Аллах с тобой! У исламского мира России появился настоящий светоч

Пока Кадырову разрешают многое. Кадыров уже хочет все

Sputnik / Scanpix
Sputnik / Scanpix

После несогласованной акции протеста мусульман в Москве и миллионного митинга в столице Чечни стало очевидно, что взаимоотношения Путина и Кадырова вступили в новую фазу.

Напомню: глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров высказался против позиции России, если та и впредь будет поддерживать "шайтанов, которые сегодня совершают преступления" в Мьянме.

Этим заявлением Грозный стал претендовать на центр силы, способный влиять не только на внутреннюю, но и на внешнюю политическую повестку дня в России. Путину это не сулит радужных перспектив. Как и России в целом.

Немного из истории вопроса. Конфликт в Мьянме носит затяжной характер. Во время Второй мировой, когда британские войска отступили из региона, начались столкновения между двумя этническими группами — рохинджа и араканцами. Первая, малочисленная, исповедовала ислам, вторая, доминирующая, — буддизм. Уже в нынешнем веке ситуация обострилась. В 2015 году, спасаясь от преследования, из своих домов в штате Ракхайн на западном побережье страны вынуждены были бежать в соседнюю Бангладеш десятки тысяч рохинджа.

25 августа этого года "Армия спасения рохинджей Ракхайна" атаковала ряд полицейских постов. Москва эту акцию осудила, указав число погибших силовиков — 11. Ответный удар военных Мьянмы унес жизни примерно 400 человек. На это раз реакция Кремля была вялой: "внимательно следим", "обеспокоены", "призываем". О числе погибших — ни слова.

Такую позицию РФ — последовательную на протяжении довольно длительного времени — в значительной степени обусловило стремление к партнерству с Китаем, который поддерживает правительство Мьянмы, исходя из собственных интересов. В марте этого года Москва вслед за Пекином заблокировала заявление Совбеза ООН с осуждением происходящего в Мьянме. Это, так сказать, исходные данные.

Теперь Кремль старается представить дело так, будто инспирированные Кадыровым митинги и его слова о шайтанах никак не повлияли на позицию России в отношении конфликта в Мьянме.

Мол, Москва изначально хотела примирения враждующих сторон. Это во-первых.

А во-вторых — будто мнения региональных лидеров по поводу внешней политики страны могут не совпадать с тем, что формирует и проводит метрополия. И им дозволено эти мнения публично высказывать. Так что, как выразился Путин, "никакой фронды со стороны руководителя Чечни нет".

Правды в этом не больше, чем в мантре "ихтамнет". Это попытка сохранить хорошую мину при плохой игре. На самом деле все свидетельствует об обратном.

Возможно, Кремль и желал урегулирования ситуации в Мьянме. Но шел он по пути осуждения действий рохинджа. И только на саммите БРИКС в Сямэне, уже после выступлений российских мусульман, Путин воззвал не к рохинджа, и даже не к обеим сторонам конфликта, а к правительству страны, потребовав взять ситуацию под контроль. Легко предположить, что после этих слов идиллической картинки братания воинов бирманской армии со своими противниками никто не увидит. Тем не менее это уже иной внешнеполитический вектор. Мягкое, но все же давление на Нейпьидо (столица Мьянмы). И не исключено, что Москве придется извернуться в этом вопросе еще более акробатически, изобразив укус собственной ягодицы: не ветировать заявление по Мьянме, а наоборот — инициировать его.

Во всяком случае, Сергей Марков — "пробник" российской политологии — сразу после московского митинга написал, что руководству страны стоит "официально поддержать гнев российских мусульман и выразить протест правительству Мьянмы. И поднять этот вопрос на Совете Безопасности ООН".

Тезис о свободе внешнеполитического слова для руководителей регионов звучит и вовсе как издевка.

Рискни какой-нибудь саратовский губернатор выразить несогласие с Москвой, допустим, в вопросе взаимоотношений с Тибетом, да еще выведи он для пущей убедительности на улицы Саратова десять тысяч сторонников, где бы он был даже не завтра, а в тот же день?

Для регионального лидера в России лучшее место выражения свободомыслия в вопросах внешней политики — в кровати, под одеялом, при выключенном свете и фиоритурах храпа жены.

Для любого. Кроме Кадырова.

При этом Путин — не дурак и отлично понимает, что Кадыров — фронда. Но никаких методов воздействия на главу Чечни у него нет. Причем давно. А с некоторых пор ситуация начала усугубляться. Кадырову стали тесны рамки лидера мусульман региона. И теперь минимум, на который он согласен, — роль мусульманского светоча для всей РФ. Эта трансформация сейчас, собственно, и происходит. Совет муфтиев России поддержал его акции. Центральное духовное управление мусульман, солидаризируясь с ним, призвало участников конфликта в Мьянме "незамедлительно сесть за стол переговоров". Бразды правления буквально поплыли к его рукам.

Это объясняется и активностью самого Кадырова, и тем фактом, что — как выразился социолог Денис Соколов, специалист по Кавказу и военизированным группировкам, — "у российских мусульман сегодня есть только два реальных политических проекта, между которыми они могут выбирать. Это аль-Багдади, самопровозглашенный халиф "Исламского государства", и Рамзан Кадыров, глава Чечни и генерал-майор российской полиции, который в последнее время все больше позиционирует себя как защитник ислама в России и мире. Никто не в состоянии сегодня конкурировать с ними за исламскую городскую и сельскую молодежь, ищущую радикальных и простых способов самореализации".

Из 144 млн населения РФ от 15 млн до 20 млн — мусульмане. Может, даже больше. Поскольку рождаемость у них намного выше, чем в средней российской семье. Это огромная сила.

И если она будет каким-то образом собрана под единым кулаком, то именно она и будет диктовать правила игры не только во внешней, но и во внутренней политике. Особенно там, где начнет разыгрываться исламская карта. А в том, что она будет разыгрываться, сомнений нет. Конфликт нужен, чтобы объединить мусульманский мир. И на глобусе хватает политических игроков, готовых заплатить за этот конфликт.

Мьянма в этом смысле — лишь первая ласточка. Но у Путина нет хороших решений даже для этой, ранней, сравнительно "вегетарианской", стадии развития событий. Его растерянность иллюстрируют действия силовиков во время митинга мусульман возле посольства Мьянмы в Москве. Навальный прокомментировал их так: "Несанкционированная акция. Ноль задержаний. Ноль претензий со стороны власти. Ноль уголовных дел. Ноль возмущений пропагандистов".

Все верно — ноль. И так, похоже, впредь и будет. Поскольку уже упоминавшийся Марков по горячим следам начал подыскивать резоны для таких реакций власти на будущее: "России нужно принять закон, которым регулировали бы такие спонтанные народные митинги протеста. Такие митинги должны регулироваться по-другому, чем митинги политиков и партий".

Это тупик. Лучше всего о нем, по-моему, сказал российский оппозиционер Леонид Гозман: "Политика создания на Северном Кавказе султаната, вооружение его, обеспечение всем на свете должна была когда-то закончиться крахом. Ну, содержательно она уже давно закончилась крахом. А крахом и для самого спонсирующего все это безобразие государства. И мне кажется, что этот крах уже сейчас наступил. Точка невозврата уже пройдена".

Точка.