Начало войны. Почему Сталин проиграл Гитлеру

Только спустя 8 часов после нападения Молотов наконец выступил по радио (а его вождь и учитель, как известно, молчал и будет молчать еще целых полторы недели). Особый упор он сделал на то, что Германия напала "без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны". Эта тема "вероломного нападения" стала потом ведущей в советской пропаганде для объяснения причин всех неудач и катастроф.

3 июля выступил сам Вождь. И большую часть своей "исторической" речи он посвятил довольно нелепым, путаным и совершенно детским объяснениям, почему Советское правительство поступило хорошо и правильно, заключив Договор о ненападении с Германией и развязав Германии руки для завоевания Западной Европы.

За всем этим явственно читается совершенно четкое ощущение: "Мы опростоволосились! Гитлер оставил нас дураках!"

А давно ли Сталин буквально упивался собственным хитроумием? 9 сентября 1939 года, по свежим следам разговора с ним, Георгий Димитров записывает в дневник мудрые тезисы Вождя:

"Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.). За передел мира, за господство над миром! — Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга^. — Неплохо, если руками Германии было расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). — Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему. (…)Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. — Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. — Следующий момент подталкивать другую сторону".

В наше время вопрос о виновниках Второй мировой войны в русскоязычной публицистике, к сожалению, сведен к борьбе просоветских и антисоветских пропагандистских штампов. Справедливости ради следует сказать, что в игру под названием "Помоги Гитлеру развязать войну" СССР вступил все-таки, последним. Но уж зато, вступив, сразу пошел с козырного туза.

До 1939 года СССР в реальности был ЕДИНСТВЕННОЙ страной, последовательно настаивавшей на создании антигерманского блока. Такова была ирония судьбы, что большевики, долгое время считавшие версальскую систему своим главным врагом и последовательно занимавшиеся ее подрывом в союзе с побежденной Германией, теперь оказались последними ее защитниками и хранителями. Тогда как ее собственные творцы и выгодоприобретатели, западноевропейские демократии – позорно ее предали и сдали.

Видимо, они были бы действительно не прочь, чтобы Гитлер отправился на Восток завоевывать там "жизненное пространство" и вцепился в глотку коммунистическому динозавру. Вопрос: каковы будут дальнейшие шаги Германии, если она прирастет ресурсами побежденного СССР, им в голову почему-то не приходил.

Люди в Кремле это чувствовали очень остро. Более того – в их головах эти обстоятельства даже фантастически преображались в свете параноидальной теории заговора мирового империализма против Страны Советов. Идея, что Германия, Япония и "демократии" вот-вот заключат совместный союз для нападения на СССР, казалась им более чем реальной.

А между тем, пока литвиновский НКИД последовательно и принципиально пытался создавать "систему международной безопасности", за его спиной Сталин, через своих личных представителей, зондировал возможности для договоренностей с Гитлером и возобновления раппальской политики – "вместе с Германией против западных хозяев жизни". Позорная сдача демократиями всех своих собственных принципов и интересов в Мюнхене заставила Сталина в очередной раз ступить на этот путь.

Между тем произошел новый поворот. Гитлер разорвал Мюнхенские договоренности, оккупировав Чехию – и затем предъявил претензии Польше. Чемберлен дал гарантии Польше. Реально запахло войной между Германией и демократиями.

Казалось бы – то, на чем настаивала советская дипломатия, наконец начинает реализовываться, чего же больше? Но хитромудрый Сталин воспринял ситуацию совершенно по-иному. Он воспринял ее, как открывшееся поле для маневров между сторонами, большого торга и в общем – имперских геополитических игр. Уже 10 марта 1939 года на XVIII съезде ВКП(б) Сталин многозначительно предупреждает "провокаторов войны", "привыкших загребать жар чужими руками" (иными словами англо-французов), что не позволит им втянуть СССР в войну. В Берлине сразу поняли сигнал. А уж когда, два месяца спустя, Сталин заменил на посту главы НКИД еврея Литвинова своим бессловесным прислужником Молотовым – на Вильгельмштрассе открыли шампанское.

Это совершенно не мешает Сталину вести с англо-французами переговоры о военном союзе. Контуры союза поначалу вырисовывались впечталяющие – потенциально к нему была готова примкнуть половина Европы, включая столь ненавистные ранее страны "санитарного кордона". Увы, обе стороны сделали все, чтобы торпедировать открывавшиеся возможности. Демократии старались не связывать себя никакими определенными обязательствами, явно полагая, что Сталину деваться все равно некуда и воевать он по-любому будет – а будут смотретоь на это, как римляне на бой гладиаторов, из-за безопасной линии Мажино.

Они действительно были не прочь позагребать жар чужими руками. Сталин же затребовал "плату". Платой являлись, фактически, все приграничные страны. Разумеется вслух это не произносилось, но требование о вводе войск в эти страны в совокупности с своеобразным пунктом о "косвенной агрессии" (которые разрешал Сталину предпринимать любые акции против соседей, если ему ПОКАЖЕТСЯ что какие-то их действия косвенно способствуют Германии) не оставляли сомнений. Тут уже не только прибалты, но и непосредственно угрожаемая Польша стали приходить к выводу, что немцы для них являются меньшим злом, чем самозваные московские "защитники".

Сталин потом так объяснял Димитрову: "Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократическими странами и поэтому вели переговоры. Но англичане и французы хотели нас иметь в батраках и притом за это ничего не платить! Мы, конечно, не пошли бы в батраки и еще меньше, ничего не получая". И реалполитик восторжествовала во всей красе. Сталин подписал с Гитлером пакт о разделе Европы и радовался, как умно он все устроил: империалисты истощают друг друга в войне, а он безо всякой войны округлил свои границы!

Радость эта продолжалась меньше года. Стремительный разгром Франции и оккупация всей Западной Европы повергла Сталина в шок. Тем более что вслед за этим Гитлер дал гарантии Финляндии и заключил союз с Румынией, что в Москве было расценено уже как прямое нарушение прежних договоренностей.

Сталин начинает чувствовать, что сам себя загнал в ловушку своей реальной политикой и геополитической мудростью – лихорадочно ищет выхода и в то же время отказывается признавать совершенно очевидную объективную реальность. Начинаются метания: то попытка вести с Гитлером переговоры о союзе против Англии и разделе Британской империи, то идеи неожиданного превентивного нападения на Германию, то идеи о возможности сохранить мир и оттянуть войну: Гитлер, мол, за мир и дружбу, но проклятые генералы его провоцируют.

Историки интерпретируют советскую политику предвоенного года самым противоположным образом. Видимо, проблема в том, что они ищут в ней линейную логику, а найти таковую трудно, поскольку она исходила из болезненных построений в голове тирана, который понял, что попал впросак, но категорически отказывался сам себе в этом сознаться.

Самое удивительное состоит вот в чем. Казалось бы, вышеописанные совершенно хрестоматийные события должны были раз и навсегда убедить человечество, что политика, исходящая из последовательных принципов, даже и прагматически может оказаться более выгодной, чем политика, исходящая из беспринципных политиканских или имперско-"геополитических" расчетов. К сожалению, главный урок истории воистину заключается в том, что из нее не извлекают никаких уроков.