Утечка мозгов меняет направление: блестящие умы концентрируют у себя Китай и Индия

В декабре прошлого года муниципальный суд Бостона признал профессора Гарвардского университета Чарльза Либера виновным в экономическом шпионаже в пользу Китая. В записанном на пленку интервью ученый признался, что провез из Уханя в Бостон сумки, где лежало от $50 тыс. до $100 тыс., о которых налоговое управление США и не подозревало. И это не считая $200 тыс., размещавшихся определенное время на банковском счете исследователя.

Дальнейшая судьба Либера, которого в 2011 году медиакомпания Thompon Reuters поставила на первое место в рейтинге "100 лучших химиков десятилетия", кажется незавидной. На фото в окружении нацеленных на него микрофонов и телекамер этот больной раком человек, чьи исследования британский The Economist назвал "предтечей амбициозных идей Илона Маска по наполнению человеческого мозга нанотехнологиями", имеет усталый и отрешенный вид. Ученый не признает себя виновным, однако ему грозит до 26 лет тюрьмы и $1,2 млн. штрафа.

Как заявляет прокуратура, 62-летний Либер, стремясь получить Нобелевскую премию, в 2011 году согласился стать "ученым-стратегом" в Уханьском технологическом университете, приняв таким образом участие в китайской кампании по набору персонала под названием "Программа тысячи талантов". Университет, как утверждается, выплачивал профессору до $50 тыс. ежемесячно с покрытием расходов на проживание в сумме $158 тыс. Кроме того, Либеру было выделено $1,5 млн на создание лаборатории.

Незадекларированные доходы, сокрытие своего участия в китайской программе, а также то, что профессор с 2008 года получал гранты на общую сумму $15 млн от Национального института здравоохранения и Министерства обороны США, следовательно, был обязан отчитываться перед правительством о любом каковы финансовые связи с другими государствами, и сформировали пакет обвинений.

Коллеги профессора, конечно, "шокированы" и "расстроены" падением плодотворного химика-исследователя, как в конце января написал ресурс The Harvard Crimson. Но они также озабочены будущим международного научного сотрудничества.

Шон Р. Эдди, профессор молекулярной и клеточной биологии и прикладной математики, говорит: "Идея о том, что результаты фундаментальных исследований могут быть украдены через международные каналы, раздражает всех нас в научном сообществе как нечто неправильное". А за несколько месяцев до того доктор Росс МакКинни-младший, главный научный сотрудник Ассоциации американских медицинских колледжей, увидел в преследованиях знаменитого химика тревожный знак: "Мы [американское общество] медленно, но неминуемой дорогой идем к чему-то вроде маккартистской проверки чистоты".

Говорить о происходящем как о тенденции позволяет количество прецедентов: случай Либера не единственный. Недавно The New York Times опубликовала статью о судьбе Ган Чена, ученого из Массачусетского технологического института. Иммигранта, ставшего гражданином США в 2000 году, год назад также взяли под стражу, обвинив в сокрытии шпионских связей со своей исторической родиной. В январе этого года обвинения сняли, но, как выразился доктор Чен, ущерб, нанесенный ему и американской науке, остался. Но, возможно, еще важнее в этих казусах то, что они — красноречивый глобальный маркер: тренд последних десятилетий, известный как "утечка мозгов", буквально на наших глазах меняет свое направление. Если раньше процесс brain drain был похож на путешествие с билетом в один конец, Америку, то сегодня пунктов назначения гораздо больше. Китай – один из них.

На пути к 1000 талантов. Китай, Кремниевая долина и новый мировой порядок

В мае 2017-го Кэ Цзе, юный китаец в очках в квадратной оправе, сутулясь и потирая виски, вел напряженное сражение с невидимым противником. За битвой следило множество людей. Ке Цзе лучше, чем любой другой человек на Земле, умел играть в го — игру с 2500-летней историей, которая в Древнем Китае считалась одним из четырех искусств, которыми должен был обладать любой ученый Поднебесной. На этот раз он боролся с одной из самых умных машин – AlphaGo, оснащенной мощным искусственным интеллектом (ИИ), за созданием которого стояла вся мощь технологических ресурсов Google.

"Для некоторых наблюдателей из США победы AlphaGo означали не столько победу машины над человеком, сколько победу западных технологических компаний над всем другим миром", — утверждает Кайфу Ли в книге "Сверхдержавы искусственного интеллекта. Китай, Кремниевая долина и новый мировой порядок".

Кэ Цзе проиграл. Менее чем через два месяца после показательного разгрома Государственный совет КНР выпустил смелый план развития и внедрения искусственного интеллекта с целью догнать и перегнать США.

"Были поставлены четкие задачи, которые должны выполниться до 2020-го и 2025 года, — пишет Кайфу Ли, — и отмечена главная цель: до 2030-го сделать Китай центром глобальных инноваций в области искусственного интеллекта, играющего ведущую роль в сфере теоретических разработок, технологии и внедрение.К 2017 году китайские венчурные инвесторы уже отреагировали на призыв, вложив в стартапы рекордные суммы, составившие 48% всего венчурного финансирования ИИ в мире. В этом отношении они впервые обогнали США".

Сегодня Поднебесная демонстрирует несомненные успехи на этом поприще, заставляя Запад чаще задавать вопросы: "Сможет ли Китай создать лучшую в мире индустрию искусственного интеллекта?"

Статья под таким названием, появившаяся в январе в The Economist, открывается интересным примером. Языковой модели искусственного интеллекта под названием Wu Dao 2.0 удалось написать строчку, которая не отличается по размеру и тону от древней поэзии: "Южнее реки Хуайхэ сквозь дождь и снег виднеется несколько гусей". Это был прорыв в использовании нейронной сети, содержащей 1,75 трлн переменных. За год до этого исследователям из Сан-Франциско удалось "вбить" в аналогичную систему всего 175 млрд параметров.

Значит ли это, что Пекин утер нос Вашингтону или что он сделает это в ближайшее время? Особенно учитывая, что в настоящее время Китай развертывает больше промышленных роботов с применением искусственного интеллекта, чем любая другая страна. А в 2020 году он опередил Америку по количеству цитат в журналах в этой области. Ответ аналитиков из The Economist: нет.

В 2020 году, пишет издание, через три года после начала реализации генерального плана, частные китайские фирмы, занимающиеся разработкой искусственного интеллекта, не получили даже половину объема инвестиций, поступившего их американским коллегам. К тому же есть сомнения в эффективности использования средств. По словам Джеффри Динга из Стэнфордского университета, многие государственные инвестиции в искусственный интеллект были "безрассудными и лишними". По оценкам консалтинговой компании Deloitte, в 2018 году 99% самопровозглашенных китайских ИИ-компаний оказались фиктивными.

Ну и, наконец, проблема кадров. Хотя около трети ведущих мировых специалистов в области искусственного интеллекта являются выходцами из Китая, только десятая часть фактически там работает. Нехватка зарубежных исследователей еще больше удерживает возможности Китая, отмечает Мэтт Шихан из вашингтонского аналитического центра "Фонд Карнеги".

И все же ситуация высокотехнологичного "армрестлинга" между Пекином и Вашингтоном не столь однозначна, как раньше. Как пишет ученый-компьютерщик Ноа Смит, "с 1980-х до начала 2010-х США не нужно было ничего делать, чтобы побуждать лучших ученых и изобретателей переехать сюда — мы были очевидным пунктом назначения. Теперь, когда наш имидж запятнан, иммиграция падает, нам, вероятно, придется активно конкурировать за таланты, которые в прошлом попали бы прямо к нам в руки".

Калеб Уотни, соучредитель американского Institute for Progress, отмечает, что Китай пытается сделать что-то похожее на США с помощью существующей с 2008 года "Программы тысяч талантов" (TTP) — далеко не единственного инструмента подобного рода. В ход идут разные льготы и финансовые стимулы.

Ремко Цветслот, научный сотрудник Центра безопасности и новых технологий Джорджтаунского университета, приводит на первый взгляд скромную цифру успеха реализации программы TTP: 7 тыс. человек за десять лет. Однако это в 3,5 раза больше, чем первоначально планировалось. Большинство из них составляют категорию "вернувшиеся из-за границы китайцы". На сленге их называют "морскими ракушками" из-за омонимичности двух понятий в китайском языке.

За пределами TTP могут просматриваться и числа иного порядка для "возвращенных". Например, по данным китайского Министерства образования, обнародованным в 2018 году, количество репатриантов составило полмиллиона человек. При этом количество студентов, выехавших за границу, оказалось еще выше — 650 тыс. человек. К тому же нигде не указано, есть ли те, кто решил снова ступить на родную землю, "сливками общества", которые призваны преподнести Поднебесную на технологические небеса.

У Пекина, правда, есть еще одно "тайное" оружие в битве за таланты: студенты, приезжающие на учебу в КНР. Их число выросло с 225 тыс. в 2008 году до 492 тыс. в 2018 году. Среди них Китай также сможет формировать кадры по тем направлениям, которые объединены аббревиатурой STEM — наука, технологии, инженерия, математика. И если Пекину не всегда удается сделать реверс для процесса "оттока мозгов" в случае с мигрантами в США, то приток молодой крови и высококвалифицированных специалистов из Азии он организует достаточно успешно. Весной прошлого года власти Тайваня заявили о том, что Китай ворует у них технологии и переманивает кадры. В этой связи министерство труда острова запретило своим компаниям по поиску персонала предоставлять услуги компаниям КНР.

В столь острой конкурентной борьбе некоторые аналитики угадывают ситуацию, когда монополия Кремниевой долины может сойти на нет. Согласно проведенному в 2019 году опросу крупной международной компании KPMG со штаб-квартирой в Нидерландах, почти 60% технологических лидеров рынка считают, что Кремниевая долина потеряет звание мирового технологического центра в течение следующих четырех лет. Освободившаяся вакансия, по мнению аналитиков KPMG, может остаться и в Америке. В кандидатах здесь ходят Нью-Йорк, Бостон и Остин. Тем не менее, Пекин с научным центром Чжунгуаньцунь — "китайской Кремниевой долиной" на северо-западе столицы — также среди основных претендентов сразу за Нью-Йорком.

Z-Park, как еще называют Чжунгуаньцунь, со своими несколькими тысячами иностранных сотрудников пока не может сравниться по этому показателю с Сан-Франциско: в Кремниевой долине каждый третий талант — зарубежный. Однако у тех, кто работает в китайских технологических гигантах, есть другой плюс — поразительная работоспособность.

Эндрю Ин, основатель Google Brain, также работавший с искусственным интеллектом для китайской компании Baidu, на одной из конференций сравнил эти две среды: "Темп работы в Китае просто невероятно высок. Возглавляя группу коллег в Китае, я мог созвать совещание в субботу или воскресенье, или когда угодно, и все приходили, и не было никаких жалоб. Я был в США, занимался продажами. Не буду называть имен, но наш поставщик однажды мне позвонил по телефону и сказал: "Эндрю, мы в Кремниевой долине. Вы должны перестать обращаться с нами как с китайцами, потому что мы просто не можем выполнять ваши заказы с такой скоростью".

Бенгалуру, город, направленный в будущее

Когда в конце ноября прошлого года Параг Агравал сменил в должности гендиректора соучредителя Twitter Джека Дорси, индийцы взорвались целым шквалом поздравлений. А одна из пользовательниц соцсети восторженно написала:

"Twitter — Параг Агарвал

Google — Сундарь Пичаи

Microsoft — Сатья Наделла

IBM — Арвинд Кришна

Adobe— Шантану Нарайен

VMWare — Рагу Рогурам

Так много руководителей индийского происхождения в глобальных технологиях!"

Так оно и есть. Трое из четырех айтишников на мировом рынке – индийцы. Бенгалуру, третий по величине город в стране и столица штата Карнатака, производит 38% IT-экспорта Индии. В ближайшие годы, по мнению ряда "цифровых пророков", он может обойти Сан-Франциско с его Кремниевой долиной как важнейший мировой центр информационных технологий.

Как такое вообще стало возможным? Причин несколько.

Одну из них назвал Рамабадран Гопалакришнан, соавтор книги "Менеджер: сделано в Индии" и бывший исполнительный директор инвестиционного холдинга Tata Sons: "Ни один народ в мире не устраивает своим гражданам таких гладиаторских тренировок, как Индия". Адаптируясь к жесткой конкуренции в неупорядоченной среде, человек наконец выходит из этих испытаний "менеджером от Бога".

Вторая причина в том, что у Индии своя история с развитием информационных технологий и умелое использование в этой сфере человеческого капитала. Когда в Китае шла культурная революция, в Дели уже одобрили государственную программу под компании, специализирующиеся на разработках программной продукции. Субсидии, льготные кредиты, сниженные таможенные ставки – там было все. В 1973 году под Мумбаем появилась первая специальная экономическая зона SEEPZ, давшая толчок экспорту программного обеспечения. В 1975-м основана семью годами ранее первая индийская IT-компания Tata Consultancy Services изо всех сил продавала софт для банков Канады, Швейцарии и ЮАР. В прошлом году эта корпорация, ставшая транснациональной, имела капитализацию в $200 млрд.

Третья причина – изменение иммиграционной политики США в 1960-е, когда распределение квот на миграцию для разных стран было поставлено в зависимости от двух факторов – профессиональной квалификации и перспективы воссоединения семей. Так в Америку поехали сначала индийские ученые, инженеры и врачи, а затем программисты. Иногда они оставались на том берегу Атлантики, иногда возвращались домой, чтобы запустить свой бизнес.

Наконец, четвертая причина – умение работать на аутсорсинге. По этому показателю Индия далеко впереди всей планеты.

Все это вместе сыграло на руку Бенгалуру, где сосредоточены половина стартапов страны, множество крупных компаний, а также университетов, колледжей и исследовательских центров. И сегодня, когда очередь за гринкартами в США заметно удлинилась, а возможности для бизнеса в самой Индии расширились (особенно после того как в 2015 году правительство Нарендры Моди сделало условия для IT-проектов еще более удобными), многие индийцы, как пишет обозреватель высоких технологий агентства Bloomberg Сарита Раи, "предпочитают "американской мечте" открытие стартапов у себя на родине".

Не слишком преувеличивая, можно сказать, что количество индийских "единорогов" — стартапов стоимостью более миллиарда долларов — растет как на дрожжах. Особенно в Бенгалуру. Многих из них впоследствии поглощают крупные международные "акулы", например, в августе 2018-го 77% акций онлайн-магазин Flipkart приобрел за $16 млрд американский Walmart. Однако в целом это свидетельствует о том, что Бенгалуру вполне под силу сгенерировать могучий технологический бизнес, закладывая основу для того, чтобы его название "индийская Кремниевая долина" превратилось из символики в реальность. Эксперты не утверждают, что это произойдет завтра. Речь идет скорее о середине XXI века: именно она способна получить титул "индийской эпохи" в мировой экономике подобно тому, как начало века в определенной степени было "китайской эпохой".