Фук и пшик. Над чем и над кем стебется Виктор Пелевин в романе iPhuck 10

Последние тексты Пелевина, будь то "Лампа Мафусаила" или "Любовь к трем Цукербринам", были встречены критиками прохладно: отсутствие внятного сюжета, примешанные к канве романов метафизические комочки, да и скорость реакции автора на повестку дня уже не та. С первыми двумя проблемами iPhuck 10 справился, чего не скажешь о третьей — со своим забавным сатирическим гимном миллениалам и цифровой эпохе Пелевин опоздал как минимум лет на пять.

А рассказывает iPhuck 10 вот о чем: литературно-полицейский алгоритм Порфирий Петрович проводит криминальные расследования, попутно превращая все проанализированное в "высокохудожественный текст" бульварного детектива, чем пополняет казну Полицейского управления. Он автор сотни романов, а iPhuck 10 — самый популярный из них, который, по сути, пишется у вас на глазах по мере прочтения книги. Порфирий Петрович мечтает (хотя технически эта опция в него не вложена) о деле с убийством, что привлечет внимание аудитории и большее количество скачиваний, но вместо долгожданного следствия отправляется на службу к искусствоведу и куратору Марухе Чо. Та с помощью полицейского робота хочет узнать все о сделках, связанных с предметами искусства "эпохи гипса" (приходящейся на наше время), дабы сбывать дорогостоящий раритет толстосумам нового мира.

iPhuck 10 — не просто очередная антиутопия, а "роман идей", в котором повествование, постепенно открывающее второе и даже третье дно, разворачивается впечатляющим спектром тем, волнующих сегодня писателя.

Искусственный интеллект

Не до конца понятно, неолуддит ли Пелевин, или приверженец компьютерных технологий, но то, что автор технически подкован, очевидно: первые три сотни страниц щедро нафаршированы терминами вроде "блокчейн датум" или "транскарниальная сетка", сквозь которые придется продираться читателю.

Бесспорно, на повестке дня писателя — искусственный интеллект и его взаимоотношения с интеллектом человеческим, надо сказать, натянутые. Автора заботит очеловечивание гаджетов и их все более развивающееся отождествление "себя" с разумным и, самое главное, чувствующим существом, способным восстать против создателя. Но если быть честным, все это напоминает кибер-панк Уиль­я­ма Гибсона или Брюса Стерлинга, предвещавших подобный виток развития технологий еще в 70–80-х. Или же вольно трактуемую греческую мифологию, где творение ополчилось против демиурга. К тому же финал книги предсказуемо выписан в стиле Deus ex machina, так заканчивается каждый второй научно-фантастический фильм.

Современное искусство

Пелевина интересует само понятие — ныне размытое — искусства, механизмы арт-рынка и теория искусствоведческих заговоров. Свое видение этой сферы автор выстроил настолько остроумно и правдиво, что хочется процитировать: "Молодой и модный питерский художник в компании друзей, обкурившись травы, подходит к помойке, вынимает из нее какую-то блестящую железяку (то ли велосипедный руль, то ли коленчатый вал), поднимает ее над головой и заявляет: "Чуваки, на спор: завтра я продам вот эту хероебину фирме за десять тысяч долларов". Или "Эстамп представлял собой запертую в клетке на семь месяцев морскую свинку. Запирал их лично Павленский, и ему удалось нелегально протащить в вечность цитаты из других своих работ. Он проткнул каждой свинке мошонку такой маленькой брошью — серебряной английской булавкой с крохотным кусочком кремлевского булыжника. И отрезал кусочек уха. Совсем небольшой — отщипнул каттером для ногтей. На шее у свинок, как и у самого Павленского во время некоторых акций, висела картонная бирка со словами "Свободу Pussy Riot!". Pussy Riot в это время были уже свободны, но международный арт-рынок тех лет требовал резонансных и узнаваемых культурных кодов. По этой же причине в качестве матов-подстилок в клетках использовалось англоязычное издание переписки Надежды Толоконниковой со Славоем Жижеком".

Гротескно и злободневно, но и тут Пелевин ничего нового не предложил. К примеру, в первом отрывке он перепевает бельгийского искусствоведа Тьерри де Дюва, рассуждающего о подобной многоликости искусства на примере знаменитого писсуара Марселя Дюшана.

Секс

Название романа пошло не только от одноименного романа полицейского робота, но и от дорогущей секс-машины, отдаленно напоминающей айфон. Еще есть андрогины — схожие, но слегка устаревшие версии, намекающие на Android. Нужны такие игрушки, поскольку в нео-цифровом мире секс между людьми маргинализируется, а вскоре будет и вовсе запрещен законодательством.

Лазеечку потомству предоставляет искусственное оплодотворение, а половой контакт заменен изощренным сексом с гаджетами, которые могут запрограммировать близость с Гаем Юлием Цезарем, каким-нибудь выдающимся нацистом, да и еще бог знает с кем или даже чем.

Uber

Чем мобильное приложение не угодило писателю — непонятно. Однако львиная доля романного времени с сочными зарисовками из жизни будущего проходит именно в такси. К тому же Uber это не только транспортная компания, но и средство передвижения для бестелесного Порфирия Петровича: чтобы добраться до местности, алгоритм вынужден "вселяться" в девайсы проезжающих мимо транспортов (такси нашпигованы камерами и мониторами).

Политкорректность

Погоня за политкорректностью и триумфом эвфемизмов (в реальности только начинающая очерчиваться) в романе дошла до абсурдного градуса. Цисгендеры, трансгендеры, представители ЛГБТ-сообществ и пылающие страстью к животным перемешались и образовали совсем уж немыслимые ответвления сексуальных ориентаций. Так, Маруха маркируется как "баба с яйцами" из-за вживленных ей тестостероновых диспенсеров. Но и тут Пелевин опоздал. Что-то подобное два года назад уже обыграл другой маяк постмодернизма — мультсериал South Park.

Геополитика

Политическая карта мира, можно сказать, четвертована на несколько Америк (в обиходе называемые Промежностями), Богооставленную (Россия) и кровожадный Халифат (исламские государства). Страны торгуют воздушным пространством, дабы другие государства смогли пулять в неугодных ракетами. Россия же вновь превратилась в империю во главе с царем из пробирки (уже шестым в династии), выращенным из ДНК левого уса Никиты Михалкова. И да, для приличия он еще и темнокожий.

Философия

Пожалуй, iPhuck 10 — произведение, стоящее в стороне от других пелевинских текстов. Отчасти потому, что уже привычных для этого автора китайской натурфилософии или буддийских просветлений с выходами в нирвану и сатори тут нет. Зато есть мир как киберпространство, а люди как разные последовательности развернутого в мировом уме вселенского кода. К тому же бестелесный "дух" Порфирия Петровича вполне накладывается на свойственные Пелевину размышления о безликой белизне небытия.

Справедливости ради надо сказать, что новый роман хоть и не поспевает за временем, моментами бьет в цель, и бьет больно. Это предельно сухой и минимизирующий авторскую позицию текст, сквозь который, впрочем, проступает и самоирония, и горечь о выдохшемся искусстве и человечестве.

• Читайте также: Человек среди войны. Лучшие книги сентября

Как бы там ни было, читатель ждет новинки от Пелевина, которому, кстати, среди прочего вменяют в вину то, что он компьютер. И его искусственный интеллект печатает исправно.