Уйти, чтобы остаться. Кто выиграет от перемирия в Донбассе

Почему замороженный конфликт на востоке Украины - лучший выбор из худшего

Фото: пресс-служба президента Украины
Фото: пресс-служба президента Украины
Related video

Усталость от войны меняет риторику в Украине. На смену лозунгу "До победного конца!" приходит лозунг "Заморозим конфликт". Возможно, труднее всего его принять тем, чьи близкие не вернулись из пекла, которое до сих пор носит название АТО. Трагичны не только сами потери, но и тот крик, что застыл на губах людей, похоронивших своих сыновей, отцов и братьев. За что они погибли? Тем не менее перевод противостояния в Донбассе в фазу, которую медики назвали бы латентной, по-видимому, лучший выбор из худшего.

Во-первых, мы сохраним армию — регулярную и в виде добровольческих батальонов. В сравнении с этим временная потеря территории, сколь бы это ни было драматично, утрата чувствительная, но не смертельная. Классический пример из истории — сдача Кутузовым Москвы — это доказывает. Речь в данном случае, естественно, не идет о доблести. Просто в сдаче своих земель присутствует трезвое понимание ситуации. Того, что из нее можно выжать. Почти как в шахматах — жертва фигуры помогает спасти или даже выиграть партию.

Тем, кто сочтет такой поворот событий отступлением, "сливом Донбасса", стоит напомнить аргументацию Сократа, который в одном из платоновских диалогов потешался над Лахесом, считавшим, что храбрость — это "неколебимо стоять в строю перед лицом врага". "Как! — воскликнул Сократ. — Разве было бы трусостью бить неприятеля, отступая пред ним?" В чем-то это как раз наш случай. Мы сможем бить врага отступая — прежде всего, отступая от желания любой ценой удержать то, что сегодня удержать либо чрезвычайно трудно, либо (с учетом прогнозируемых маневров России) попросту невозможно.

Во-вторых, мы избежим значительных жертв среди населения. Это крайне важно. Потому что на календаре уже сто и один год как не 1914-й. Это в Первой мировой потери гражданских лиц составляли всего лишь десятую часть общих потерь. Дальше пропорция менялась ужасающими темпами. Во Второй мировой гражданских было убито столько же, сколько и военных. Во Вьетнаме 70% погибших не держали в руках оружия. В Ираке эта цифра взметнулась до 90%. Пример из другой войны — Гражданской, разразившейся в России после октября 1917-го. Возможно, ориентироваться именно на ее показатели для нас имеет смысл в значительно большей степени, чем мы сами это осознаем. Косвенные подсчеты дают общую цифру безвозвратных потерь примерно в 5,75 млн человек. При этом потери воюющих лагерей — красноармейцев и белогвардейцев (и союзников каждой из сторон) — даже с учетом тех, кто умер от ран или тифа, были на порядок меньше. Да, свою роль сыграл "красный террор", объявленный Лениным и Троцким. И "белый террор" — тоже. Но если колесо нынешней войны наберет обороты, кто может дать гарантии, что разбуженная ненависть (а она ведь уже разбужена) не даст аналогичных плодов? Те, кто сегодня с патриотическим пафосом требует "продолжения банкета", должны по крайней мере отдавать себе отчет в возможности реализации самого негативного из всех сценариев.

Мы сможем бить врага отступая — прежде всего, отступая от желания любой ценой удержать то, что сегодня удержать либо чрезвычайно трудно, либо попросту невозможно

В-третьих, локализованный в нынешних границах "ДНР" и "ЛНР" конфликт позволит Западу делать щедрые жесты в формате того, что сейчас называют "планом Маршалла для Украины". При эскалации же конфликта благородство Запада, особенно Европы, будет стремиться к некоему своему пределу. Объяснение простое: цивилизованная Европа слишком боится откровенного столкновения с диким гунном по имени Россия. Нет, она, конечно, будет помогать Украине. Но только тем, чем сможет, а вовсе не тем, чем необходимо.

В этом смысле обсуждения Бараком Обамой и Ангелой Меркель перспектив поставок летального оружия Киеву отчасти напоминают британские дебаты по поводу оказания помощи Белой гвардии в борьбе против большевиков. Черчилль, на тот момент — военный министр Британии, заявил: "Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года (1919-го. — Фокус) мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи". Это понимал Черчилль. Однако эту точку зрения не разделял глава британского кабинета Ллойд Джордж. Последний, по словам биографа генерала Деникина, "лавировал между помощью Белому движению, желанием торговать с советским правительством и стремлением поддерживать самостоятельность мелких государств, возникших на окраинах бывшей Российской империи".

Такие противоречивые устремления британского премьера во многом сродни особенностям поведения наших западных партнеров сегодня. Они хвалят Украину и со всех трибун вещают о готовности предоставить необходимую помощь. То есть делают все то же самое, что делал и Ллойд Джордж. Разве что избегая откровенно комических проколов последнего, прославившегося созданием мифической фигуры "генерала Харькова". Сей достойнейший полководец, по мнению Джорджа, самоотверженно сражался против большевиков наряду с Деникиным и Колчаком. Летом 1919-го в Таганроге этому персонажу по велению английского короля Георга V должны были даже вручить орден Михаила и Георгия "за заслуги в борьбе с большевизмом как мировым злом". Но вдруг выяснилось, что никакого генерала Харькова среди военачальников Белого движения не существует. Ллойд Джордж спутал название города с фамилией. Если учесть то, как события в России развивались дальше, этот исторический анекдот может служить не только для развлечения. "Как только выяснилась неудача Деникина, та крайне нерегулярная поддержка, которую оказывали ему великие державы, была совершенно прекращена", —пишет Черчилль в своей книге "Мировой кризис". Кто-то и впрямь верит, что в случае, если украинская армия начнет терпеть поражение от российской военной машины, нынешний Запад поступит с Киевом как-то иначе?

Украине очень важно, чтобы в ближайшие два года было как можно меньше стрельбы. А потом будет видно, кто и куда станет наступать

Кстати, на стадии, когда победа Белого движения в России уже была поставлена под вопрос, знаете, что Запад предложил Деникину? Федерализацию! Но Деникин уперся. Он считал Россию единой и неделимой. Разве не раздаются сегодня из Европы голоса о "широкой автономии" Донбасса? И не станут ли эти голоса еще громче, если военная фортуна, и без того не слишком благоволящая к украинцам, отвернется от них? Может, все-таки лучше не искушать Запад без нужды?

Наконец, в-четвертых. "Замороженный конфликт" в Донбассе — это возможность выиграть время и накопить силы. В определенном смысле это хитрость Давида, вышедшего на бой с Голиафом. Великана не побеждают мечом. А вот с использованием пращи (то есть при игре не по правилам) подобный шанс есть. Время для Украины — это реформы, "план Маршалла" и создание боеспособной армии. Время для России — это санкции, удручающая цена за баррель нефти, невозможность взять кредит, надвигающийся социальный кризис. Украине очень важно, чтобы в ближайшие два года было как можно меньше стрельбы. А потом будет видно, кто и куда станет наступать. В новейшей европейской истории, к слову, такой прецедент уже был. Страна, плодотворно использовавшая время для того, чтобы увеличить свой потенциал (в том числе военный), называется Хорватией. С сепаратизмом там было покончено. Тогда, когда это стало реально возможным.