Пасторальное убийство. Украина идет похожим путем с Россией

Ирину Ноздровскую, юриста и правозащитницу, убили в родном селе с населением менее четырех тысяч человек. По нынешним меркам, когда жизнь клубится в мегаполисах, раздувая их до состояния вселенских пузырей, это почти хутор.

Плюнь — и плевок приземлится где-то на окраине. Все все про всех знают. Кто с кем дружит. Кто с кем спит. Кто к кому ходит в гости. Кто кого ненавидит. Кто кому угрожает. Кое-что, конечно, скрыть можно, но лишь при условии, что ты прошел обучение в школе разведки и знаешь, как замести следы. В таком "мирке на ладони", казалось бы, не должно происходить и менее ужасных вещей, чем убийство. Но они есть. И кормятся они страхом местных жителей.

Известный норвежский криминалист и специалист в области социологии права Нильс Кристи потратил немало времени, чтобы показать, как важно использовать потенциал общин для того, чтобы минимизировать число преступлений и сделать жизнь в таких маленьких анклавах более комфортной и безопасной. Он приводил юридические аргументы. Рассматривал возможные риски. Уснащал свои исследования примерами не только из жизни "карманной" сельской Норвегии, но и из опыта общинных структур, скажем, в Сан-Франциско.

Кристи пришел к выводу, что в случае конфликта "сплоченность общины дает возможность слабой стороне в подсистеме сделать свое несчастье достоянием гласности и организовать также защитную коалицию". Иными словами, в таком небольшом демографическом образовании очень важно наличие минимального доверия между его членами. Если оно есть, многие противоречия могут быть сняты или по крайней мере ослаблены.

За те годы, которые мы якобы строим правовое государство, это чувство из глубинки никуда не исчезло. Оно укоренилось в обитателях крошечных селений в гораздо большей степени, чем в тех, кто строит свою судьбу в столицах. Потому что именно в таких населенных пунктах всем известно, кто в доме хозяин. Кто чей кум, брат, сват или племянник. Именно здесь прописалась жизнь, вполне согласованная с поговоркой "кнутом обуха не перешибешь". Мы привыкли костерить Россию, у которой есть Чечня, где режим правления мало чем отличается от средневекового ханства. Но достаточно взглянуть на наши маленькие города и села, чтобы понять: мы идем похожим путем.

Убийство в Демидове уже успели сравнить с событиями во Врадиевке летом 2013-го. Тогда двое милиционеров и один таксист, племянник райпрокурора в Николаеве, изнасиловали и жестоко избили 29-летнюю продавщицу Ирину Крашкову. На пятый день после случившегося, видя, что местному правосудию до негодяев дела нет, жители пошли на штурм районного отдела милиции. Взломали двери, разбили окна, повредили служебные авто. В ход пошли бутылки, петарды, слезоточивый газ, коктейли Молотова. Все это стало своеобразной предтечей Майдана. При этом некоторые из участников стихийного бунта тогда опасались: подобного им не простят. Переловят поодиночке. Найдут предлог и посадят.

И все-таки вопиющее преступление, совершенное мерзавцами в погонах, позволило гневу и возмущению пересилить парализующий страх перед системой, которая способна тебя растоптать. Не будь его, возможно, жители райцентра, в котором проживает всего восемь с лишним тысяч человек и в котором, как и в Демидове, все все (или почти все) про всех знают, провели бы свою акцию раньше. Ведь во Врадиевке уже были до этого два убийства с изнасилованием, в которых многие сельчане подозревали одного из насильников Ирины Крашковой. По "почерку".

Изменилось ли что-то в жизни украинской глубинки за неполных пять лет? Наверное. И даже безусловно. Только страх никуда не делся. Малые города и веси Украины, как и прежде, отданы на откуп местным правителям — административным, полицейским, судебным. Создается впечатление, что все они наделены правом на дискрецию — решение тех или иных вопросов по своему усмотрению. Это в принципе подрывает доверие к самой пирамиде власти в стране, поскольку, как однажды отметили американские исследователи подобной проблемы, "дискреция может скрывать за собой дискриминацию и произвол". Что она, собственно, и делает.

В сущности, малое насилие от большого отличается, как правило, лишь степенью ужасающих последствий. Убийства — высшее проявление отвратительного произвола. Но они будут повторяться в украинской глубинке, если там и впредь будет реализовываться модель "наместничества", какие бы сферы она ни охватывала. Возможно, такой управленческий механизм вынужденно мил центральной власти (как Путину мило кадыровское ханство в Чечне). Но перспектив у этой азиатчины в Украине нет. Если, конечно, не считать перспективами разгул стихийных протестов народа, который после очередной Врадиевки или Демидова вдруг обнаружит в себе силы и полное отсутствие страха для нового Майдана.