинали строить, как египетские пирамиды, ручным трудом. Котлован под здание объемом 20 тыс. кубометров рыли вручную, из техники — лопаты, тачки, носилки. Из тяжелой техники — лошади. Не хватало и квалифицированных инженеров. 5 тыс. рабочих трудились в три смены!

А потом деньги кончились… По одной версии, законсервировать стройку предложил Роттер, по другой — комиссия из Москвы, а Роттер, наоборот, поехал жаловаться самому Феликсу Дзержинскому, в ту пору занимавшему пост главы Высшего совета народного хозяйства и ОГПУ. Дзержинский лично приехал в Харьков, оценил масштаб и нашел деньги: потребовал внеочередной транш от правительства. К концу строительства работы уже были механизированы на 80%. Энтузиазм, подогреваемый мыслью о созидании новой эпохи, позволил закончить работу в нереально короткие сроки — за 2,5 рабочих сезона. И при этом качественно.

На торжественной закладке центрального корпуса Госпрома Всеукраинский староста Григорий Петровский опустил в котлован серебряную табличку с датой закладки и перечнем высоких лиц, которые при этом событии присутствовали. Где-то в фундаменте здания эта табличка хранится до сих пор.

Иностранцы говорили: здание как будто привезли из Нью-Йорка

"Живой, трудовой, железобетонный"

К 11-летию Октябрьской революции, в ноябре 1928 года, здание было полностью готово к эксплуатации, хотя заселяться конторы начали куда раньше. Газеты восторгались: "Железобетонное сердце начинает биться!" Три корпуса, расположенные веером, у разных участков — разная этажность. На уровне 3-го, 6-го и 9-го этажей корпуса связывали мостовые переходы, под которыми проходили улицы, — сейчас это Анри Барбюса и Ромена Роллана. Высоченные, больше 4 м потолки, просторные коридоры с естественным освещением — здание было направлено фасадом на восток так, чтобы солнце просвечивало его насквозь. Богатая внутренняя (изначально все дверные ручки были из меди — в то время считалось, что этот металл убивает микробы) и нарядная наружная отделка: так называемая терразитовая штукатурка (смесь каменной крошки, слюды, кварцевого песка, извести и цемента). Наносить ее крайне сложно, зато пластинки слюды очень красиво отблескивают на солнце.

Особенно разительно здание выглядело по сравнению с глиняными хатками под соломенными крышами, кое-где еще сохранившимися на соседних улицах. Площадь перед зданием назвали в честь главного "спонсора" — Феликса Дзержинского (ныне пл. Свободы). Ее, как и планировалось, застроили и другими зданиями в стиле конструктивизма.

Помимо Совнаркома в здании комфортно разместились Внешторг, Госторг, Госплан, Промбанк, Цукротрест, Металлосиндикат, Південсталь, Хімвугілля и т. п. Чтобы такому количеству народа работалось комфортно, фактически построили настоящий город в городе: автономное отопление, огромные баки для воды (вдруг отключат централизованное водоснабжение), собственная телефонная станция, почта и телеграф, медпункт, столовые и кафе, гостиница, библиотека и даже парикмахерская. Сотрудников и посетителей поднимали 12 лифтов. Шли разговоры даже о солярии на крыше. А письма во все конторы приходили с лаконичным адресом: "Харьков. Госпром".

Первый советский небоскреб с гордостью демонстрировали советским и зарубежным гостям. Анри Барбюс был несколько раз на строительстве Госпрома, восхищаясь и масштабом будущего небоскреба, и энтузиазмом рабочих. В статье, опубликованной в журнале "Монд", французский писатель отмечал, что в Харькове впервые в мире были решены многие архитектурные и инженерные задачи. Побывал там и американский писатель Теодор Драйзер во время турне по СССР. Тоже очень впечатлился: "…прибыли на большую площадь, где увидели новое серое 8- или 10-этажное здание. Оно выглядело так, будто было вывезено из Нью-Йорка и поставлено здесь, на заснеженных равнинах. Здание произвело огромное впечатление: оно, казалось, символизировало индустриализацию".

Не обходили вниманием Дом промышленности и поэты. Владимира Маяковского поразил не только размах строительства Гос­прома, но и то, с какой быстротой провинциальный Харьков превращается в центр индустриализации:

"Где вороны вились,
над падалью каркав,
в полотна железных дорог забинтованный
столицей гудит
украинский Харьков,
живой, трудовой, железобетонный".

В 1934 году столицу вернули в Киев, соответственно, переехал и Совнарком. Его место занял облисполком. Менялся состав и других организаций — одни выезжали, другие заселялись: универсальная планировка Дома промышленности позволяла это делать легко и безболезненно.

Не по зубам ни взрывам, ни войне

Радикальные перемены в жизни Госпрома начались в годы Второй мировой. Учреждения эвакуировались. Из-за налетов были выбиты окна, разрушены системы вентиляции и отопления — немцы разводили костры прямо на паркетных полах. На первом этаже устроили конюшню. На других этажах жили сбежавшие из зоопарка макаки-резус Дезька, Роза и Гектор, которых подкармливали жители соседних домов.

Несмотря на неоднократные попытки гитлеровцев поджечь или подорвать Госпром, железобетонное строение, благодаря своей мощной и монолитной конструкции, выстояло, но обгорело. Не работали инженерные коммуникации, в крыше зияли пробоины от бомб.

В 1943-м, удирая из Харькова, фашисты Госпром заминировали. Кто-то из харьковчан-патриотов сумел спасти небоскреб от взрыва ценой собственной жизни. Его обугленные останки со следами пыток и пуль нашли в подвале.

Сразу после освобождения города, осенью 1943-го, харьковчане занялись восстановлением одной из главных достопримечательностей — денег для этого не жалели, в отличие от других зданий. К 1947 году Госпром был как новенький. В 1960-х провели паровое отопление, а вот узкоколейку, по которой ездил вагончик с углем, демонтировать не стали — она до сих пор ведет в подвалы здания.

Госпром стал колыбелью Харьковского телевидения. С мая 1951 года здесь действовал первый в стране любительский телецентр. В 1954-м над Госпромом выстроили телебашню — высота здания теперь составляла 108 м. Вплоть до 1959 года передачи Центрального телевидения Харьков не получал и транслировал исключительно свои программы из жизни области, концерты и пьесы.

Очередная глобальная реконструкция Госпрома пришлась на начало 2000-х. Переделок требовалось много. Во время ремонтов додумались заменить двойные дубовые рамы и на окнах, и на лестничных витражах плоскими стеклопакетами, а нарядную терразитовую штукатурку превратили в унылое бетонное покрытие, которое вдобавок отслаивалось, обнажая арматуру, да и внутри многое было переделано на современный лад. Хорошо хоть работают семь из 12 лифтов, сохранившихся с 1920-х годов. Попытка в 2004 году внести здание в Список памятников ЮНЕСКО была отложена в долгий ящик: специалисты организации признали его "утратившим уникальность". Попытки попасть в Список Всемирного наследия продолжаются 15 лет, но пока безрезультатно.

Сейчас кабинеты Госпрома сдаются многочисленным арендаторам — около 120 организациям, большинство из которых — бюджетники: областное телевидение, районные пенсионные фонды, областной хозсуд, Агропром и пр. В основном за их счет здание и выживает.

Представить будущее

В 1920–1930-е годы самой яркой и прогрессивной стала функциональная архитектура. Она развивалась в Европе и СССР параллельно, однако представители этого направления говорили об одном: здание должно быть полезным человеку и его функция должна определять внешний вид и формы. Эта установка сохранилась и сейчас. А поскольку назначения у зданий могут быть совершенно разные, то и современная архитектура разнообразна как никогда. Для сравнения можно представить себе пять дворцов XVIII века и пять концертных залов, построенных в XX веке. Вы увидите, что дворцы гораздо более подобны друг другу, чем современные здания.

Апологеты функционализма использовали четкие геометрические формы и творчески их сочетали. Они считали, что такой декор фасада как статуи, барельефы и лепнина нефункционален, а потому не нужен. Здание должны украшать сама его конструкция и ее элементы. Этот прием отлично выражен в архитектуре Госпрома в Харькове. Там лестничные пролеты вывели на фасад и поместили за стеклом, и когда вы смотрите на здание, то они образуют красивый геометрический орнамент.

Самым известным и выдающимся движением функционализма в Европе был Баухаус, школа в Германии, представители которой делали все — от проектов зданий до кухонной посуды и ковров. В раннем СССР развивался конструктивизм, в то время архитекторы еще были романтиками и верили, что коммунизм приведет в светлое будущее и радикально изменит общество. Советские зодчие 1920–1930-х годов с помощью архитектуры пытались смоделировать общество будущего и его устройство. Например, они думали, что семья — это пережиток прошлого и людям не нужно большое личное пространство, так как в коммуне они все делают сообща. И в экспериментальных проектах жилых домов делали тысячи комнат на одну койку, интернат для детей, а также спортивный и общественный залы. Кухонь не было предусмотрено, так как предполагалось, что жильцы будут ходить в рабочую столовую. Эти эксперименты не закрепились — к власти пришел Сталин, который, как и Гитлер в Германии, репрессировал представителей архитектурного авангарда, и их здания так и оставались одинокими островками модернизма в тоталитарной застройке.

Однако в СССР произошел еще один взлет модернизма — в хрущевскую оттепель в 1960-е. Тогда архитекторы тоже ощущали определенный оптимизм и, вдохновленные полетами в космос, вплетали эту тему в архитектуру и отделку общественных зданий. Впоследствии это движение получило название "совмод", советский модернизм, а также космизм. Его примеры вы можете увидеть в Киеве и других городах Украины. Но было бы ошибкой думать, что эти "ужасные" здания строили только в СССР. В то же время в Европе и Америке развивался брутализм. Стиль получил свое название из-за того, что бетонные фасады зданий выглядят грубыми. Но в них заложены те же принципы, которыми руководствовались и советские архитекторы, — форму определяет функция, а простой, но четкий объем украшает здание лучше, чем тонны лепнины.