Налоговые льготы в Украине всегда были средством манипуляций, — Юлия Ковалив, замминистра экономического развития

Юлия Ковалив — одна из самых молодых госуправленцев, пришедших во власть после Революции достоинства. За последний год она успела побывать на руководящих должностях сразу в двух ведомствах. Сначала была членом Нацкомисии по регулированию энергетики и коммунальных услуг (НКРЭКУ). А с июня этого года она — первый замминистра экономического развития и торговли. Курирует привлечение инвестиций в страну, развитие государственных проектов, реформы в сфере интеллектуальной собственности и антимонопольного законодательства.

Кто она

Первый замминистра экономического развития и торговли

Почему она

Курирует привлечение инвестиций в страну и отбор государственных инвестпроектов

Путь наверх

В этом году вы впервые оказались в рейтинге Фокуса "100 самых влиятельных женщин Украины" и сразу же на 16-м месте. Как вам удалось так быстро попасть в высшую лигу власти?

— До того как я пришла на государственную службу, работала в больших международных компаниях. Еще два с половиной года посвятила работе в Координационном центре реформ (консультативный орган при президенте Украины, созданный в 2012 году. — Фокус). Там занималась реформаторскими инициативами, в основном в сфере энергетики. Многие вещи, которые сегодня имплементируются в этой сфере, были разработаны еще тогда. Например, закон о рынке электроэнергии, административная реформа. Поэтому все эти проблемы мне давно не чужды.

Вы работали в Газэкс-Украина российского бизнесмена Виктора Вексельберга и медиахолдинге UMH Сергея Курченко. Репутация у этих людей не лучшая. Почему выбрали именно эти компании?

— В Газэксе я начала работать еще до кризиса 2008 года. Тогда эта компания была частью холдинга "Комплексные энергетические системы", одним из бенефициаров которого был Виктор Вексельберг (с 2010 года является президентом российского фонда "Сколково". — Фокус). На тот момент она проходила международный аудит, имела прозрачное корпоративное управление, готовилась к IPO и была самой прозрачной частной компанией на украинском энергетическом рынке. И, кстати, компания была в конфликте с Росукрэнерго Дмитрия Фирташа. Да и отношение к российским компаниям в то время было совершенно другим.

Что касается UMH, то там очень простая история. В 2013 году компания входила в топ-15 крупнейших медиахолдингов СНГ, отчитывалась по международным стандартам и выпускала качественный продукт под всемирно известными брендами. Поэтому меня и привлекала возможность работы там. Но я пробыла в UMH всего три месяца. Как только поняла, что ситуация развивается не в ту сторону, ушла.

В августе 2014 года вы пришли на госслужбу в Нацкомиссию по регулированию энергетики. Кто вас приглашал?

— Рассмотреть работу в НКРЭ мне предложил Александр Данилюк (советник министра обороны. — Фокус), с которым мы работали в Координационном центре. Потом были собеседования. У нас на тот момент была хорошая команда, в том числе людей из бизнеса. За короткий срок нам удалось сделать очень много. Мы вместе с Нафтогазом написали закон о рынке газа, регуляторе рынка, запустили процесс либерализации цен на энергоносители, инициировали антимонопольное расследование относительно компании ДТЭК на рынке электроэнергии, которое сегодня продолжает Антимонопольный комитет.

А затем вы и еще несколько человек неожиданно ушли из НКРЭ. Говорят, из-за того, что туда пришли назначенцы бизнесменов Константина Григоришина и Дмитрия Фирташа. Правда?

— Я ушла оттуда, так как приняла предложение от Айвараса (министра экономики Айвараса Абромавичуса. — Фокус).

Генеральная репетиция

Основная ваша миссия в новой должности — стимулирование инвестиционных проектов. А они сейчас вообще есть?

— Инвесторы приходят только в стабильные экономики. Поэтому правительство последние 12 месяцев занималось прежде всего макростабилизацией. И мы видим ее первые признаки — постепенное замедление инфляции и падения ВВП. Рост экономики на 2%, по самым пессимистическим прогнозам, ожидаем уже в следующем году.

К Украине уже сейчас есть большой интерес со стороны частных немецких, французских, шведских, американских компаний. Они понимают наши конкурентные преимущества: образованные специалисты, недорогая рабочая сила, развитая инфраструктура, близость к Европе и зона свободной торговли с ЕС с 1 января 2016 года. Но для масштабных инвестиций всего этого мало. Чтобы конкурировать за международный капитал с Турцией или Словакией, нам нужно создавать для инвесторов стимулы. Вот как раз над этим и работаем.

Хотите дать бизнесу фискальные стимулы?

— Делать ставку на налоговые стимулы, как это часто было раньше, мы не намерены. Налоговые льготы в Украине всегда были средством манипуляций. Если же мы посмотрим на наши позиции в рейтинге Doing Business, то увидим, что одна из самых проблемных позиций у нас — доступ к инфраструктуре и строительство. Бизнесу иногда банально сложно подключить свою площадку к электроэнергии или теплу. Поэтому мы сосредоточились на упрощении разрешительных процедур и доступа к инфраструктуре. Что еще очень хотят видеть инвесторы, так это стабильность регуляторного поля. О низких налогах или ввозных пошлинах они задумываются в последнюю очередь.

В президентской стратегии-2020 обещано вливание в Украину $40 млрд иностранных инвестиций. Прошло полтора года, а нет даже десятой части запланированного. Это все еще реальная цифра?

— Если мы реализуем все наши планы, то да. Но для этого нужно несколько вещей: макростабильность, прозрачная судебная система, защита прав собственности, дерегуляция, продвижение бренда "Украина" и стимулы, о которых я уже говорила. Толчком для инвесторов может стать приватизация крупных объектов в следующем году. Только нужно, чтобы конкурсы по Одесскому припортовому заводу и Центрэнерго прошли не менее прозрачно, чем в свое время приватизация Криворожстали.

Наша задача сделать так, чтобы инвесторы посмотрели на Украину не как на рисковую страну. В 2004–2008 годах к нам тоже приходил иностранный капитал, но по большей части в секторы потребления и финансы. Фактически инвестиции не развивали наш экспортный потенциал. Этот тренд нужно менять.

Если реальной борьбы с коррупцией нет, откуда возьмутся инвесторы?

— Нужно ценить то, что уже нами сделано. Во-первых, полным ходом идет дерегуляция: мы вдвое сократили количество разрешительных документов. То есть бизнес уже меньше контактирует с государством, и это автоматически снижает коррупционные риски. Во-вторых, мы ввели систему электронных госзакупок ProZorro, которая пока распространяется лишь на допороговые закупки (до 200 тыс. грн для товаров и услуг и до 1,5 млн грн — для работ), но со следующего года должна охватить абсолютно все тендеры. В-третьих, реформируется госсектор, который всегда был источником коррупции. На многих предприятиях, включая ту же Укрнафту, произошла смена менеджмента. Заработала прозрачная система конкурсного отбора на такие должности. Есть номинационный комитет, куда входят представители в том числе ЕБРР, IFC и Всемирного банка, и только после согласования комитетом кандидатуры руководителей госпредприятий выносятся на рассмотрение Кабмина. Кроме того, нужен запуск прозрачной приватизации. Чем больше предприятий передадим в частные руки, тем меньшими будут убытки государства от неэффективного управления своими активами.

Государственное вмешательство

Помимо частных инвестиций, которые пока являются скорее вопросом будущего, есть еще государственные проекты. Что может сейчас профинансировать государство?

— Если вы проедете по Украине, то насчитаете большое количество недостроев, принадлежащих государству. В условиях ограниченного бюджета мы собираемся довести до конца строительство хотя бы части из них. На данный момент мы получили 18 проектов, которые необходимо дофинансировать и завершить. В частности, достроить корпусы Института отоларингологии, офтальмологической клиники им. Филатова, Института нейрохириругии, Охматдета, Института рака. Есть еще отдельный проект по внедрению информационных систем в том же Институте рака. Кроме того, имеется несколько инфраструктурных проектов по реконструкции гидротехнических сооружений, консервации хранилищ радиоактивных отходов, строительства дорог. Также предложен проект создания комплекса по производству боеприпасов. От Минобороны есть запрос на строительство жилья для военнослужащих. Госуправление делами хочет реконструкции Мистецького арсенала, Украинского дома и Мариинского дворца. В целом Минфин закладывает в бюджет 2016 года на инвестиционные программы один миллиард гривен. Но не менее 70% суммы пойдет на завершение уже начатых проектов.

По какому принципу вы отбираете приоритетные для государства проекты?

— Мы законодательно полностью изменили подход к отбору инвестпроектов. Раньше они согласовывались с Минфином и бюджетным комитетом Рады, но никто никогда не оценивал их эффективность. Сейчас это стало обязательным. И мы увидели, что многие министерства оказались попросту неготовыми презентовать свои проекты. Потому что мы их анализируем на предмет окупаемости, если проект имеет коммерческую составляющую, или же его альтернативную стоимость для общества, если проект носит социальный характер. То есть сейчас одной странички описания уже недостаточно. Нужны расчеты, SWAT-анализ (оценка рисков и возможностей. — Фокус), прогноз результатов.

В любом случае один миллиард гривен из бюджета на инвестпроекты — это слезы. Каким образом вы уложитесь в эту сумму?

— Не уложимся. Общая стоимость всех 18 проектов составляет около 17 млрд гривен. Из них в предыдущие годы было профинансировано 1,3 млрд гривен. То есть представьте, что иногда на такие проекты выделялось 100–200 тыс. гривен в год. В результате некоторые из них реализовываются десятилетиями. Клинику Филатова, например, начали строить еще в 1986 году. И сейчас нам нужно более 15 млрд гривен, чтобы довести все эти 18 проектов до ума. Этих денег у государства сейчас нет. Но мы рассчитываем на то, что часть проектов будет реализовываться в рамках государственно-частного партнерства. Мы уже подготовили законопроект, который позволит государству строить долгосрочные отношения с частными партнерами. Главную роль в этих процессах должны играть местные власти.

Проекты государственно-частного партнерства в Украине можно пересчитать на пальцах одной руки. Почему вы рассчитываете на успех?

— Да, большого опыта нет. Раньше у нас в основном были концессионные договоры в сфере ЖКХ. Но в декабре мы вместе со Всемирным банком начинаем серию семинаров для региональных властей, где будем рассказывать о мировом опыте государственно-частного партнерства. Мы считаем, что в следующем году реально сделать 5–7 проектов, которые станут базой для всех остальных. Это могут быть проекты в сфере ЖКХ, энергетики, инфраструктуры, образования и медицины.

Приведите пример.

— В городе не хватает садика, а денег у государства на его строительство нет. Местная власть заключает с частным предпринимателем договор о его строительстве, обязуясь оплачивать обучение детей в этом садике. Партнер получает гарантию платежей, государство — экономию на строительстве объекта инфраструктуры. Или другой пример — в сфере отходов. Частный инвестор строит полигон, а местная власть подписывает с ним долгосрочный договор на его услуги.

Кроме того, мы очень хотим в следующем году запустить в Украине новые индустриальные парки. Сейчас на бумаге у нас есть целых двенадцать, но по факту в европейском понимании — ни одного. То есть как площадки для размещения производства в одном месте и получения синергии от этого их рассматривать нельзя. Возможно, такой проект будет реализован во Львове. Сейчас местная власть ведет переговоры с управляющей компанией, которая имеет опыт международный работы с индустриальными парками.