Brexit карающий. Что стоит за отставкой Бориса Джонсона

Борис Джонсон, экстравагантный министр иностранных дел Великобритании подал в отставку, и мировая пресса тут же заговорила о двух вещах. Первая: правительство Терезы Мэй "сыпется", а самой госпоже премьер-министру едва ли удастся досидеть на Даунинг-стрит до марта следующего года, когда Brexit официально вступит в силу. Вторая - о том, что, как выразился обозреватель издания The New Yorker Джон Кэссиди, "в последние несколько месяцев становится все более очевидным, что осуществление чистого разрыва с ЕС - того, что требовали сторонники так называемого жесткого Brexit, - нанесло бы ущерб экономике Британии". Само сочетание (если не сказать – переплетение) этих двух тезисов показывает внутреннюю противоречивость процесса удаления Лондона от Брюсселя.

Дело не в том, что мягкий Brexit, пункты которого были согласованы 6 июля и стали поводом для Бориса Джонсона покинуть Foreign Office, ведет к правительственному кризису. Объяви Тереза Мэй о самом жестком варианте разрыва с Евросоюзом – это все равно бы создало кризис. Не только во властных структурах островитян, но заодно и в обществе, в котором число желающих сделать самостоятельную Британию great again лишь незначительно превышает количество тех, кого вполне устраивало пребывание страны в ЕС. К тому же при втором исходе проблемы бы совершенно точно возникли на устанавливающейся линии разграничения Лондон – Брюссель. Не исключено, впрочем, что и нынешняя версия документа может вызвать некоторые претензии у еврочиновников. Например, пункт о том, что Британия будет ориентироваться на законодательство ЕС в тех сферах, где это необходимо для беспрепятственной торговли. При этом за парламентом, утверждающим законы, закреплено право на отказ это сделать. Резонный, напрашивающийся вопрос: а в каких, собственно, случаях?

Ситуация еще и тем плоха, что официальный Лондон вместе с Brexitом вытащил какой-то странный прикуп, при котором противоречия внутри правительства и истеблишмента, похоже, не могут быть сняты ни принятием нормативных документов, ни дискуссиями вокруг тяготящих Британию проблем.

Отставка Бориса Джонсона все это немного обнажила и вызвала довольно бурные обсуждения. Но лишь потому, что он уже давно является публичной фигурой, не лишенной налета скандальности. Достаточно вспомнить о том, какие аргументы в пользу Brexitа он приводил примерно за месяц до судьбоносного референдума. "Наполеон, Гитлер и разные другие пытались осуществить это [объединение Европы], но все кончалось трагически, - говорил он. - ЕС - это попытка сделать то же самое другими методами. Фундаментально недостает вот чего - вечной проблемы, заключающейся в том, что преданности идее Европы не существует".

Джонсон давно славится своими язвительными остротами, так что это высказывание, уподобляющее Евросоюз одиозным историческим персонажам, в его случае можно еще принять как достаточно невинное. Да и тот тезис, что он сформулировал в прощальном письме Мэй – о том, что Британия при мягком Brexit движется "к статусу колонии, и многим людям будет непросто найти хоть какие-то экономические или политические выгоды от этого положения", - это скорее заготовка для какой-то предвыборной речи, чем разрушительная критика шагов действующего кабинета, с которыми он принципиально не согласен.

Он, кстати, долго тянул с тем, чтобы обозначить открыто свою позицию по Brexit, и лишь ближе к референдуму сказал "за" и стал главной фигурой этого процесса. И хотя его можно назвать более или менее внятным британским империалистом (чего стоит, например, его высказывание об Африке: "Этот континент - пятно на карте, но не на нашей совести. Его проблема состоит не в том, что мы когда-то правили там - проблема в том, что мы не правим там больше"), все-таки и его активное участие в референдуме 2016-го, и нынешний демарш больше говорят не о взглядах, а о политических амбициях.

Как написал сразу после его отставки колумнист The Guardian Мартин Кетлл: "Единственное, что не изменилось, это амбиции Джонсона. У него может быть ум и характер второго класса, но у него первоклассное эго… Его самооценка столь же невоздержанна, как и Трамповская".

Иными словами, о правительственном кризисе нельзя судить по поступку Джонсона. Возможно, это просто начало его извилистого пути на Даунинг-стрит, 10. После победы евроскептиков многие полагали, кстати, что он выдвинет свою кандидатуру на пост главы Консервативной партии и премьер-министра страны. Но его тогда в желании взобраться на вершину партийной пирамиды опередил ближайший сподвижник по Brexit, министр юстиции Майкл Гоув. И Джонсону, по-видимому, пришлось скорректировать свои бонапартистские планы. Но это, однако, вряд ли может означать, что они растаяли, как лондонский туман в ясный день.

Это, между прочим, не фигура речи. Прадед Бориса по отцовской линии был министром внутренних дел в правительстве последнего Великого визиря Османской империи и отдавал приказ об аресте Кемаля Ататюрка. Правда, когда Ататюрк пришел к власти, был отдан уже другой приказ, и бывшего министра быстренько линчевали. Видимо, экзотика никуда не исчезает из фамильного древа, если уж она там поселилась. Разве что слегка модернизируется. К примеру, уходит в медийность. Так вот, вполне медийный персонаж Джонсон, повторюсь, мало что говорит о периоде полураспада британского правительства. Зато об этом буквально вопиет сухая статистика.

Отставка Джонсона стала шестой в кабинете Терезы Мэй за последние восемь месяцев. И на самом деле это уже серьезно.

Был, конечно, забавный казус с главой аппарата правительства Дэмианом Грином, вынужденным уволиться в декабре 2017-го после того, как на его компьютере обнаружили порнографию. Но все остальные отставки были все-таки менее "клубничными", а одну даже, министра обороны Майкла Фэллона, СМИ связали с интригами, при помощи которых тот пытался внутри правительства избавиться от сторонников Brexitа.

То есть Brexit оказался фактором, способным рушить карьеры и вбивать клинья между теми, кто сегодня руководит страной. И пока что окончания политическим американским горкам на Британских островах не видно. Аналитики предсказывают дальнейшие исходы из правительственных апартаментов. И уже сейчас не очень понятно, как Терезе Мэй вообще управляться со всеми этими неприятностями. И как гасить кадровый голод. А он, по-видимому, существует. Даже тот, кого после ухода Джонсона моментально определили управлять внешнеполитическим ведомством, Джереми Хант, кажется шахматной фигурой, которую поставили не на ту клетку.

В двух правительствах Дэвида Кэмерона и Терезы Мэй, он руководил здравоохранением. Если это как-то и связано иностранными делами, то, вероятно, лишь в той мере, в какой и та, и другая работа – нервные. И лучше, конечно, иметь опыт предоставления скорой помощи и запас таблеток, чтобы не пасть жертвой какого-нибудь сердечного приступа на новом посту. А заодно уберечь от этого зла всех своих коллег. Ну, тех, кто еще остался на капитанском мостике Британии.