Старушки с имплантами. Олег Дроздов о киевской архитектуре и борьбе с понтами

В декабре 2016 года споры вокруг фасада театра на Подоле несколько недель напоминали сводки с фронта. Только в роли воюющих сторон выступали горожане. Суть дискуссии сводилась к тому, что одни призывали снести здание, как уродующее архитектуру Андреевского спуска, другие считали новый театр прорывом в будущее. Андреевский сегодня похож на плохо постиранный коврик из прихожей, почему-то никого не смущали ни машины, припаркованные на так называемой исторической брусчатке, ни полуразваливающиеся здания по обе стороны спуска, ни Андреевская церковь, выкрашенная в диковатый бирюзовый цвет. Всех обескуражил только куб — реконструированное здание театра на Подоле.

"Трансформация гипотетического в некое бесспорное "здесь и сейчас" всегда травматична для современной архитектуры. Словно актер, разыгрывающий совершенно не ту пьесу, что все прочие актеры на той же сцене, современная архитектура хочет играть свою роль, не являясь частью представления, заявленного в программе", — когда-то написал голландский архитектор и теоретик архитектуры Рем Колхас. Ситуация вокруг театра на Подоле, похожа на плохо разыгрываемую провинциальную пьесу, при этом создается впечатление, что половину текста писал Антон Чехов, другую — современный драматург Мариам Агамян.

В эпицентре разборок харьковский архитектор Олег Дроздов. Как любого талантливого человека, его можно узнать по почерку — без его работ, выполненных характерным для Дроздова актуальным языком, трудно представить современный архитектурный ансамбль Харькова. Корреспондент Фокуса встретилась с Олегом на Андреевском спуске, чтобы обсудить скандал и его уроки.

КТО ОН

Один из ведущих украинских архитекторов

ПОЧЕМУ ОН

Проектировал новое здание киевского театра на киевском Подоле, вокруг которого разгорелся скандал

Голый король

Олег, в одном из интервью вы сказали о том, что конфликт вокруг театра на Подоле показал состояние нашего общества. И добавили, что провоцирование этого конфликта —профессиональная манипуляция сознанием граждан. Что вы имели в виду?

— Начнем с того, что театр стоял в таком виде долго, не вызывая никаких вопросов, и по некоей "случайности" жаркий спор разгорелся за день до объявленного открытия фасада. В пылкой дискуссии на Facebook вокруг театра на Подоле принимали участие боты. Их были десятки. Я лично на два-три аккаунта пробовал зайти, чтобы понять, кто эти наиболее активные люди, — у них не было историй, не было личных фотографий. Кроме того, речь шла и о фотографиях театра, которые появлялись в сети. В фотографии есть возможность кадрирования, которая тут активно использовалась. Мы получали картинку за пределами реального восприятия. У глаза не может быть такого фокуса. То есть речь об усилении требуемого эффекта.

Про что для вас эта история со зданием театра?

— Про то, что король голый. Но я оцениваю ее абсолютно позитивно. Надеюсь, что это важное событие в истории Киева, в его осознании себя. Это спровоцировало публичную дискуссию, и только благодаря ей вообще может быть какая-то рефлексия по поводу того, где мы живем. Это подтолкнуло горожан к тому, чтобы внимательно осмотреться вокруг. Дать свою оценку. Это пробудило в обществе интерес к архитектуре в целом. У нас нет ни одного нормального периодического издания об архитектуре. Нет дискуссии об архитектуре. На уровне заказных статей про девелоперские проекты есть. Но ни слова о том, в каком времени мы живем, ни слова о недавней истории, например, о семидесятых, восьмидесятых. О советском наследии. Нет критичного взгляда на то, что произошло с городами за годы независимости. Опять же эти уроки Андреевского в том, что одни просто не интересуются городом, а другие тем временем стараются захватить его пространство. Интересно то, что наибольший резонанс вызвал проект, в котором город выступает заказчиком, а горожане — потребителями. Если переложить ситуацию на какую-нибудь христианскую общину, которая таким образом принимает открытие своей церкви, то получится, что прихожане говорят только о том, что колокольня слишком темная или слишком высокая и, вообще, она как-то не очень вписывается в улицу, при этом никто не вспоминает о том, что будет в этой церкви происходить.

Олег Дроздов: "Уроки Андреевского в том, что одни просто не интересуются городом, а другие тем временем стараются захватить его пространство"

Труп бабушки

Как вы оцениваете современный Киев с точки зрения архитектуры?

— Если говорить о языке и об уместности, то человечество уже больше ста лет живет в современности (модернити). Для меня быть в современности — это не иметь комплекса неполноценности. Когда твоя традиция и есть инструментарий, с которым ты работаешь. А не застывшие мифы. Наше общество сейчас выдумывает мифы — не говорит о том, что из нашей традиции можно перенести в ХХІ век и использовать как инструментарий, как часть своей идентичности, а впадает в поиск того, чего в этом вчерашнем нет и не было никогда. Вместо того чтобы заниматься будущим, выдумывают прошлое. Многие памятники архитектуры "улучшают" настолько, что они становятся латексно-пластиковыми. После каждой реконструкции появляются новые башенки. Это все равно что достать бабушку из гроба и вставить ей силикон.

Можете привести пример неправильного использования наследия в Киеве?

— Например, недавно убрали памятник "Булыжник – оружие пролетариата" И.Д.Шадра, посвященный революции 1905 года. Абсолютный, если не шедевр, то высочайшего уровня монумент. Если говорить о киевской архитектурной среде,то это здание Украинского института научно-технической экспертизы и информации архитектора Флориана Юрьева возле станции метро "Лыбедская" — такая летающая тарелка с красивой брускообразной высокой частью. Это абсолютный шедевр, к которому сейчас собираются пристроиться новым торговым центром. Могу вспомнить и бывший Дворец пионеров на площади Славы, гостиницу"Салют". Ни у кого нет ощущения, что эти вещи достойны охраны, изучения. Речь идет о своих же традициях, из которых можно было бы черпать будущее. Традиция становится традицией, когда она изучена и охраняется. Когда создано общественное мнение о ее ценности.

Переходя к Андреевскому, треть того, что построено на Подоле, — новоделы, притворяющиеся чем-то другим. И главное, что молодое поколение не может уже разделить, где фейк, а где нет.

Воздвиженка режет глаз?

— Для европейского глаза это за пределами понимания. Когда мои знакомые европейцы туда попадают, испытывают крайнее недоумение. Это говорит о том, что мы живем в изолированном пространстве.

Олег Дроздов: "Многие памятники архитектуры "улучшают" настолько, что они становятся латексно-пластиковыми. После каждой реконструкции появляются новые башенки. Это все равно что достать бабушку из гроба и вставить ей силикон"

Ложь как часть культуры

В чем причина этой изолированности, если в те же семидесятые в Киеве работали прогрессивные архитекторы, ведь по логике у них должны были остаться ученики?

— Отчасти это связано с романтичной реакционностью, которая в Киеве проявилась в конце восьмидесятых. Да, в 1970-е — начале 1980-х в Киеве работала потрясающе талантливая плеяда архитекторов, которые говорили на актуальном мировом языке,но это никак не перешло в новоукраинское время. И мещанский псевдоисторизм с монолитным каркасом и пенопластовыми элементами стал основным трендом. Я думаю что-то сломалось в системе образования и общественном сознании. Идея будущего ушла с топов и была заменена мифотворчеством. Как бы все начали представлять себя в чинах и каретах. И немногие понимают, в чем состоит наследие. В цивилизованном мире нет стран, где так важна была бы внешность, как она важна в нашей. Придуманный образ человека и несоответствие с его настоящими делами легко принимаются нашим обществом.

Вы имеете ввиду, что у нас важнее казаться, чем быть?

— Да. И эта ложь настолько вошла в привычку, что уже стала частью культуры. Как коррупция. Часто, когда официальные лица говорят, ты понимаешь, что они говорят не то, что думают. А когда вдруг человек начинает говорить правду, он выглядит потерявшим самообладание. Особенно я это ощущаю, когда общаюсь со скандинавами, которые как правило намного более искренние. Они не тратят энергию на то, чтобы придумывать более красивые истории, чем есть на самом деле. Весь двадцатый и двадцать первый век — это тренд о том, чтобы форма и содержание не расслаивались. Уже много лет человечество идет по этому курсу — чтобы меньше понтов и больше содержания. Естественность — тренд будущего.

Вы поэтому для строительства театра на Подоле искали столетней давности кирпичи?

— Да. Мы хотели, чтобы плоть была настоящая. На строительных свалках покупали старый кирпич, сделанный 120 лет назад. Его очищали. Это большой труд. Кроме материала, также был использован архаичный принцип кладки – такой же, как в соседних домах.

В 2012 году было объявлено о том, что Андреевский спуск является градостроительным ансамблем. Это повлияло на проект?

— Это произошло, когда театр был уже в тех физических параметрах, что и сейчас. Но если Андреевский является заповедником, по правилам надо, чтобы все параметры были четко определены:высота дома до карниза, плотность его застройки, по какой линии и так далее, но этого нет. "Заповедность" не наложила никакого регламента на театр. Недавняя дискуссия с архитекторами и представителями властей показала, что для них не важен размер, а важен язык. Если он сказочно-пряничный — тогда это древний Киев.

По сути, все это профессиональное сообщество, которое утверждает, каким быть городу, и которое его же строит, — одни и те же люди, которые свели масштаб и историческое разнообразие Киева к нулю. Мы не видим в центре практически ничего, что строилось бы без пенопластовых нашлепок. Это уже стало дресс-кодом, иначе фейс-контроль не пройдешь.

Упрощение — это понимание

Как культуре с пенопластом удалось занять такие прочные позиции?

— Она базируется на том, что само образование архитекторов строится вокруг фигуративной эстетики. Перед тем как поступить в вуз, рисуют горшочки, потом гипсовые головы, потом долго изучают церкви, и все это, конечно же, плотно оседает в сознании. На самом деле для архитектора важно уметь рисовать скетчи, графику, которая подчеркивает шаржевость, гротескность пространственных ситуаций.Важно уметь определять суть ситуации и упрощать, а не усложнять. Упрощение — это всегда понимание.

Второй момент. Суть архитектуры — это вообще про события:политические, социальные. Она самоценна в своем языке, но всегда крутится вокруг определенного мира, эпохи, политики, религии, обстоятельств, при которых родилась, и об этом она должна говорить. В нашем образовании этого практически нет. Именно поэтому сегодня мой главный проект – это создание новой архитектурной образовательной институции, которую мы с партнерами строим на основе сегодняшнего понимания профессии и ее роли.

Что бросается в глаза, особенно в Киеве — город переполнен молодыми прогрессивными людьми, которые работают в быстро развивающихся украинских компаниях. Но между этими людьми и городской средой нет практически никакой связи: дома, в которых они живут и работают, — это про вчера. Из эстетики сегодняшнего времени к нам дошло в чистом виде только то, что касается индустрии потребления. Зона, в которой к нам пришла современность, ограничивается торговыми центрами, бутиками и автомобилями, и на остальную среду обитания эта современность не распространяется. Хотя абсолютно точно наступает новое время, революция это определила.

• Читайте также: Сломать и построить. Канадский ученый об опасностях жизни в городах и киевской архитектуре

С театром на Подоле, как нам казалось, мы сделали такой очень "дзен-буддистский" или, если хотите, "протестантский" проект. Очень мягкой эстетики и с большой долей прагматики. Такой должна быть архитектура сегодняшнего времени — не звездная и дорогая, а предельно простая. В фотожабах на театр нам ставят в вину то, что мы использовали простые материалы и простые архаичные техники,потому что в сознании они связаны с бедностью.

Сегодня такая спокойная и взвешенная идея будущего, сопоставления себя с остальным глобальным миром и диалог с ним — это единственное, что может спасти нас как нацию. И наш проект об этом.