Как я искала красивые мужские руки

Звонок. "Здравствуйте. У меня к вам вопрос как к музыковеду: поможете найти красивые мужские руки?"

Я на долю секунды опешила, но тут же взяла себя в руки. Голос в трубке продолжал: "У нас проблема: не можем найти руки мужчины среднего возраста, красивые и умелые одновременно (он должен собирать перед камерой пазл), вот и подумали, что нужно обратиться к музыкантам".

"Тоже мне, проблема, сейчас найдем", — уверенно хмыкнула я в трубку и, полистав на Facebook фотографии знакомых музыкантов, с тоской поняла, что поиски будут долгими. У пианистов руки, как у неженок. Никаких ассоциаций с опытом и надежностью, которые нужны для ролика, и это несмотря на ежедневную борьбу с клавишами по 7–8 часов. У гитаристов — с длинными женскими ногтями на правой и грубыми мозолями на подушечках пальцев левой руки. Вообще не то.

Вспоминаю, как в студенческой поликлинике мы вместе сдавали кровь — сварливая медсестра выхватывала очередную чью-нибудь левую руку и тут же прокалывала ее иглой-скарификатором. "Колите правую, я же гитарист". — "Смотри, умник нашелся, я здесь тридцать лет работаю, сама знаю, что мне делать". Прокалывает безымянный палец, ругается, но ничего выдавить не может, следом мизинец, средний и указательный, и только после этого капитулирует. Следующий пациент сообщает, что он гитарист еще из-за двери. Наконец к синей от злости медсестре заглядывает еще один. "Ну вы-то хоть не гитарист?" — шипит она. "Я басист", — доверительным тоном сообщает тот. "И что?" — "Да вы можете мне хоть всю кисть отрезать, а кровь так и не нацедите".

Что делать, звоню директору одного из наших главных симфонических оркестров. Спотыкаясь о слова, объясняю, зачем его беспокою. Тем же вечером оркестранты дружно шлют мне фото рук — своих и соседей, нахваливая форму ногтей, длину третьей фаланги и изящество запястий. А я тем временем уже выпрашиваю у искусствоведов контакты скульпторов с длинными и сильными пальцами. Эх, все-таки красивые и умелые мужские руки — большая редкость.

"На вас последняя надежда, спасайте!" — это уже второй звонок от режиссера. На этот раз нужно найти высокого худого скрипача старше 35 с ярко выраженной еврейской внешностью. Господи, да у меня полно "ярко выраженных" знакомых, но среди них нет ни одного худого, чего им голодать-то. "У меня есть как раз то, что тебе нужно", — радостно рапортует подруга. — Только ему семнадцать и он армянин, но это же ничего?"

Меня спасает кум-кларнетист (нет, все-таки фраза "тот, кто свыше 10 лет играет на кларнете, автоматически становится евреем" не так глупа). "Кума, лови телефон Мони Сереброва (скр., 39 лет, не женат)". Расслабленно выдохнув, отсылаю его контакты подруге режиссера, тоже музыковеду. "Лю! Он же всю жизнь был Мишей! Но сейчас перешлю". Оказывается, наш Моня, то есть Миша, в студенческие годы зависал в ее блоке в общежитии — соседка уверяла, что они брат и сестра, но когда будущий (по тем временам) муж был в отъезде, "семейку" застукали. Я ни разу не видела Моню, то есть Мишу, со скрипкой, но после этой истории мне почему-то кажется, что наши поиски увенчались успехом.

Звучит как анекдот, но нашу переписку прерывает звонок: "Здравствуйте! У меня к вам вопрос как к музыковеду…"