Бой с гидрой. Когда украинская власть излечится от фобий

Существует два предполагаемых триггера, запустивших эпопею с блокированием телеканала NewsONE. Первый — фраза, сказанная Евгением Мураевым, в которой он назвал события на Майдане не революцией, а государственным переворотом. Второй — ведение прямых эфиров с акций, организованных Михеилом Саакашвили и имеющих целью привлечь внимание граждан Украины к теме импичмента президенту.

Между откровениями Мураева и прибытием людей в балаклавах, требующих от владельца канала извинений за сказанное, прошло несколько дней. И те, кто посчитал такую замедленную реакцию какой-то психической аномалией, высказали мысль, что реальная причина "наезда" на NewsONE — как раз продвижение идеи импичмента.

Возможно. Но что, если верны оба мотива? Что, если тот, кому положено каменеть от одной перспективы импичмента, считает возможным бороться с ней, играя на самых тонких, самых болезненных струнах в душах людей? Что, если у нашей власти сформировался такой особый синдром: стоит ей услышать про себя что-то неприятное (а приятного, кроме безвиза, не так много), как она тут же запускает ритуал клятвы на крови? Святой крови, пролитой за светлые идеи, которые эта же самая власть и не спешит воплощать в жизнь.

Мураев, как человек, сказал, возможно, не самую умную вещь. А как политик — и подавно глупую. И у него была возможность сразу, в студии, все исправить. Благо Юрий Левченко, народный депутат, член партии "Свобода", тут же предложил ему довольно взвешенный понятийный выбор. Майдан — это революция. А вот то, что произошло потом, и те, кто на волне Майдана пришел к власти, — совсем другое. Это надо разделять.

Мураев эту модель не принял. Его после этого можно считать кем-угодно. Господин Аваков, к примеру, назвал мерзавцем и провокатором. Ну что ж, у нас, как ни крути, свобода слова. И почему бы министру внутренних дел, который ничем не рискует, ею и не воспользоваться? В конце концов, придется господину Мураеву такой терминологический ряд не по нраву — подаст на обидчика в суд. Но дело все же не в Мураеве. Потому что вопросов к власти, клянущейся памятью героев Небесной сотни, гораздо больше, чем к нему.

В том, как продвигается расследование убийств на Майдане, не вина Мураева. Даже если бы в Уголовный кодекс Украины внесли пункт об ответственности за непризнание событий на Майдане революцией, это бы не сняло с власти ответственности за то, что у нас нет полной картины того, как и что в те трагические дни происходило. Кто эти мерзавцы, из-за которых погибли патриоты? И сколько из них понесли наказание?

Тут примерно такая же картина, как с Холокостом. Если бы это было просто слово, означающее "всесожжение", оно бы, наверное, было эмоциональным, но все же малодоказательным. Однако за Холокостом стоят собранные факты, расследования, показания очевидцев и т. д. И даже в этом случае находятся ревизионисты — те, кто пытается опровергнуть сам факт массового уничтожения евреев. Они пускаются во все тяжкие. Они утверждают, что не было никаких приказов Гитлера. Что путаные свидетельства выживших — повод сомневаться в том, что такое вообще имело место. Что газовые камеры не могли так интенсивно работать. Что сжечь такое количество трупов в отведенный срок невозможно. И это говорится уже после того, как все трагические страницы тщательно изучены.

Стоит ли удивляться реплике Мураева в нашем, украинском контексте?

Но такое положение вещей ведь не только в случае с Майданом. С коррупцией та же петрушка. Если бы трое пресловутых друзей, которых Петр Алексеич рекомендовал посадить по рецепту Ли Куан Ю, уже сидели, где положено (а вместе с ними и еще пара десятков), — глядишь бы, и поклонников идеи импичмента набралось гораздо меньше.

Пока же власть будет думать, что собственные фобии она может унять чем-то иным, кроме реальных дел — арестами неугодных, набрасыванием постромков на медиа и т. п., — она все время будет воссоздавать призраков, воевать с ними. Но это примерно то же самое, что биться с Лернейской гидрой, когда ты не Геракл (а наши властители все как на подбор не Гераклы). Призраки — те, кого охота будет сокрушать, — продолжат множиться. Головы — отрастать. И вся энергия власти будет направлена на собственное самосохранение. Довольно тоскливое времяпрепровождение. Ни себе радости и покоя. Ни стране пользы.

И еще. У представителей нашей власти есть какая-то странная особенность: они у нас все сплошь и рядом — поклонники Бенедикта Спинозы. Они — особенно, когда их критиками выступают люди, скажем так, с небезупречно репутацией, — как-то слишком буквально понимают знаменитую максиму нидерландского философа: "Слова Павла о Петре говорят нам больше о Павле, чем о Петре". Так вот, не всегда. Иногда все-таки — о Петре.