Зона особого внимания. На каких условиях доноры готовы помогать Украине восстанавливать Донбасс

До того как возглавить Министерство по вопросам временно оккупированных территорий, Вадим Черныш руководил Госагентством по вопросам восстановления Донбасса. Почти год его работы в этом ведомстве видимых результатов не принес — львиная доля времени и сил ушла на создание нового органа и формирование штата. С министерством та же проблема: оно создается с нуля и заработать полноценно не может уже больше трех месяцев. Задачу по запуску ведомства усложнил и вступивший в силу новый закон о госслужбе, согласно которому всех чиновников нужно набирать через открытый конкурс.

Основная функция нового министерства — координация сотрудничества госорганов, неправительственных и гуманитарных организаций по вопросам работы с оккупированными территориями. По словам Черныша, одна из главных сложностей — отсутствие единой политической позиции относительно того, как быть с людьми, оставшимися по ту сторону фронта. До тех пор, пока этот вопрос открыт, парламенту вряд ли удастся принять законы, необходимые для решения проблем Донбасса.

КТО ОН

Министр по вопросам временно оккупированных территорий и временно перемещенных лиц

ПОЧЕМУ ОН

Знает, когда и как можно решить проблемы серой зоны

Надейся и жди

Больше двух лет люди, желающие пересечь линию разграничения, вынуждены в жару и мороз стоять в очередях по 3–4 часа. Неужели нельзя увеличить количество пограничников, проводящих досмотр, чтобы очереди двигались быстрее?

— Очереди выстраиваются по нескольким причинам. Во-первых, у нас недостаточное количество пунктов пропуска. В Луганской области для автомобилей нет ни одного. Во-вторых, поставить больше пограничников невозможно — это вопрос безопасности. Кроме них на контрольных пунктах въезда-выезда еще работает СБУ, которая отфильтровывает преступников, а также Государственная фискальная служба, отслеживающая перемещение товаров. Скоординировать эту работу непросто. Конечно, необходимо улучшать процедуры, но это не самое главное. Когда в Зайцево сделали отдельную полосу для гуманитарного груза, мы рассчитывали, что это позволит пропускать больше людей. Но поток граждан настолько велик, что очереди все равно выстраиваются. Одна из причин — отсутствие сервиса и дороговизна продуктов на неподконтрольных территориях. Одно дело, когда ты едешь раз в месяц, другое — когда ты вынужден пересекать линию разграничения постоянно, чтобы купить еду или снять деньги в банкомате. Сейчас поток очень большой, и к тому же некоторые пункты периодически закрываются из-за обстрелов. В это время на действующие КПВВ нагрузка увеличивается.

Планировалось, что люди, которые едут с неподконтрольных территорий, смогут покупать продукты и снимать деньги в банкоматах в логистических центрах, построенных вблизи линии разграничения. Почему этот проект оказался неудачным?

— За логистические центры отвечают военно-гражданские администрации, пограничники и военные. Неудачен он потому, что не решен вопрос отдельного въезда. Предполагалось, что для заезда в логистический центр люди будут пересекать только нулевой блокпост, не доезжая до самого КПВВ. Но по факту на пункты пропуска и в логистические центры стояла одна и та же очередь. Процедур, которые позволяли бы туда отдельно заехать, купить все необходимое и уехать, нет. Плюс в логистических центрах не такой широкий ассортимент товаров. Когда человек уже отстоял очередь, есть смысл ехать дальше, вглубь Украины — туда, где он сможет купить все что захочет. Проблема еще и в том, что у нас нет железнодорожного сообщения.

Ваш заместитель Георгий Тука заявил, что планируется восстановление транспортного сообщения с оккупированными территориями. Речь идет только о железнодорожных перевозках?

— Единой политической позиции по этому вопросу нет. Я считаю, что нужно поддерживать связь с людьми на неподконтрольной территории, потому что это наши граждане. Они должны иметь возможность передвигаться по территории Украины, покупать продукты, пользоваться своими банковскими карточками. Но опять же мы упираемся в вопрос безопасности, когда идеальным вариантом было бы вообще никого никуда не пропускать. Хотя мы должны найти баланс между безопасностью и необходимостью интегрировать людей, которые находятся на неподконтрольных территориях. Варианты, как восстановить пассажирское железнодорожное сообщение, рассматриваются. У нас ведь есть не только автомобильные пункты пропуска, но и железнодорожные. Уголь, пусть и с некоторыми проблемами, все же идет с неподконтрольной территории. Я не вижу существенных отличий между тем, когда человек пересекает линию разграничения на автомобиле, и тем, когда он едет в вагоне поезда. Надеюсь, что формула безопасности для восстановления ж/д сообщения будет найдена.

Рука помощи

Вы являетесь противником экономической блокады Донбасса. Должны ли, с вашей точки зрения, получать соцвыплаты люди, проживающие на неподконтрольных территориях? Многие из них поддерживают "ДНР/ЛНР", а в Украину просто ездят за деньгами.

— Первое: все граждане Украины имеют равные права до тех пор, пока они не лишены этих прав по решению суда. Второе: если эти люди занимаются противоправной деятельностью, например финансируют терроризм, выплаты прекращаются. Такие случаи уже были. Я ни разу не слышал, чтобы хоть один высокопоставленный чиновник официально или неофициально сказал, что граждане Украины не имеют права на получение соцвыплат. Вопрос лишь в том, как их выплачивать. Это предмет постоянных переговоров в минском формате. Нужно удостовериться, что именно тот пенсионер получает деньги, выяснить, кто жив, кто умер, кто уехал в Россию, кто живет на подконтрольной территории.

Но как это сделать, пока не решено. Если бы это был простой вопрос, его бы не включали в резолюцию Сов­беза ООН. Я считаю, что, если человек является гражданином Украины, лишить его права на соцвыплаты нельзя. Иначе завтра можно будет лишить прав меня, вас и любого другого. Теперь вопрос: все ли права в Украине соблюдаются? Нет. И это, к сожалению, не всегда зависит от контролируемости территории.

Приближается отопительный сезон, а вопрос с поставками газа в населенные пункты, расположенные неподалеку от линии разграничения, такие как Авдеевка, Марьинка, Красногоровка, не решен. Газопровод там якобы начали прокладывать без проекта, однако работы не завершили. Что помешало?

— Это проект гуманитарного характера, его реализовывает Международный комитет Красного Креста. Мы содействуем им настолько, насколько это возможно. Однако из соображений безопасности Красный Крест не может проводить ряд работ — организация не позволит рисковать жизнями людей ради строительства газопровода. Поэтому работы проводятся или с отставанием от графика, или вообще не ведутся.

Есть ли шанс, что до начала отопительного сезона работы завершатся?

— Есть. Вопрос упирается в работу Совместного центра по контролю и координации режима прекращения огня (группа по контролю за соблюдением минского протокола, в которую входят представители украинской и российской сторон, а также "ДНР" и "ЛНР". — Фокус), с которым постоянно возникают проблемы по согласованию заявок. Этот центр должен согласовать время, чтобы в период проведения работ не было обстрелов. Пока сделать это не удается. Хотя по некоторым инфраструктурным проектам получалось договориться.

Прошлую зиму люди пережили благодаря буржуйкам и электрообогревателям, которые выдавали гуманитарные организации. Есть ли у вас план Б на тот случай, если достроить газопровод не удастся?

— В зоне боевых действий вообще сложно что-то предсказать. Если не решатся вопросы безопасности, будут сложности с инфраструктурой. Причем, я думаю, что, как и в прошлом сезоне, проблемы появятся по всей линии соприкосновения. В Донбассе линии электропередачи перебивают постоянно — они в нескольких местах пересекают линию разграничения. Потом их чинят. В Луганске та же история. Линия разграничения проходит по самой важной инфраструктуре. В районе Авдеевки и Донецкого аэропорта, например, расположен еще и водовод на Мариуполь. Пока ни мы, ни ОБСЕ из-за мин не можем получить доступ к осмотру этой трубы.

Жители населенных пунктов, оставшихся без газа, рассчитывают, что им хотя бы электроэнергию пересчитают как негазифицированной местности. Возможно ли это?
— Думаю, да. Мы будем говорить со всеми заинтересованными сторонами. Однако наши задачи — стратегические: контакты с гуманитарными организациями, окно тишины, допуски. Мы не можем координировать местные планы. Мы вмешиваемся только тогда, когда где-то возникают сбои.

Фонд преткновения

Глава Донецкой военно-гражданской администрации Павел Жебривский заявлял, что не позже июля будет создан трастовый фонд для восстановления Восточной Украины. Почему он до сих пор не создан?

— Фонд, который формируется, — это механизм финансирования, основанный на трех вещах: привлечении средств, приоритезации расходов и передаче денег, мобилизованных от доноров на определенные потребности. В этом фонде будет два окна: окно ООН и окно Всемирного банка. Одни специализируются на социально-экономическом аспекте, другие — на восстановлении и региональном подходе. Переговоры между нами и донорами закончились. Сейчас вопрос о создании этого фонда будет передан на рассмотрение правительства.

Какие проекты вы определили как приоритетные, чтобы профинансировать их с помощью этого фонда?

— Это принципиально неправильный подход. Фонд будет ориентироваться на потребности громад — может, им школы нужны, а может, больницы. Представители местной власти должны сами определить приоритеты и подать свои проекты донорам. Для окна ООН в регионах работают полевые офисы, которые помогают создать региональные стратегии. Мы также совместно с ООН и Всемирным банком в начале августа проведем семинары в Святогорске и Днепре, посвященные тому, как местным органам власти определять приоритеты, как готовить и подавать проекты, чтобы доноры их профинансировали. Решение о том, давать ли деньги, будут принимать четыре представителя от Украины и четыре — от международных организаций. Будет сбалансированный подход, а не как с распределением госсредств. И, конечно, тот, кто даст деньги, получит возможность контролировать их использование. Пока никаких финансовых обязательств предоставить средства ни один донор на себя не взял. Но они выразили готовность финансировать определенные проекты, когда фонд будет создан. Если такие условия, как эффективность управления, приоритезация и прозрачность, будут соблюдаться, количество выделяемых средств станет увеличиваться.

Доноров не отпугивает нестабильная политическая ситуация в Украине?

— Это отпугивает инвесторов, потому что их задача вкладывать деньги и получать экономический эффект. У доноров совсем другая задача: они приходят помогать в связи с конфликтом. Так что нестабильность их не отпугивает, это причина, по которой они здесь.

Выходит, что инфраструктура Донбасса будет восстанавливаться только в том случае, если доноры предоставят финансирование для этих целей?

— Нет, она уже восстанавливается за госсредства. Местным бюджетам выделили 3,8 млрд грн на эти нужды. Из них 1 млрд пошел в Луганскую область, 2,8 млрд — в Донецкую. Кроме этого, есть кредит немецкой организации KfW на 500 млн евро, из которых 300 млн предусмотрено на восстановление инфраструктуры. Также кредит на 200 млн евро выделил Европейский инвестиционный банк. Мы как министерство не являемся распорядителями денег и не реализуем эти проекты — это компетенция Минрегиона. Кстати, во всех условиях, под которые доноры выдают деньги, прописывается, что они финансируют восстановление мостов, дорог, школ, садиков, станций переливания крови, но только не жилья.

Как же вы тогда планируете помогать людям, чье жилье уничтожено из-за военных действий?

— Можно по какой-то процедуре всем людям дать деньги и таким образом решить этот вопрос. Но вы поймите, что все должности, начиная с Киева и заканчивая маленьким селом, занимают госслужащие. И если в законодательстве не будет четко прописано, как поступать с бюджетными деньгами, любой чиновник откажется подписывать документы, вплоть до увольнения. Иначе через год к нему придут и скажут: вы неправильно распорядились госсредствами. Посмотрите, сколько изменений предлагается в закон о борьбе с терроризмом, чтобы рассмотреть законопроекты о компенсации за разрушенное жилье. В Верховной Раде есть пять разных законопроектов о том, как урегулировать вопрос этой компенсации. Ни один из них не принят.

Какой механизм компенсации вы считаете оптимальным?

— Есть два подхода. Первый — дать всем пострадавшим фиксированную сумму и забыть о проблеме. Второй — оценить ущерб каждого домохозяйства и выдавать компенсацию по механизму чрезвычайной ситуации с той разницей, что при чрезвычайной ситуации нет виновных, а здесь есть. Но опять же это только предложения. Законодательной базы не существует. Давайте смотреть дальше. Что происходит с землей, которую выдают участникам АТО, чтобы они построили себе дома? Поскольку денег у них нет, они просто продают эту землю. Но в этом случае мы не достигаем конечной цели. Ни одна страна не соглашается и не считает правильным давать нам средства на компенсацию за разрушенное жилье или на капитальное строительство домов, даже под гарантии. Этим вопросом занимаются только гуманитарные организации — крышу подлатать, окна вставить. Вот и получается: доноры не считают нужным финансировать восстановление жилья для частных лиц, а у госбюджета нет механизмов, пока не внесены изменения в законодательство. На это нужна политическая воля. Если она будет, мы как исполнительная власть все сделаем.

Что предлагаете делать людям, которые остались без крыши над головой?

— Существовал механизм отселения людей из серой зоны. Но мест не хватает. Были вагончики, переданные немцами, заселялись санатории. С одной стороны, следовало бы дать этим людям социальное жилье. С другой — а что делать с теми, кто стоит в очереди на квартиру уже 20 лет? У нас ведь в Жилищном кодексе написано: первая очередь — молодые специалисты, прокуроры, судьи и т. д. Получается, что дать человеку жилье, поскольку он остался на улице из-за войны, это нарушение законодательства. Конфликт в Донбассе длится два года, а проблемам с несовершенным законодательством десятки лет. Почему мы ведем переговоры со Всемирным банком, с гуманитарными организациями, немецким правительством? Потому что понимаем: в бюджете денег нет, в приоритете — безопасность, и в основном средства направляются на оборону. Для решения всех остальных задач мы ищем альтернативные пути, но не всегда успешно.

• Читайте также: Закон и беспорядок. Министр юстиции Павел Петренко о международных исках и $1,5 млрд Януковича

На линии разграничения не вещает ни один из украинских каналов. Будет ли в сентябре, как это предполагалось, построена телевышка на горе Карачун, чтобы вещание было восстановлено?

— Я не смотрел, как идет ход строительства, но представитель президента в Кабмине обратился к правительству, чтобы средства на эти нужды были взяты из резервного фонда. Исходя из того, что данная проблема попала в поле зрения президента, есть надежда, что это удастся сделать. Согласно действующему законодательству просто включить передатчик и начать вещать на Донецк нельзя. Потом наладить сотрудничество с Концерном радиовещания, радиосвязи и телевидения, а также с другими национальными компаниями, которые не всегда быстро реагируют на ситуацию. Да и вообще, чтобы начать вещание, одной вышки недостаточно — нужна инфраструктура. К тому же не забывайте, что этому вещанию будут противодействовать с той стороны. Мы работаем с Мининформполитики, Госспецсвязи и другими заинтересованными ведомствами и надеемся, что к осени ситуацию удастся переломить. Но это не решит вопрос информационной политики по отношению к неподконтрольным территориям. Это не стратегический вопрос, а всего лишь элемент стратегии. Мне кажется, что включить украинские каналы недостаточно. Нужно договариваться с теми, кто согласится специально вещать на оккупированную территорию. Понятно, что никакой коммерческой выгоды от такого вещания не будет, потому что рекламу никто там размещать не станет.

Фото: Александр Чекменев